Кто-то из шедших рядом хелема вздрогнул, услышав последнее слово.

«Могучим… кому?» — хотел было спросить Сеня, но передумал. Счел вопрос несущественным. Мало ли, в какие злые силы верят местные дикари, и как их называют. Демонами ли, Масдулаги… да хоть покемонами! Зло абстрактно-мистическое волновало Сеню куда меньше, чем конкретное зло в лице диких подонков-каннибалов, вешающих головы своих жертв на деревьях.

— Потому так и называют это племя — аванонга, — продолжал Хубар, — то есть пожиратели. Сами аванонга называют себя мдима… что значит темные. Рассказывают, что на самом деле аванонга не племя, а просто сброд. Изгнанники из других племен, объединившиеся… даже Хубар не знает, почему и как. Аванонга бродят по землям и силой берут, что захотят. Еду, женщин. А хелема или чужаков приносят в жертву… или переманивают на свою сторону.

Когда-то хелема уже сталкивались с аванонга… почти дюжину дюжин лун назад. Тогда и Масдулаги обрушились с неба. Словно кровь и страх хелема привлекли Масдулаги. Тогда хелема пришлось бежать, искать другие земли для охоты. Хелема нашли такие земли… леса, полные зверей, реку, кишащую рыбой. Но теперь аванонга снова нашли хелема.

— Ну и пусть приходят! — выкрикнул, перебивая и, видно, забыв о почтении к шаману, какой-то парень, шедший неподалеку от Хубара и Сени, и ударил себя кулаком в широкую грудь, — Суманг сильный! Суманг однажды свалил медведя в одиночку. И от аванонга Суманг не побежит… не испугается.

— Суманг глуп как птенец, — отрезал Хубар, еще более помрачневший лицом от такой похвальбы, — Кангр тоже думал, что силен. Но это аванонга сильны. Суманг еще не мог поднять копье, когда Хубар видел, как один аванонга расправился с полдюжины хелема… одного даже разорвал своими руками.

А Сеня про себя подметил, что волей-неволей шаман хелема допустил в свою речь толику святотатства. Вроде как расписался в слабости тех «добрых» духов, которым поклоняется его племя, и косвенно подтвердив правоту аванонга, чьи «злые» духи сделали их сильнее.

Но ни Хубара, ни кого-либо из его соплеменников сей неловкий момент, похоже, ничуточки не смутил.

— А если еще и Масдулаги прилетят вслед за аванонга, закрывая солнце огромными темными крыльями, — продолжал шаман, чуть ли не срываясь на крик, — тогда уж точно смерть всем хелема! Но, хвала духам, они послали нам Сейно-Мава.

«Надо же, выкрутился старый лис! — не без восхищения подумал Сеня, — типа, я не такой, и хоть трамвая не жду, но и на авторитет духов не посягаю».

И все бы ничего, но стоило Хубару произнести последнюю фразу, как, один за другим хелема остановились и обратили взоры на Сеню. Взоры ожидания и надежды.

— Сейно-Мава поможет хелема? — были слова шамана, свой вопрос считавшего, по всей видимости, риторическим.

— Поразит аванонга огнем? — вопрошал, вторя ему, кто-то из толпы.

— Паразит-паразит, — отвечал Сеня, так некстати вспомнив знакомую еще по универу игру слов: задачу про стрелка-паразита. «Какова вероятность, что стрелок поразит…»

И еле сдерживался, чтобы не скрестить за спиной пальцы.

«Помочь? По крайней мере, попробую, — думал он про себя невесело, — правда, огонь тут не совсем будет к месту. Но если победим — надеюсь, уж это вы мне простите».

А потом еще запоздало содрогнулся, вспомнив обклеванную вороной голову, насаженную на сук. Победить, определенно, стоило. Любым способом. И хотя бы за тем, чтобы собственную голову не постигла та же участь.

Что представляет собой битва с применением разных видов оружия?

Из того, что Сеня читал и смотрел, а также из опыта пройденных компьютерных игр, он понял следующее. До того, как великие державы принялись уповать на высокоточное оружие, которое можно нажатием кнопки отправить за тысячи километров — нести террористам смерть, а томящимся под тиранией народам демократию — военные действия напоминали игру «камень, ножницы, бумага».

