Сашка был отчаянно любопытный. Много синиц летало вокруг, но такой доверчивой и любознательной, как Сашка, не было. Сел он на ветку поблизости от шалаша и разглядывает — кто такой поселился на берегу озера в шалаше. То с одного боку, то с другого подлетал к шалашу. А потом и вовсе осмелел, вспорхнул, вцепился лапками в край пенька, на котором Ленин завтрак разложил, покосился одним глазом, потом другим и спрашивает: «Пинь-пинь, кто ты, добрый человек?»

Ленин засмеялся и отвечает: «Я рабочий, Иванов Константин Петрович. Если не веришь, могу показать документ с фотокарточкой и настоящей печатью — он у меня в шалаше лежит». — «Верю, — сказал Сашка, — только почему ты нарядился так чудно: парик рыжий, а на ногах сапоги, и зачем-то воду на огне греешь?» — «Так вкуснее, — говорит Ленин и спрашивает в свою очередь: — А ты где живешь и как тебя зовут?» — «Я — Сашка и живу вон в тех кустах. Здесь и родился». — «Ну, будем знакомы, — говорит Ленин. — Присоединяйся ко мне и угощайся, могу покрошить тебе яичко или хлебных крошек. А хочешь — сальца отведай». — «Покорнейше благодарю», — сказал Сашка и деликатно клюнул яичко, попробовал сальца. Потом взмахнул крылышками и, ничего не сказав, улетел. Через несколько минут опять явился и положил на пенек кузнечика. «Угощайся, товарищ рабочий Константин Петрович, — чем богаты, тем и рады». Ленин улыбнулся и говорит: «Ты, Сашенька, лучше отнеси кузнечика деткам или подружке своей». Сашка так и сделал, отнес, а потом привел с собой подружку и всех родственников — не меньше десятка синиц. Все они были очень робкими и боялись приблизиться к шалашу. Один Сашка смело садился на ладонь к Ленину, бесстрашно летал вокруг костра. Ленин рукой осторожно отстранял его: «Смотри, Сашенька, крылышки обожжешь».

По характеру Сашка был неуемный. Утром Ленин раскладывал на пеньке свои бумаги и начинал работать, а Сашка скакал по бумагам, потом взлетал и садился Ленину на плечо. Он и в шалаше побывал, всюду по-хозяйски все обследовал: по подушке попрыгал, железную кружку острым клювом подолбил, на карандаше, как на перекладине, посидел.

Так и жили. А тут к Ленину стали приезжать люди, привозили ему книги, продукты. Сашка не любил приезжих. В такие часы хозяин шалаша забывал о нем. Один раз приехал кавказец с кудрявой шевелюрой и в черных усах. Его тоже перевезли на лодке Емельяновы и свистом подали условный сигнал, чтобы Ленин вышел из шалаша. Владимир Ильич вышел в рыжем парике, в кепке, а гость смотрит на него и не узнает. Тогда Владимир Ильич положил руку на плечо кавказцу и спрашивает: «Что, товарищ Серго, не узнали?» — «Ой, Владимир Ильич, да неужели это вы?» — «Именно я». — «Как же у вас здесь хорошо! — воскликнул гость. — Ищейкам Временного правительства нипочем не найти вас, хотя они и стараются, по всему Петербургу рыщут». — «Пускай побегают, — говорит Ленин. — А мы с вами долго здесь гостить не будем. Надо поднимать рабочий люд против буржуйского Временного правительства».

Сашка ревниво наблюдал за гостем с ближнего куста. Потом решил напугать пришельца, сорвался с ветки и сел ему на плечо. Серго даже вздрогнул и говорит весело: «Владимир Ильич, да у вас и птицы ручные». — «Это мой приятель Сашка. Мы с ним дружим». Ленин протянул ладонь, и Сашка мигом уселся к нему на большой палец и захоркал, заворчал на гостя из Петрограда, дескать, кончай свои разговоры и уплывай отсюда.

Гость не рассердился и сказал Ленину: «В народе говорят, что птицы, как дети, добрую душу чуют». А Ленин отвечает: «Уж кто добрый, так это мой Сашка. Мы с ним на прогулку вместе ходим: я брожу по лесу, а он с ветки на ветку порхает, сопровождает меня. И что любопытно: если заметит постороннего человека — тут грибники частенько ходят, — сейчас же подает мне сигнал, тревожно так, озабоченно, как будто говорит: „Прячься скорее в шалаш, Керенский идет!“»

Ленин и Серго весело смеялись.

