— Даже если бы я хотел за ним возвращаться, сейчас мы не можем этого сделать.

— А ты не думал, что можешь послужить высшей цели?

— И помочь тебе?

— Да.

— И почему же я должен помогать тебе, Джон Грамматикус?

— Потому что то, что я здесь делаю, касается твоего примарха.

— Кого? — сощурился Нумеон.

— Вулкана.

Саламандр сжал кулаки.

— Я знаю, как моего примарха зовут. Объяснись.

— Копье, которое я нашел — это, в сущности, не совсем копье. Это кусок фульгурита, разряд молнии, запечатленный в камне.

— Что такое фульгурит, я тоже знаю, — сказал Нумеон. — Отвечай, какое отношение все это имеет к Вулкану.

Грамматикус облизал губы.

— Ты веришь, что твой примарх мертв?

Нумеон не колебался с ответом. В его глазах промелькнуло некое подобие надежды.

— Нет.

— Он жив, Нумеон. Вулкан жив.

— Откуда ты знаешь? У тебя есть доказательства?

— Ты же сам сказал, что веришь в это.

Нумеон прорычал, теряя терпение:

— Вера и факт — не одно и то же. Как ты можешь утверждать, что он жив, не имея доказательств?

— Потому что это правда, и потому что я даю тебе свое слово.

— И чего оно стоит?

Грамматикус покорным жестом поднял руку.

— Спокойно. Тебе нужна правда, и я ее тебе сказал.

— Ты скажешь что угодно, лишь бы сохранить себе жизнь.

— Верно, но я тебе не лгу. Если хочешь, прикажи своему псайкеру прочитать меня снова, и убедишься, что в моих словах нет обмана.

Нумеон, явно раздумывая над его предложением, спросил:

— Какое отношение это копье имеет к Вулкану?

— Честное слово, не знаю. Оно как-то связано с его судьбой. Мне просто поручили прилететь сюда и его раздобыть.

Это было ложью, во всяком случае, частично, но Грамматикус знал, что его начальство дало ему все необходимое для защиты разума от вмешательств.

Нумеон нахмурился.

— Кто поручил?

— Сложно объяснить.

Вокс Домада затрещал, и до Грамматикуса донесся тихий голос его собеседника.

— А ты попробуй, — сказал Нумеон. Он собирался что-то добавить, когда к ним приблизился Домад.

— Пергеллен вернулся вместе с Шен'рой, он хочет тебя видеть.

Нумеон мотнул головой в ответ:

— Никому ничего об этом не говори.

Домад кивнул.

— Что делать с ним? — спросил он, вынимая из ножен на поясе короткий меч. Его холодный взгляд Грамматикусу совсем не нравился. — Я могу покончить с ним прямо сейчас. Положить конец его крамольной болтовне. К тому же ему известно наше местонахождение и частично наши силы.

— Я еще не уверен, насколько она крамольна… — Нумеон с задумчивым видом помолчал. — И о нас, во всяком случае, ему ничего не известно.

— Он усложнит нашу миссию, — сказал Домад.

— Я готов взять на себя это риск. Домад, он что-то знает. И я тоже хочу это знать.

Он повернулся к Гвардейцу Ворона.

— Я присмотрю за ним, — пообещал Хриак, медленно убирая руки с груди, словно расправлял крылья.

— Домад, — позвал Нумеон.

— Никто не войдет и не выйдет без твоего разрешения.

— Нет, я лишь хотел попросить, чтобы ты не дал Хриаку выжечь его изнутри. Он мне нужен в здравом уме для предстоящего допроса.

— Твои слова глубоко меня ранят, — пробубнил Ворон.

Нумеон сдвинул брови.

— Хриак, это ведь был сарказм? А то ты сейчас показался почти таким же мягким, как Домад.

Железнорукий громко рассмеялся и отошел в сторону.

Нумеон кивнул им обоим, развернулся и покинул комнату.

— Я чувствовал себя в большей безопасности, когда действовал в одиночку, — полушутя сказал Грамматикус и перевел взгляд со строгого Железнорукого на призрачный силуэт Ворона и обратно.

Хриак не оценил юмора и уставился на него сквозь прорези в шлеме.

— Ты и был в большей безопасности, — просипел он.

Быстро пройдя через служебный коридор и старое фабричное общежитие, Нумеон оказался в покинутой трапезарии. Зал был практически пустым, немногочисленные скамьи и столы стояли вверх ногами в углах, а пол покрывала серая плитка. Здесь произошла небольшая стычка, в которой верные жители Раноса в конечном итоге проиграли. Пятна от упавшей еды перемежались с кровавыми разводами.

