— А что здесь такого? — направил на него свои карие звезды Андрей. — Иначе и быть не могло.

С лодкой в поднятой руке к берегу плыл Митя, а за ним быстро гнал надутый матрас Витя, чтоб Митя положил на него лодку. Но Митя не хотел показать, что устал, и продолжал держать лодку на весу.

«Что теперь делать? — в смятении думал Боря. — Как поступить?»

Вова уже стоит у самой воды и даже наклонился вперед.

Подойти сзади? Подойти, вырвать лодку — и деру?

Нет… Не годится так… Нельзя…

Надо попросить, и получше! Они сейчас странные. Могут отдать просто так.

Вот уже все ныряльщики на берегу. Наскоро вытираются полотенцами, растираются, одеваются. Все уже потрогали лодку. Она высохла, и солнце сверкает на ее боевой рубке, а Боря все не решается приблизиться к ней.

Потом решился, потянулся к ней одним пальцем.

— Ребята, можно?

— Чего тебе? — спросил Андрей, и Боря глотнул слюну: сказать или нет?

И вдруг решился — скажу!

— Можно взять ее?… Она ведь…

Внезапно к лодке прыгнул Глеб, вырвал ее из Митиных рук и бросился от пруда. Ребята и опомниться не успели, как Боря тремя прыжками догнал его и повис на толстой спине, пытаясь повалить на траву, а Глеб задергал плечами, чтоб стряхнуть его с себя.

Тотчас их окружили ребята, и Андрей без всякого труда выдернул из судорожно сжатых пальцев Глеба лодку и так его стукнул, что Глеб перекувырнулся через голову.

— Ты опять за свое? — сказал Андрей. Глеб поднялся и вытер ладонью нос. В глазах его уже не было и намека на звезды, а была одна злость.

— Я еще покажу вам!… — процедил он. — И особенно тебе! — Он ткнул пальцем в Борю. — Обманщик, подхалим, трус!

Боря прямо задрожал весь от обиды и ненависти.

— У меня и лайнер исчез из дому… — продолжал Глеб. — Не у тебя ли он?

— У меня! — крикнул Боря. — А ты еще больший трус и обманщик… Я хоть отдал Вове мяч и трехцветную ручку со стерженьками, а ты что? И лайнер тебе не нужен, и лодка не нужна… А я… Я мечтал! Всю жизнь мечтал!… Ребята!…

Сильный удар сбил Борю с ног. Он вскочил весь в слезах, с ссадиной на щеке, в испачканной куртке и с грязными от земли руками, вскочил и бросился на Глеба. Но того уже крепко держали за руки ребята, и Андрей швырял в него слова:

— Так… Хватит… Вон отсюда! Ну? Услышав эти слова, Боря подскочил к Глебу и замахнулся, но Андрей повернул к нему свое лицо.

Глеб медленно побрел от них.

— Ребята, дайте мне лодку, — жалобно попросил Боря. — Ну дайте…

— Вова, твое слово! — сказал Андрей. — Что тебе дороже: мяч и ручка или лодка?

— Собачка… Да ладно, пусть берет.

Боря схватил лодку обеими руками я прижал к куртке.

— Жаден до чего, — сказал Стасик, — «Мечтал»! А для кого мечтал? Для себя ведь.

— И ты уходи, — проговорил Митя.

— И не попадайся нам больше, — добавил Витя.

— Что вы… — с волнением сказал Боря и глянул на Наташку, которая держала в руках почти пустой пузырек и смотрела под ноги. — Я ведь не хотел… И вы…, вы не знаете меня!… Не понимаете!

И увидел, как погрустнело, осунулось, потемнело от страдания ее лицо.

— Иди, — сказала она. Тихо так сказала, беззлобно, с участием, даже с болью, и это было хуже всего. — Иди, Боря…

Боря отвернулся от них и пошел. Сначала он шел быстро, еще не осознавая всего, что произошло, а потом пошел медленнее, труднее, спотыкаясь на каждом бугорке.

Потом он увидел впереди себя Глеба. Он шагал, посвистывая и ногой отбрасывая с дороги камешки, точно и не случилось ничего. Услышав Борины шаги, Глеб обернулся.

— Ах, и тебя поперли! — радостно крикнул он. — Поздравляю! — Глеб остановился, потер кулак о кулак. — Иди сюда, получай добавку… Обещаю оставить в живых!

Боря замедлил шаг.

— Ну ладно, не буду бить. Пожалею. Так сказать, друзья по несчастью… Иди же сюда!

