В приказе по части было указано полное несоответствие Вебера занимаемой должности. Теперь фон Штальбе с нетерпением ждал, когда поправится капитан Шверинг, чтобы поставить его во главе авиагруппы.

В землянке, где помещались командиры, больше не смеялись и не веселились... Майор Вебер непробудно пьянствовал и целыми днями спал, чтобы забыть позор.

У Алексея же, напротив, настроение было приподнятое. Он был доволен своей работой.

— Алло, — обратился он к собравшимся офицерам. — Чего носы повесили? Сколько можно справлять траур? На войне всякое бывает...

— А чего веселиться? По какому поводу? — пробурчал Курт.

— Ну, хотя бы потому, что завтра я справляю день своего рождения, — объявил Алексей.

Курт сразу развеселился, у него заблестели глаза. Вскочив, он стал потешно раскланиваться, протягивая Алексею руку:

— Поздравляю, поздравляю! Упустить такой случай было бы величайшим преступлением.

Единодушно было принято решение организовать пир. Курт озорно размышлял: «А что, если в виде сюрприза на вечер пригласить девушек? Это будет здорово! Придется взять на себя эту затею».

Он вспомнил русских девушек, которые приезжали под комендантским конвоем убирать помещение штаба. Особенно понравилась Курту румяная девушка со вздернутым носом и печальными глазами. Она куталась в старенький шелковый платок... На широком, скуластом лице Курта разлилась улыбка. «Да, затея недурная. Надо действовать. Вместе с комендантом Шмольтке мы все это уладим. В крайнем случае подарю ему часы...»

Курт расстегнул куртку и нащупал связку часов. С этой связкой Курт никогда не расставался. Да, времена круто изменились. Раньше офицеры могли на досуге гулять в ближайших деревнях, пьянствовать и развлекаться, шарить по укромным уголкам, брать все, что понравится, и отсылать домой в Германию. Но после того как на один из офицерских балов сделали налет партизаны, летчикам строго-настрого запретили удаляться из расположения части.

«Не вмешайся в тот раз находившийся поблизости карательный отряд, вряд ли кто-нибудь из офицеров выбрался бы живьем из села, — думал Курт, невольно дотрагиваясь до глубокого шрама на голове. — Но на территории аэродрома не грозит никакая опасность. Здесь можно развлекаться, сколько угодно. Охрана надежная!»

— Курт, ты что задумался? — чуть ли не в самое ухо крикнул Мюллер. — Право же, голова служит ненужным придатком к твоему могучему туловищу... Буди скорее Вебера, а то он прокиснет от сна.

Курт глянул на Мюллера, потом взял Вебера за плечи и сильно тряхнул. Тот, выслушав предложение отпраздновать день рождения Шверинга, обвел всех мутным, сонным взглядом и, махнув рукой, буркнул:

— Ладно, — и снова захрапел.

...Девушки, уставшие и голодные, не обращая внимания на проходивших, мыли полы в коридоре штаба. Одна Фроська не унывала. Она подмигивала офицерам, шутила, зло посмеивалась.

Фроська — единственная дочь бывшего мельника Пашки Кривого. С приходом немцев отец ее вернулся в деревню, открыл лавку и торговал награбленным колхозным добром. Фроська же сама вызвалась мыть полы и стирать белье немцам. Теперь она командовала целой бригадой девушек, которых комендант Шмольтке мобилизовал на работу.

Многие из девушек, когда пришли немцы, ушли в лес, пытаясь связаться с партизанами, но не нашли их в дремучих брянских лесах и вернулись в село.

— Ну что, изголодались? Накормили вас партизаны?— издевалась над ними Фроська. — Давно бы надо было пристать ко мне. Дуры! Все равно ведь... Немцы говорят — Красной Армии капут. А партизан они переловят и всех перевешают. Слушайтесь меня, и все будет отлично, а будете увиливать от работы — расскажу немцам, что к партизанам хотели уйти.