В центре зала Саламандра ждал Пергеллен.

Глаза на худом лице Железнорукого скрывались под стальным визором, поверхность которого пересекала одна ретинальная полоса. Свет в трапезарии не горел, и визор мягко светился в темноте. Помимо него у Пергеллена был только один бионический протез — левая рука, громко заскрежетавшая, когда он сжал ей запястье Нумеона. Угольно-черные волосы были коротко подстрижены — так же, как у его погибшего повелителя и отца.

На ремне, перекинутом через плечо, висела длинноствольная снайперская винтовка. Именно его точный выстрел убил Несущего Слово на складе, хотя с такого близкого расстояния это не представило сложности. Он рассчитывал превратить склад в наблюдательный пункт, но эти надежды рухнули, когда в здание ворвался тот человек.

— Артелл, ты выглядишь встревоженным, — сказал он Нумеону.

— Все в порядке, — Нумеон улыбнулся, пытаясь скрыть озабоченность, явно отразившуюся на лице, и ответил на формальное, но дружеское пожатие Пергеллена. — Рад снова тебя видеть. Где Шен'ра?

— На стоянке, с остальными, — без выражения ответил тот.

Пергеллен отличался серьезным нравом и редко проявлял теплоту. Но именно он спас Нумеона и Леодракка с полей Исствана-V. Так мало морлоков вырвалось оттуда, так мало воинов из клана Авернии осталось, чтобы хранить его великое и славное наследие.

Когда посыпались снаряды и ужасное предательство раскрылось, именно Пергеллен пробил путь к посадочным кораблям, в то время как остальные были слишком обезумлены смертью Ферруса Мануса. Именно Пергеллен протащил потерявшего сознание Домада через поля черного песка и именно он прикрывал путь к кораблю. Многие не добрались.

Если бы не Пергеллен, и Нумеон, и Леодракк погибли бы на том поле. Их братьев из Погребальной стражи вернее всего постигла эта участь — но Нумеон все не терял надежду, что они еще живы, как не терял надежду и на то, что жив Вулкан.

Если смертный сказал правду, то, возможно… Он тут же отбросил эти мысли, понимая, что доверять такому человеку неразумно, и спросил:

— Пергеллен, сколько времени мы провели на том транспортнике?

Они нередко возвращались к этому в своих разговорах.

— Пятьдесят один день, восемь часов и четыре минуты, — ответил Железнорукий.

В те дни они представляли из себя пестрое сборище воинов из самых разных отрядов и легионов. Не все выжили после побега. Некоторые оказались слишком сильно ранены, некоторые уже были мертвы, когда их втащили на борт. Из сорока семи улетевших легионеров осталось только двадцать шесть.

Они продержались достаточно долго, чтобы добраться до «Огненного ковчега» — одного из немногих ударных крейсеров, которым удалось уйти от бойни. Но он не выбрался невредимым. Многие члены экипажа погибли во время отчаянного побега. Когда из хаоса показался транспортный корабль, они, израненные, измотанные, не понимающие, где друг, а где враг, нацелили на него остававшиеся орудия.

На борту не оказалось ни одного легионера. Все воины, способные надеть доспехи, отправились на поверхность, чтобы поставить разжалованного магистра войны на колени. Оглядываясь назад, Нумеон видел, что они поступали сумасбродно — отвечали демонстрацией силы на демонстрацию силы, надеясь, что вторая отступит под напором первой. Как страшно они ошиблись. Теперь это казалось не сумасбродством, а бессмысленным самоубийством. Гор приготовил алтарь для их добровольного жертвоприношения. Острые клинки предателей ждали их на песках Исствана-V.

После того, как они встретили «Огненный ковчег» и его храбрый, но обескровленный экипаж, погибло еще три легионера. Нумеон объединил оставшихся, дал им подобие цели. Но опасность отнюдь не миновала, и его воинов охватывала обреченность. Он ожидал подобного от Железных Рук, но они несли боль от потери своего примарха с тихой и непоколебимой решимостью, делавшей медузийцам честь. Нет, тяжелее всех приходилось ноктюрнцам, сынам Вулкана. Из Саламандр верил только Нумеон. Всем сердцем он верил, что его отец выжил. Но остальные не внимали его пылким доводам и сражались ради мести, а не ради надежды и стремления служить.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: