Элиас нуждался в охотнике, и Нарек занял этот пост, но никому не рассказал, что думает о событиях на Исстване. Ему не нравилось все это, но он понимал необходимость войны и верил в их идеи — пусть и не так слепо, как некоторые его братья.

Лишь во время охоты его разум был занят так, что другие заботы переставали иметь значение. Все растворялось в тумане, когда Нарек преследовал жертву.

Использовать сервиторов в качестве ложной цели было умно. Киборги погибли быстро, не оказав особого сопротивления, но отвлекающий маневр отнял у них несколько драгоценных минут. Нарек позволил Дагону разобраться с ними, удовлетворившись ролью наблюдателя, после чего прочесал территорию в поисках других следов. Харука он отправил вперед, чтобы захлопнуть ловушку, столь искусно расставленную для жертвы.

Теперь Нарек смотрел на них сверху вниз, скорчившись на крыше, за клубами пара, идущего из потолочных каналов, и ночными тенями. Все огни Раноса погасли — его братья позаботились об этом. Оставалось сделать совсем немного.

Охотничий отряд из трех человек. Будь Нарек моложе и без бионики, он провел бы операцию в одиночку. В нынешнем же состоянии он нуждался в помощниках.

— Последний рубеж обороны.

Дагон находился на крыше противоположного здания, примерно в двадцати метрах. Ранос был развитым индустриализированным городом и имел более чем достаточно укромных мест, откуда Несущие Слово могли наблюдать за своими жертвами.

Внизу двое вооруженных мужчин сидели на корточках в укрытии и встревоженно глядели в темноту. В стороне от них расположился третий, ничем не вооруженный, явно не боец.

— Просто еще один отвлекающий маневр, — ответил Нарек Дагону по воксу. — Одного не хватает.

— Харук выпотрошит его, как и того первого.

Каким же кровожадным был этот Дагон; Восьмой ему бы подошел, возможно, лучше, чем Семнадцатый. Впрочем, он убивал чисто и не задерживался около жертвы, что любили делать многие из Семнадцатого. И Нарек знал, что тот прав. Харук наверняка убил разведчика. А значит, ему и Дагону оставались эти три скальпа.

— Последний нужен Элиасу живым. У него есть кое-что, ценное для нас.

— А Харук это знает?

— Узнает, если убьет его — Элиас об этом позаботится.

— Тогда давай покончим с этим быстрее, чтобы не заставлять темного апостола ждать.

Нарек закрыл канал связи, снял перекинутую через спину снайперскую винтовку и установил ее в положение для стрельбы. Она была исключительным экземпляром. Винтовка модели «Бронтос», тяжелая и сложная в использовании, но вес ее восполнялся огромной убойной силой. Для нее требовались специально изготовленные болтерные снаряды, а в ружейную ложу был установлен импеллер, компенсирующий уменьшенную дальность пневматическим толчком. Рукоять взведения затвора позволяла перезаряжаться вручную, но понадобиться могла только в экстренных случаях. Нарек предпочитал держать свои цели на расстоянии и пользоваться функцией автоматического заряжания.

Припав правым глазом к прицелу, он отрегулировал целеискатель, пока перекрестие не оказалось прямо на голове человека справа. Ложа винтовки холодила щеку, и чувствовалась шероховатость засечек, которые он вырезал на ней, отмечая убийства с дистанции. Их было много.

Нарек пробормотал клятву, выждал три секунды, выравнивая дыхание, и выстрелил.

Себатон замер, услышав выстрел. Дыхание перехватило, и пришлось совершить сознательное усилие, чтобы выдохнуть. Гром оружейных выстрелов был ему хорошо знаком, но в городе стояла такая абсолютная тишина, улицы и здания были так пусты, что неожиданное возникновение резкого звука его испугало.

Он выбрал то же направление, по которому их вел Варте, только двигался окольными путями. Сознательные крюки уводили его дальше от главных улиц, заманивали глубже в лабиринт. С того момента, как он прибыл на Траорис вместе с Варте и остальными, времени на нормальное знакомство с городами так и не нашлось. К тому же предполагалось, что миссия будет относительно простой. Найти реликвию, убраться и сесть в ближайшем космопорте на межатмосферный корабль, направляющийся к центру. На этой стороне разлома задача была не очень простой, но прямолинейной. Ее усложняла вторая часть миссии, но Себатон был прагматиком и все делал по порядку. Он изучил карты местности, впрочем, заменить собственные впечатления они не могли.

