Босс постоял мгновение в нерешительности, затем повернулся и пошел по тропинке в направлении домика покойного профессора Корфа. По дороге он встретил Мюллера с двумя бутылками шнапса и свертком в руках. Босс козырнул ему и пристально посмотрел вслед.

— Генрих, — крикнул Мюллер, — что ты стоишь? Помогай скорее, а то уроню бутылки.

Но Алексей наблюдал за Боссом. Тот прошел было под окнами бывшего кабинета Корфа, потом возвратился, поднялся на крыльцо и скрылся за дверью.

— Ну, что ты стоишь, как пень? — ругался между тем Мюллер. — Давай скорее... Я надеялся, что ты все приготовил...

— Эрих, — перебил его Алексей. — Босс что-то задумал. Он только что пытался говорить со мной, но я уклонился от разговора.

— И правильно поступил. Зачем заводить знакомство с этакой дрянью? Лучше посмотри, что я раздобыл в лавке... — Но, взглянув на расстроенное лицо друга, Мюллер с тревогой спросил: — А что случилось?

— Ничего, особенного, — ответил Алексей.

Однако встреча с обер-лейтенантом сильно взволновала Алексея. «Что было нужно этому Боссу? Почему он сказал: «Вы еще пожалеете»... Странно....» — думал Алексей, не слушая возбужденную болтовню Мюллера.

                                                                                   *            *

                                                                                         *

...Генерал Китцингер беседовал с гауптштурмфюрером Гетцем.

— Так ваше мнение, милейший, сводится к тому, что в расположении госпиталя действовала диверсионная группа русских?

Гетц развел руками:

— Не знаю, что и ответить, господин генерал. Это чистая работа... Действовала, видимо, десантная группа противника. Но пробраться через посты охраны, перестрелять десяток летчиков и так же бесследно скрыться... К тому же исследование трупов показало, что раны на теле убитых были нанесены из оружия нашего образца — пистолетов и автоматов. Калибр пуль 9 миллиметров, некоторые удалось извлечь, вот они.

Гетц достал пакетик и, вскрыв его, высыпал содержимое на стол.

Китцингер оживился. Ему очень хотелось еще раз упрекнуть гестапо в том, что борьба с партизанским движением в районе базирования аэродромов ведется слабо. В действительности же он был склонен думать, что ни диверсантов, ни партизан здесь и близко не было, что все возникло под действием винных паров, а потом — паника, в результате которой была открыта стрельба по своим же. Корф и другие офицеры стали жертвой этой суматохи. Но высказать свои предположения генерал не хотел, чтобы не снимать ответственности с гестаповцев. Поэтому он продолжал издеваться над Гетцем:

— Довольно-таки странно получается, если поверить вам, гауптштурмфюрер. Русские выбрасывают десант с нашим оружием? А зачем им такой балаган, милейший? Разве у них не хватает своего оружия?

— Но ведь, господин генерал, из показаний наших офицеров ясно видно, что русские были в форме немецких летчиков, а следовательно, для маскировки, у них было и оружие нашего образца.

— Тогда покажите мне хотя бы один труп диверсанта!— гневно крикнул генерал, стукнув ребром ладони по столу. — Где он, я вас спрашиваю?! Ладно, гауптштурмфюрер, — устало махнул рукою Китцингер, — ваши соображения лишены всякого смысла, подписывайте акт и налаживайте свою службу... Должен вам заметить, что ксмандующий доложит о случившемся вашему шефу группенфюреру Кляусу,

Гетц проглотил горький комок, подступивший к горлу, подписал акт. Это уже грозило его личной карьере.

— Господин генерал, — тихо произнес обескураженный Гетц, — а не кажется ли вам, что все происшедшее всего-навсего несчастный случай?..

— Что? — крикнул злобно Китцингер, догадавшись, о чем хочет сказать Гетц. — Запомните раз навсегда, гауптштурмфюрер, мне никогда и ничего не кажется, а если вам мерещится, бывают галлюцинации, обратитесь к психиатру. Можете быть свободны, гауптштурмфюрер.

Когда дверь за Гетцем закрылась, Китцингер тяжело вздохнул и глубже уселся в кресло. Его клонило ко сну. В голове был сплошной хаос: партизаны, диверсанты, несчастный случай, — не все ли равно? В конечном счете, никто не сумел предупредить это весьма неприятное происшествие.