Так, пехоту можно эффективно косить пулеметами. Пулеметы — давить танками. Танки выводятся из игры тяжелой артиллерией, зато сама артиллерия в силу малоподвижности служит удобной мишенью для ударов с воздуха. Защищают от ударов с воздуха зенитные установки и иные средства ПВО… каковые, в свою очередь, очень уязвимы перед атаками пехоты.

Замкнутый круг. И хотя немалую роль в исходе боя играет численность войск и их подготовка, размыкать этот круг неразумно. Нежелательно, например, гнать пехоту под пулеметы или танками штурмовать высоты, занятые вражеской артиллерией. Даже если такие атаки и венчались успехом, потери выходили огромными, а сама победа — пирровой.

Аналогичная формула применима и к сражениям, что гремели в древние времена, когда не было еще изобретено огнестрельное оружие, не говоря уж про авиацию. Исходные величины, правда, были другие. Конница вытаптывала пехоту. Лучники, защищенные спинами товарищей или укреплениями, невозбранно гвоздили конницу… как, впрочем, и пеших противников. Катапульты и другие осадные орудия разрушали укрепления, зато сами были беззащитны против пехоты.

Все это было, конечно, было небезынтересно, вот только не слишком полезно в той ситуации, в которой, как в одной лодке, оказались Сеня и хелема. Для местных аборигенов воевать даже как римские легионы или фаланга Александра Македонского было счастливым завтрашним днем… до которого следовало еще дожить. Делом тысячелетней перспективы — как минимум.

Пока же, как Сеня понял из объяснений Аяга, Хубара и других хелема, бои между племенами напоминали в лучшем случае разборки гопоты. С единственным тактическим решением: «стенка на стенку». Причем и тогда исход схватки мог решить какой-нибудь упоротый отморозок, ворвавшийся в гущу сражения с ножом, прутом арматуры или розочкой из разбитой бутылки. Похожий случай, собственно, и произошел на глазах Хубара во время первого столкновения с аванонга. И на него шаман ссылался, охлаждая пыл молодого соплеменника.

А в худшем случае никаких стенок не было. Только общая свалка, где каждый был за себя. И нелегко, но очень легко было прикончить кого-нибудь из своих.

Оттого не слишком радостной виделась Сене перспектива надвигающейся войны. Он даже думал, не удрать ли, и пусть эти дикари сами расхлебывают свою кровавую кашу. А кто выживет — молодец, и Чарльз Дарвин благословит победителей.

Не дали пойти на дезертирство, задушив эту трусливую мысль в зародыше, во-первых, совесть, а во-вторых, благоразумие.

Начать с того, что Сеня успел привыкнуть к хелема, привязаться. Даже к гнусу Макуну, который, кстати, вроде встал на путь исправления и почти перестал цепляться к новичку. Не иначе, тоже привык. А предавать, бросать в беде друзей-товарищей было не в обыкновении Сени. Да к тому же… куда там друзьям — по крайней мере, из прежней жизни? Сеня даже под пытками не смог бы вспомнить, чтобы кто-то из тогдашних друзей приютил его даже не на месяц, а на пару дней. Да еще поделился бы с Сеней завтраком-обедом-ужином, сам не всегда уверенный, что не останется голодным завтра. А хелема вот и приютили, и накормили — ни на тесноту жилища, ни на угрозу голода не посмотрев. Так что же, подвести их после этого? Не факт, что Сеня смог бы после этого на собственное отражение смотреть без омерзенья.

Второе соображение, не позволявшее Сене удрать, было куда более прагматичным. Снова оставшись один, он оказывался наедине с той же проблемой, которая не так давно толкнула его к союзу с хелема. Зима была близко, причем дальше с тех пор отнюдь не сделалась. Вдобавок, Сене предстояло бы не просто выживать в одиночку, не имея даже маленькой избенки, но и соседствовать с враждебным племенем. А то, что соседями аванонга будут ни фига не добрыми, они и сами продемонстрировали, оставив на суку отрубленную голову. Более чем доходчиво.

Вот и получалось, что альтернатива и у Сени, и у хелема имелась одна: победа или смерть. И Сеня, и приютившие его дикари, естественно, предпочитали первый вариант. Осталось придумать, как добиться именно победы. И по возможности большинству остаться в живых.