- А тебе и не надо будет просить! — горячо заверил тот. — Я сам за тебя попрошу. Едем сейчас ко мне домой и сразу обо всем договоримся.

- Ну-у ладно… А в какие дни мне тогда к вам приходить?

- Давай подумаем. Лучше сделать это посреди недели, чтобы к субботе все зажить успело. Во вторник тренировки по панкратиону, на них свежевыпоротым лучше не приходить, сам понимаешь. Во время схваток синяки, понятное дело, тоже можно получить запросто, но для воспитания болевой выносливости это даже лучше. Значит, пороться будем в среду. Согласен?

Игинкат кивнул. Среда была свободным днем, ну, если не считать того, что он рассчитывал употребить это время на дополнительные занятия по стрельбе. Правда, есть еще четверг… но в этот день на стрельбище инструктор дежурит какой-то нелюбезный, никогда не подойдет и не объяснит, в чем твоя ошибка. Видимо, сомнения все же отразились на его лице, поскольку Салве пожелал узнать, что именно его беспокоит. Пришлось рассказать о не слишком удачном опыте добавочной тренировки.

- Тебе просто нахальства не хватает, — заявил Салве. — Вот меня, про Истребителя и Нейкледа я вообще не говорю, никто бы игнорировать не посмел. Слушай, давай будем ходить на стрельбище вместе, лишние занятия никому не помешают, а дружеский совет — тем более.

Игинкат благодарно улыбнулся.

Все переговоры со своим отцом Рингисом Салве действительно взял на себя. Едва они завалились к Конведам домой, как Салве за рукав утянул папашу в его кабинет. Тот сопротивляться не стал, вверив нежданного гостя заботам супруги. Игинката успели уже усадить за стол и налить ему тарелку супа, когда в гостиную вернулся глава семейства. Радостный Салве чуть ли не скакал у него за спиной.

- Ну что, Игинке Игироз, из рассказа сына я понял, что вы с ним нуждаетесь в дополнительных тренировках болевой выносливости, чтобы выполнить установленные нормативы, только тебе дома помочь некому, — промолвил Рингис.

Игинкат кивнул и застенчиво опустил глаза.

- Хорошо, а такой просьбе я отказать не могу. Жду тебя в среду после школьных занятий. Тренироваться будете вместе с Салве.

Игинкат снова кивнул, что, дескать, понял, и пробормотал слова благодарности. Как только приличия были соблюдены, началась семейная трапеза. Кормили у Конведов так хорошо, что дома юный Игироз предпочел обойтись без ужина.

Несмотря на достигнутую договоренность, на первую тренировку к Рингису Игинкат ехал в изрядном напряжении. Салве, напротив, был оживлен, и предстоящие полсотни розог его, казалось, совсем не пугали. Дома у Конведов их уже ждала выдвинутая на середину гостиной лавка. Эльда, мать Салве, чтобы не смущать мальчиков, ушла готовить на кухня. Ну, понятно, болевые тренировки — это занятие сугубо мужское.

- Раздевайтесь, ребята, — сказал Рингис, — одежду складывайте на диван, а я пока схожу за розгами.

Игинкат вдруг поймал себя на мысли, что, услышь он такую фразу всего полгода назад, тут же покраснел бы как помидор. А сейчас… он уже столько раз догола раздевался перед незнакомыми людьми, даже женщинами, бывало, много часов подряд ходил в чем мать родила, даже не замечая собственной наготы, что теперь скинуть трусы в чужом доме не представляло для него никаких затруднений, от былой стыдливости не осталось и следа. Его могло еще волновать, хорошо ли он смотрится на фоне других мальчишек, к примеру, видны ли мышцы, не заметен ли где детский жирок, и в целом он с удовлетворением убеждался, что ничуть не уступает сверстникам. Салве, конечно, лучше сложен, тут уж ничего не попишешь, но и он, Игинкат, вполне может заинтересовать собой девчонок… ну, по крайней мере, амазонок. Он-то помнил, как смотрела на него Рамета.

Рингис, вернувшийся в комнату с ведром, полным розог, разумеется, не мог предварительно не осмотреть своего нового подопечного. Оценив стройность и поджарость мальчугана, многочисленные следы от розог на его спине, бедрах и ягодицах, он одобрительно хмыкнул, после чего обратился к обоим парням:

- Ну, кто первый на лавку? Или будете жребий тянуть?

- Давай я на правах хозяина дома, — промолвил Салве. — А в следующий раз, если хочешь, поменяемся местами.

Игинкат согласился. Он вдруг подумал, что ни разу не видел порку друга со стороны. Уж сколько часов, казалось бы, вместе в Агеле провели, но только и драли их всегда одновременно и на приличном расстоянии друг от друга, благо они в разных отделениях. Но сейчас весь процесс должен предстать перед ним, как на ладони.