Центр Раноса застройкой больше напоминал улей из тесных грязных колоний. Склады, базы, дымовые трубы и мануфакторумы теснились, сдавливали друг друга сбоку и сверху. Но здесь он был незаметен. Здесь он был лишь крысой и надеялся, что, как все крысы, сумеет пробежать Ранос почти никем не замеченным. Добираться до верфи он будет дольше, но хотя бы уменьшит риск встречи с тем, кто убил Дуугана — а скаут был определенно мертв.

Как Варте и Трио. Он не слышал криков, даже от Голлаха, но они погибли.

Поразмыслив, Себатон предположил, что охотники могли сделать два выстрела — так синхронно, что первый замаскировал второй. Но ни один из них преследовали не заглушили, а значит, они отказались от скрытности в пользу грозности. Они хотели, чтобы он знал об их приближении, о том, что ловушка захлопнулась.

И это работало. Себатон пытался на бегу определить, с какого расстояния стреляли, но паника плохо влияла на умственные способности. Суставы в ногах горели из-за молочной кислоты, ныло в груди. Свинцовый страх усиливал напряжение, и хотя он считал себя здоровым и сильным, постоянные смены направления начинали изматывать. Хотелось остановиться, отдышаться и прийти в себя, но инстинкт самосохранения не позволял. Если он остановится сейчас, он сейчас же и умрет.

Себатон знал, что никто ему не поможет. Он остался один, и только чувствовал, что в нагромождениях жилых домов и мануфакторумов, мелькавших мимо, таится нечто. Словно он стоял у свежевырытой могилы: смерть витала в воздухе, найдя воплощение в осязаемой ауре насилия, замаравшей все вокруг в момент, когда обрывались жизни.

Он смотрел только вперед, не обращая внимания на мертвые каркасы зданий, обезлюдевшие, но не пустые, потому что боялся, что мельком брошенный взгляд явит ему призрак этой неотступной смерти. Но как труп, раздутый гниением, старое воспоминание все же всплыло в сознании.

Он был ребенком восьми стандартных лет, не больше, в своей первой жизни, задолго до войны. В его поселении погиб мальчик: утонул в одном из дренажных бассейнов, собиравших сток из Анатолийского Улья. Мальчик переходил вброд слишком глубокий участок, споткнулся об какой-то обломок, не видимый в мутной воде, и его утянуло вниз, когда турбины, поддерживающие течение в водостоке, заработали, создав искусственную стремнину.

Мужчины из поселка обследовали водоем, но тела так и не нашли.

Несколько месяцев спустя Себатон пошел к водоему, чтобы посмотреть, не осталось ли в воде чего-нибудь ценного, и потому что мрачная репутация этого места его манила. Но на пласкритовом берегу его ждали лишь горечь и неутихающая ярость. Когда он вступил в доходящую до щиколоток воду, что-то небольшое и бледное мелькнуло под водой. Его охватила такая паника, что он убежал прочь и больше никогда не возвращался, и только позже готов был поклясться, что в тот момент его что-то поцарапало, а потом обнаружил на коже пять тонких порезов. Эти раны так и не зажили. Из жизни в жизнь он нес их напоминанием о той встрече, как и растущее бремя на совести.

Воспоминание явилось непрошеным, а Себатону оставалось лишь гадать, пришло ли оно из-за того, что делали с Раносом, или его вызвал завернутый в ткань артефакт подмышкой.

Открытое пространство улицы вдруг показалось не самым безопасным местом. В затылке зудело, и хотя Себатону совсем не хотелось входить в какое-либо из зданий, будто медленно надвигавшихся на него, оказаться следующей целью под прицелом охотника у него тоже не было ни малейшего желания.

Он увидел впереди склад с распахнутыми воротами и направился к нему.

Темнота, окутывавшая Себатона, внутри здания только сгустилась. Он замер, ожидая, пока привыкнут к ней глаза. Через пару минут перед ним раскинулась обширная складская территория. Подвесные леса и балки над головой, залитые лунным светом из окна, напоминали паутину. Очевидная ирония — ибо он попал в ловушку, и преследователь-паук уже подбирался к нему, готовясь схватить.