В дверь тихо, но настойчиво постучали. Китцингер недовольно поморщился. Будто бы он никого не вызывал к себе. Нужно поставить у входа дежурного офицера.

— Войдите, — разрешил генерал и недоуменно посмотрел на робко вошедшего в комнату обер-лейтенанта. — Что вам угодно? — сурово спросил Китцингер, проклиная в душе непрошеного посетителя.

— Я обер-лейтенант Босс,—словно извиняясь, сказал вошедший...

— Ну и что ж? — оборвал его Китцингер. — Докладывайте, но как можно короче...

Босс оглянулся, словно его кто-то мог подслушать, и осторожно подошел к столу.

— Господин генерал, имею честь доложить, что капитан Шверинг застрелил профессора Корфа.

— Что?! — вскочил генерал. — Вы с ума спятили, оберрр!.. Ведь вы должны знать, что Шверинг обязан Корфу собственной жизнью. Вы отвечаете за свои слова или болтаете о том, что вам приснилось?

Босс растерялся. Он опустил голову и негромко, но решительно произнес:

— Я вам доложил то, что видел собственными глазами.

Китцингер вскочил с кресла и, разглядывая Босса в упор, спросил:

— Кто, кроме вас, видел это?

— Не знаю, господин генерал, но я точно видел: Шверинг стрелял по профессору.

— Еще один вопрос, обер-лейтенант. Вы не отведали вчера шнапса?

Босс, не моргнув глазом, отрицательно покачал головой.

Китцингер снял телефонную трубку и срочно вызвал к себе Гетца. Потом приказал Боссу:

— Останьтесь пока здесь.

...Тщательное исследование трупа профессора Корфа, проведенное Гетцем и врачами, показало, что профессор был застрелен из парабеллума. Проверенный Гетцем пистолет Шверинга (он сделал эту проверку украдкой, когда Гундарев с Мюллером спали под кустом после сытного обеда) не дал должного результата: в обойме оказались все патроны и из пистолета не стреляли очень давно.

Выслушав доклад Гетца, Китцингер обратился к Боссу.

— Ваши подозрения, обер-лейтенант, необоснованны. К тому же этого никто не видел, кроме вас. Но то, что вы доложили, быть может, заслуживает некоторого внимания. Идите!

Босс ушел озадаченный.

— Этому обер-лейтенанту, очевидно, померещилось с перепугу черт знает что, — сказал генерал Гетцу.— К тому же он нагло соврал мне, что был вчера трезвым. Ну зачем было Шверингу убивать профессора? Ведь если бы не Корф, то Шверинг давно был бы в могиле. А из опроса офицеров вообще не поймешь, кто в кого и зачем стрелял. Этого Босса я возьму на особый учет. Уж где-где, а здесь явно личные счеты... Ну, вы идите, Гетц, я немного отдохну...

                                                                                    *             *

                                                                                           *

Гундарев и Мюллер получили назначение в часть полковника фон Штальбе-Гейнц. Ехали они на бронетранспортере. Китцингер отдал распоряжение, чтобы всякий транспорт передвигался только с охраной. Сидящие на транспортере солдаты с автоматами на изготовку внимательно следили за местностью. Слухи о налете партизан на машину генерала и на госпиталь быстро разнеслись по всей округе.

Покачиваясь в такт быстро мчащемуся транспортеру, Алексей вспоминал о своем первом боевом крещении в тылу врага. Случай произошел непредвиденный и заставил Алексея задуматься: такие неожиданные срывы могут стоить жизни...

Мюллер толкнул Алексея локтем в бок. Бронетранспортер в это время обогнал грузовую машину. В кузове под охраной сидели русские девушки с повязками на глазах. С ними двое гитлеровцев. Один из ехавших на транспортере солдат сказал, засмеявшись:

— Русские барышни! Уборщицы штаба. Хорошие девчата!

Мюллер подмигнул Алексею. Тот зевнул, с безразличным видом оглянулся на отставшую автомашину.

За поворотом оказалась большая поляна. На ней размещался искусно замаскированный аэродром. Поодаль, в лесу, виднелись землянки. Весь участок был обнесен проволочным заграждением в три ряда. На вышках, прикрытых сверху хвоей, расположились посты со станковыми пулеметами.