Итак, имевшиеся у хелема представления о тактике боя Сеню весьма обескуражили. Но, немного пошевелив мозгами, он смекнул, что недостаток этот можно обратить себе на пользу. Ведь аванонга эти, страшные, наверняка придерживаются такой же тактики под кодовым названием «куча мала». А значит, как бы ни были сильны, если верить Хубару, но в бою могут сделать такие же ошибки, как и их противники. Вернее, не такие же. Просто ошибки, присущие этой устаревшей (с недавних пор) тактике. То есть будут действовать менее эффективно, чем хелема, если те прибегнут к другой тактике, более совершенной.

Этому Сеня и решил научить «своих» дикарей. Немного поступившись принципом не вмешиваться в естественное развитие и не ускорять его.

План сражения Сеня составил достаточно быстро. В центре строя хелема по его замыслу должны были стоять наиболее сильные воины с копьями наперевес; на флангах — мужчины с каменными топорами. Им в случае, если враги начнут давить центр, предстояло сомкнуться у них за спиной и разить с близкого расстояния. А за спинами копейщиков… да, луки и стрелы еще не изобрели. Но лучников Сеня надеялся заменить просто женщинами и… если не детьми, так хотя бы подростками с камнями.

Легко было составить этот план. Гораздо труднее — донести до хелема. Когда Сеня излагал (еще только излагал!) свои тактические соображения племени, дикари вмиг поскучнели. Оно и понятно: надеялись-то, небось, что Сейно-Мава сам все сделает, сам испепелит врагов. А тут выясняется, что предстоит драться самим.

Когда некоторые из хелема в открытую возроптали, Сене пришлось напомнить не ахти, какую свежую, но все-таки истину. Что духи, даже добрые, помогают только тем, кто сам себе помогает. Роптавшие вроде бы согласились, но факт оставался фактом: бойцами хелема были так себе. А значит, в открытом бою, скорее всего, полягут или разбегутся. При первом же серьезном натиске.

Сеня это понял и еще раз пошевелил мозгами — раздумывая, как увеличить шансы на победу. Придумать удалось следующее.

Во-первых, неплохим подспорьем в бою могла бы послужить Сенина «тойота». Нечто массивное, как мамонт, подвижное и… ну ладно, едва ли впрямь неуязвимое для первобытного оружия, будь то каменный топор или копье с опять-таки каменным наконечником. В конце концов, те же стекла можно пробить. Но уж во всяком случае, удары примитивным оружием не выведут машину из игры сразу. Чего не скажешь о живом человеке. Зато человека… да еще не одного Сеня за рулем «тойоты» успеет хотя бы покалечить.

А что — сколько народу под колесами гибнет? Десятки тысяч в год, насколько Сеня знал. И это только в России. Все локальные конфликты, над которыми регулярно проливают крокодиловы слезы политиканы и журналюги, нервно курили в сторонке. Так почему бы это печальное обстоятельство не обратить себе на пользу хоть раз?

Во-вторых, в грядущем противостоянии с аванонга могла бы помочь сама пещера хелема. Точнее, ее удачное расположение и, соответственно, незаметность. Коль Сеню не так давно застигли врасплох, когда он облизывался на улов хелема, коль выскочили, он не понял, откуда, и подобрались незаметно — то, наверное, у хелема хватит духу так же устроить засаду и так же незаметно подойти и ударить с тыла, когда появятся настоящие враги. Раз уж принимать бой на открытом пространстве они явно очковали.

Ну а в-третьих, Сеня вспомнил, что в его личном арсенале имеется кое-какое оружие, которого нет, и не могло быть у людей каменного века. Большой нож, например. Сеня оставил надежды сделать с его помощью что-то, похожее на орудия первобытных людей и просто носил нож с собой. Надеясь, что в нужный момент успеет ткнуть стальное лезвие в брюхо какому-нибудь аванонга.

Еще кому-нибудь из супостатов он рассчитывал вышибить глаз или нанести иную травму выстрелом из травматического пистолета.