Мало ли, много ли, подошло время — сели ужинать. Сашка освоился с новым гостем и даже вместе с ним попил из блюдечка сладкого чаю.

Перед вечером гость уехал, и снова Сашке было весело вдвоем с Лениным. Утром чуть свет залетал он в шалаш и бегал по одеялу, мол, вставай, товарищ Иванов Константин Петрович, пора нам с тобой завтракать…

Целый день Ленин работал, водил карандашом по бумаге. Сашка понимал: мешать нельзя, поэтому сидел на соседней ветке и от всей души на всю округу заливался в песенках.

Между тем дни становились короче, приближалась осенняя пора. По утрам выпадала холодная роса. Все чаще приезжали к потайному шалашу разные люди, горячо разговаривали с Лениным, спорили, готовились к чему-то грозному и тревожному.

Однажды прилетел Сашка утром к шалашу, и его насторожила непривычная тишина. Давно погас огонь в костре, над ним висел холодный чайник. Ленина нигде не было, даже постель куда-то исчезла, косу и грабли кто-то унес. Заметался Сашка в тревоге, прыгал с ветки на ветку, звал друга. Но ответом была тишина. Он два раза слетал к озеру: не ушел ли друг купаться? В лес полетел — не подался ли за грибами? Нет и нет!

Вернулся Сашка к шалашу озадаченный. И только тут увидел расстеленный на траве белый носовой платок, а на нем горкой хлебные крошки, половинка яйца, остаток вареной картошки. Сашка понял: угощение оставлено для него. И это последний привет от друга, Константина Петровича…

В печальной растерянности кидался Сашка от дерева к дереву, взвивался от горя к небу и снова садился на шалаш. Пустынные берега озера Разлив оглашались его тревожным и зовущим свистом.

Если ты думаешь, друг мой, что дятлы только и знают долбить носом по сосне, то ошибаешься. Был у меня приятель Филька, и у нас была такая дружба, что стоит о ней рассказать.

Возле нашего дома в Подмосковье стоят три красивые и очень высокие сосны. Они возвышаются над крышами домов и видны издалека.

И вот повадился на эти сосны дятел — стучит и стучит с утра до вечера. Взял я бинокль и стал разглядывать непрошеного гостя. А он вцепился острыми когтями в сосну, а хвостом уперся в ствол и долбит шишку. Заклинил ее в развилке из сучьев и давай шерстить, добывать клювом вкусные семечки. Поклевал с одной стороны, повернул шишку другим боком и начал снова долбить. Покончил с одной шишкой, сбросил ее мне на голову и полетел за другой. И вот уж снова стук да стук, стук да стук. Пока я смотрел на его работу, он штук пять шишек испортил — браконьер, да и только! Ведь шишки полны семян, из которых деревья вырастают. Досада меня взяла, да и стук надоел. Думаю: перебью я тебе аппетит.

— Эй, приятель, ты что расстучался?

Он отвечает сверху с насмешкой:

— Дрова колю…

— Может, ты и мне наколешь?

— Сам коли… А мне надо план выполнять. Сколько шишек надо переклевать, передолбить. Лес-то вон какой, а я один.

— Почему один?

— А потому, что потравили нашего брата химией. Нерадивые колхозники рассыпают химические удобрения сверх меры: пять козявок-вредителей уничтожат, а десятки птиц замертво падают. Птицы тех вредителей склевывают, а они ведь отравленные. Вот и осталось нас, дятлов, мало.

— Зачем ты шишку долбишь?

— Живая душа есть просит. Да и сеять лес надо. Я шишку расклюю, растрясу, семена на землю упадут, и, глядишь, там сосенка, а там елочка вырастет.

— Вот как ты умно рассуждаешь, сеятель. Как тебя зовут?

— Филипп Матвеевич.

— Очень приятно, будем знакомы… Ладно, стучи себе на здоровье, выполняй план…

Так было в первый день знакомства. А на другое утро шел я по лесной дороге. Слышу: кто-то бежит за мной. Оглянулся — никого. Пошел дальше — опять кто-то меня догоняет. Посмотрел и снова никого не увидел, хотя слышал: кто-то башмаками стук да стук. Но вот я увидел на сосне дятла.

— Здравствуй, Филька, физзарядкой занимаешься?

— Завтракаю…

— Много червяков раздобыл?

— Мало: пару короедов да личинку прошлогоднюю, и та горькая.

— Долби глубже, найдешь что-нибудь послаще. Сейчас август, кузнечики появились.