Боря пошел еще тише, потом остановился.

— Иди же! — бодро повторил Глеб. — Не буду бить… И лодку не буду отбирать, и лайнер просить… Даю слово!

— У тебя нет слова, — сказал Боря.

— Ну не сердись… Давай знаешь что? — Глеб посмотрел на пруд, и глаза его блеснули холодной злобой. — Я ненавижу их! А ты?

— А я… А я… — Боря выбирал слова, чтоб покрепче задеть Глеба. — А я люблю.

— Их? Нет, ты серьезно?

— Серьезно.

— Врешь! — закричал Глеб.

Конечно, Боря и вправду немножко врал. И не так уж немножко.

— Не вру, — сказал он.

— А я-то хотел тебе предложить…

— Уходи от меня, — сказал Боря, сжал кулаки и пошел на него, и Глеб, тяжелый, толстощекий, отпрыгнул от него и побежал, и у него при этом сильно тряслись щеки.

И вот тогда, когда Глеб исчез и уже не было видно ребят у пруда, из глаз Бори вдруг брызнули слезы и он заревел от обиды и горя. Все у него ушло, все пропало, исчезло… Все-все! Как он теперь посмотрит ребятам в глаза? Что скажет? И Наташке, и другим…

И тут Боря вспомнил о Хитром глазе. Много от него толку? Не было бы его — не на что было бы надеяться, а то ведь все время на что-то надеешься, думаешь, ждешь… Выбросить его надо! Швырнуть в пруд. Разбить об стену дома… Но… Но что, если среди этих кнопок все-таки есть хоть одна счастливая, которая сможет все изменить?

Но какая? Какая? В последний раз нажмет.

И он наугад нажал кнопку с цифрой 8».

Боря шел домой, ощущая под мышкой округло-твердую лодку, но радости не чувствовал.

Какая там радость! Он не знал, куда деться, и слезы текли по его лицу. Уж лучше б не искали лодку. И он не просил. И они б не отдали… А то ведь как все получилось… Даже Наташка… А Глеб…, вот наглец!… Ах, как все плохо!

Вот и его дом. Боря вытер рукавом куртки глаза и двинулся к своему подъезду. По тротуару медленно прогуливалась Александра Александровна — ну конечно, где ж ей еще быть! — и на ходу читала книжку с красным обрезом. Воздухом дышит. Это Врачи ей прописали, по словам мамы, побольше дышать свежим воздухом. Увидев Борю, она оторвала от книги голову и, слегка поклонившись, улыбнулась ему краешками своих старых, бесцветных губ и поздоровалась.

Боря ответил и поспешил к подъезду, потому что боялся сказать или сделать что-нибудь не так — сам потом рад не будешь. И вспомнил про Хитрый глаз: может, и улыбается только по его приказу?

— Как дела, Борис? — спросила вдруг старушка и, видя, что он не останавливается, вздохнула и с грустью сказала:

— Запомни: вырастешь, будешь в отъезде, и надолго, — не ленись писать домой письма…

Что это она?

Боря еще больше испугался и, не решаясь расспрашивать у нее, почему он должен будет не лениться писать, сказал: «Ладно», и побежал к лифту. А ведь лицо у нее было ничего, она улыбалась… Что с ней такое?

«А Костик улыбнется?» — подумал он в лифте.

В их комнате был шум и гам: опять нагрянули сверстники брата.

Боря стал в дверях. Ребята лепили из пластилина большого, вставшего на хвост кита. Взбрело же!

— Уйти? — Голос брата прозвучал так мягко, на губах его застыла такая виноватая и неловкая улыбка, его приятели посмотрели на Борю такими чистыми понимающими глазами, что Боря ответил:

— Оставайтесь…

— А мы тебе не будем мешать? — спросил Костик. — Или ты хочешь позаниматься?

— Ничего-ничего, — сказал Боря. (Что это брат стал такой странный?) — Лепите…

Он ушел в комнату родителей с лодкой и стал оглядывать ее со всех сторон. Вроде в целости-сохранности: ни царапины на корпусе, ни ржавчины на винте, сверкает никелем, только несколько тоненьких, как волоски, водорослей опутало винт. Боря снял их. И снова ему захотелось открыть люки — и тот, в котором находится крошечный пульт управления, и тот, большой, который по приказу извне автоматически открывается под водой, чтоб выпустить ракету.

И опять не сумел. Видно, без Гены и лодка не поплывет, и лайнер не взлетит…