Общий расклад на взгляд Сени выходил в таком случае обнадеживающим. Даже если хелема засядут, дрожа, у себя в пещере, после одного аванонга, пронзенного ножом, второго — подстреленного, и нескольких, попавших под колеса «тойоты», остальные могли банально… испугаться. Чай, не супермены; в их сверхчеловеческие возможности Сеня отнюдь не верил. Но обычная мразь рода людского, борзеющая от безнаказанности и сильная лишь слабостью и безответностью своих жертв. Как только станет ясно (думал Сеня), что где-то дают отпор, и можно даже ноги оттуда не унести, аванонга, как и пободает борзоте, предпочтет (думал Сеня) держаться от этого опасного места подальше. А значит, к хелема эти первобытные отморозки больше не сунутся.

Так думал и надеялся Сеня, в глубине души уже догадываясь, что основное бремя войны с аванонга предстоит нести ему. Но в то же время не терял надежды превратить своих соплеменников поневоле и подопечных в боеспособный отряд. Хотя бы по часу в день он тратил с ними на тренировки — чтобы приучить держать строй и согласованно наносить удары. Тратил… вздыхал и снова тратил.

Не забывал Сеня и о том, что нападения нередко имели свойство происходить внезапно. А чтобы этого не случилось, распорядился назначить у входа в пещеру вахты. Одного часового днем и двух ночью. Именно ночью, по Сениному разумению, следовало быть особенно бдительным. Ведь аванонга — те же братки, темные делишки проворачивающие. А когда еще их проворачивать, как не в темное время суток?

От дежурств, особенно ночных, хелема были не в восторге, наверное, даже в большей степени, чем от тренировок в строю. Так что Сене пришлось привлечь на свою сторону авторитет Аяга. Но и после распоряжений вождя дисциплина продолжала хромать. Хелема могли долго припираться, решая, чья очередь пришла сидеть, не сомкнув глаз у входа и высматривать в темноте ворогов. Могли без моральных терзаний уснуть на посту. Да и «косить» от участия в дежурствах тоже не чурались — не хуже юных своих потомков в каком-нибудь военкомате припоминая у себя разные недуги и недомогания.

Еще труднее, чем взрослых, было приучить к дисциплине «цветы жизни». Здесь даже авторитет вождя помог не сильно.

Поскольку нападение на Кангра и двух других охотников случилось в лесу, соваться туда стало опасно. Взрослые охотники это понимали… а вот дети, похоже, в силу возраста считали себя бессмертными. И даже мертвая голова на суку то ли не всякого впечатлила, то ли воспоминание о ней в детских мозгах не задержалось. А может, просто шило в известном месте не давало сидеть в скучной тесной пещере, гнало на свежий воздух. Если не за ягодами-грибами, так хотя бы порезвиться среди деревьев, в прятки поиграть. Ни дня не проходило, чтобы кто-нибудь из детворы не нарушил запрет и не выбрался хотя бы на опушку леса.

Радовало одно… вернее, для Сени и хелема было три повода для вымученной, но радости.

За почти десяток дней, прошедший со времени находки головы Кангра, ни один непоседливый ребенок в лесу не пропал. Да и вообще новых жертв аванонга не было. Не случилось и ночного нападения. А главное: если, оставив в лесу мертвую голову, аванонга не просто совершили жертвоприношение, но, подобно итальянской «Коза Ностре», подбрасывавшей тухлые рыбины своим жертвам, надеялись хелема запугать, то этот номер у них не прошел. Во всяком случае, того, парализующего иррационального страха, какой испытывают, например, кролики при виде змей, Сеня в «своих» дикарях не заметил.

Да, возможно, они просто верили, что Сейно-Мава их защитит. Но и Сене в данном случае было, во что верить. В то, например, что найдется среди хелема хотя бы пара-тройка отчаянных парней, способных не только ждать помощи, но и самим ринуться в бой. Тот же Суманг… не впустую же хвалился. И не факт, что изменил свое мнение даже после устрашающей речи Хубара. А найтись таких Сумангов среди хелема могло и побольше одного.

А потом гром таки грянул. И Сеня лишний раз убедился, что не все можно предусмотреть планированием и расчетом.

Поскольку лес был для визитов закрыт, основное бремя в деле спасения от голодной смерти легло на рыболовов. Последние (включая Сеню) по утрам теперь отчаливали заметно раньше — едва ль не с рассветом, а возвращались в сумерках. Но и этого оказалось мало. В помощь трем имеющимся рыболовецким командам был спешно выдолблен четвертый челн. На нем бороздить реку в поисках рыбы вызвались несколько охотников, которым было тягостно отсиживаться в пещере, чувствуя себя нахлебниками.