На лавку Салве укладывался бестрепетно, словно экзамен сдавал. Вытянутое в струнку тело, оттянутые носочки, прямо хоть плакат с него рисуй. Вот бы пролежать так до самого последнего удара, но нет, розга все еще сильнее мальчишеской воли. Игинкат видел, как стало подергиваться тело друга, с каждым ударом все сильнее и сильнее, как страдальчески задирал он голову, с трудом сдерживая крик, как выступил у него пот, а вот уже и слезы стали непроизвольно сочиться из глаз. Но Салве все еще отчаянно держался, не желая позориться перед другом. Сочувствуя всей душой, Игинкат даже сжал за него кулаки. Тридцать шестая розга, тридцать седьмая, тридцать восьмая… Лишь на тридцать девятой парень не смог сдержать крика, но положенные пятьдесят вылежал до конца, не сделав ни единой попытки удрать с лавки.

- Сколько сегодня?.. — это были первые слова, которые произнес заплаканный Салве, с трудом поднявшись с лавки.

- Тридцать восемь, — ответил Игинкат.

- Уже хорошо… на два больше, чем на прошлом занятии…

- Тут ведь ременного массажа не было, там сложнее, — не поддержал его оптимизма Игинкат.

- На экзамене тоже никакого предварительного массажа не будет, — возразил Салве, вытирая слезы, — так что люфт у нас есть.

Тут пришла очередь Игинката занимать место на лавке. Позорить себя перед отцом Салве он и подавно не хотел и постарался вести себя, как должно хорошо вышколенному франгульскому подростку, то есть безропотно улегся и вытянулся, предоставляя свое тело для воспитательных воздействий. Сек Рингис мастерски, то есть весьма больно, но все же не больнее, чем солдаты в Агеле. Чтобы было легче терпеть, Игинкат постарался отключиться от реальности, контролируя сознанием только руки, которые ни в коем случае не должны были отцепиться от лавки. Заодно он потерял счет ударам, так и не поняв, на каком именно закричал. Кажется, все же где-то близко к концу порки.

- У тебя сорок три, — просветил его Салве, который, кажется, больше радовался успехам друга, чем своим собственным. — Знаешь, мне теперь даже кажется, что полезней дома заниматься, чем в Агелу на тренировки ходить.

Старший Конвед скептически хмыкнул, но возражать сыну не стал. Игинкат, чье настроение, несмотря на перенесенную боль и так и не выполненный норматив, неожиданно улучшилось, пытался разобраться в своих чувствах. Оказывается, даже небольшого повышения результата бывает достаточно, чтобы ощутить себя победителем, если ты знаешь, что за тебя переживают друзья, что никто не станет потешаться над твоими криками. Оказывается, что вот такая семейная порка, которую в Кенлате любой нормальный пацан посчитал бы недопустимым посягательством на свое достоинство, здесь, во Франгуле, вовсе не унизительна! И если взрослый тебя порет, это вовсе не значит, что ты какое-то ничтожество, на которое даже слова тратить бесполезно, а он, взрослый, напротив, является обладателем всех мыслимых достоинств. Просто здесь так принято, что пацанам, какими бы они там хорошими ни были, время от времени надлежит корчиться на лавке под розгами, а их отцам — пускать эти розги в ход. Придет время, и эти пацаны вырастут, и обзаведутся собственными детьми, и точно так же станут приучать своих отпрысков не бояться боли. Так здесь было, есть и будет, на этом и стоит Франгула. Надо ли говорить, что попрощался мальчик со своим экзекутором вполне по-дружески.

Душевный подъем, испытанный Игинкатом по окончании порки каким-то мистическим образом повлиял на следующий день на его результаты в стрельбе. Вся задняя часть тела по-прежнему ощутимо болела, ну да это не беда, стрелять все равно приходилось лежа на брюхе. Пули вдруг перестали лететь в «молоко», пока еще они редко попадали в центр мишени, но количество очков, набранных по итогам серии, было уже не таким позорным, и норматив в стрельбе из винтовки в положении лежа уже не казался столь недосягаемым. А может, решающую роль в этом успехе сыграл Салве, который хлопотал над Игинкатом, как персональный тренер, щедро делясь собственным опытом, как следует прицеливаться, чтобы не дрожали руки, и как делать поправку на ветер. Проводящий занятие инструктор по-прежнему не вмешивался, но его советов друзья уже особо и не жаждали. Салве вспомнил, что один из знакомых его отца регулярно брал призы в состязаниях стрелков, причем стрелял именно из винтовки, а значит, если совсем припечет, за помощью можно будет обратиться и к нему. Игинкат все еще не был убежден, что в этом виде испытаний все для него закончится благополучно, но Салве был в том свято уверен и заражал друга своим оптимизмом.