Теперь Фроська обнаглела совсем и изображала из себя командира:

— Наташка! — покрикивала она, — неча лодыря корчить! Пошевеливайсь!

Но у девушки, к которой обращалась Фроська, от усталости, видимо, кружилась голова. Она выпрямилась, прислонилась к стене. Проходивший мимо офицер, поравнявшись, нахально подмигнул ей, оскалив большой рот с черными усиками на верхней губе. Он подошел к Фроське, щелкнул ее стеком по спине. Та, притворно вскрикнув, заулыбалась и зашептала ему о чем-то на ухо. Она то и дело косилась на Наташу, смеялась и снова тянулась к уху офицера.

«Что она задумала?» — встревожилась Наташа, услыхав в их разговоре свое имя.

В дверях показался комендант Шмольтке.

— Ну, ты, работать немедленно, — крикнул он Фроське. — Нечего лясы точить! — комендант похабно выругался. Шмольтке плохо знал русский язык, но ругаться любил по-русски.

Наташа долго не могла успокоиться. Когда приехали в деревню, Фроська предупредила девушек, чтобы завтра они принарядились, так как поедут на вечеринку к знаменитому летчику. Она не забыла пообещать богатые подарки, если девчата будут вести себя хорошо и офицеры останутся ими довольны.

Она смеялась и, подмигивая девчатам, подзадоривала Наташу...

Наутро, когда девушки зашли к Наташе, они увидели ее непривычно веселой, с яркими лентами в косах.

— Принарядилась, девка, — прыснула Фроська. — Видать, не хочет себя дешево продать!

                                                                                         *           *

                                                                                               *

Алексей, как начальник штаба, часто оставался в землянке один, и ему удалось сфотографировать схему аэродрома с расположением объектов и постов.

Сегодня он усиленно готовился к своим именинам.

Наливая в две пустые бутылки из-под коньяка воду, разбавленную соком варенья. Алексей готовил себе «коньяк». Одну бутылку он приготовил особо: крепчайший коньяк он долил наполовину чистым, неразведенным спиртом и, размяв, всыпал туда несколько таблеток хинина. Затем, добавив в приготовленную смесь красного толченого перца, Алексей запечатал бутылки и спрятал их в чемодан.

Все это видел только Фок. Но Фок не умел говорить.

                                                                                       *            *

                                                                                              *

Алексей возвращался от полковника Штальбе, у которого разбирались причины провала задания группы Вебера. В беседе полковник задал Алексею несколько странных вопросов. «Неужели в чем-то заподозрили? Или это просто перестраховка полковника?» — думал летчик, вспоминая подробности разговора.

Взять, к примеру, такой вопрос: «Что вам известно о приказе генерала Китцингера?» А когда Алексей спросил, о каком приказе идет речь, полковник - улыбнулся и ничего не ответил. Или — упоминание о Корфе. Оно как-то перекликается с содержанием письма барона Сальге...

Размышляя, Алексей подошел к офицерской закусочной, разместившейся под брезентовым навесом. Здесь всегда можно на ходу перекусить, выпить кружку пива. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Алексей оглянулся: за круглым столом сидел лишь один офицер. Он быстро опустил голову, но Алексей узнал в нем обер-лейтенанта Эргарда Босса.

Круто повернувшись, Алексей направился в закусочную, сел против Босса, заказал закуску. Обер-лейтенант растерялся и, оставив недопитое пиво, встал из-за стола.

Алексей посмотрел на него в упор.

— Здравствуйте, Босс!

Босс вздрогнул и недоуменно поднял брови.

— Я вас не знаю, господин капитан, и не желаю знать, — ответил он, намереваясь уйти.

Но Алексей взял его за руку и рывком усадил на место.

— Поздно, Эргард Босс. Об этом вам следовало подумать гораздо раньше.

— Откуда вы меня знаете?

— Это не имеет значения, — ответил Алексей, наливая в стопки коньяк. — Сегодня день моего рождения, и, вспомнив вас, моего старого друга, мне захотелось, чтобы вы выпили за меня, — Алексей подал Боссу стопку.