Бонхёффер продолжал напоминать каждому, кто его слушал, о том, что у церкви есть только один алтарь, перед которым она должна склонять колени, и это алтарь Всемогущего. Надменность церкви, заявлял он, должна быть осуждена унижением Креста. «Божия победа означает наше поражение и наше унижение. Она означает праведный Божий гнев по отношению к любому человеческому высокомерию, которое пыжится, пытаясь представить себя очень важным в своих собственных глазах. Это означает, что Крест превыше мира... Крест Христов, который означает горькое презрение Бога ко всем человеческим высотам, мучительное страдание Бога во всех человеческих глубинах, правление Бога над всем миром... Вместе с Гедеоном мы склоняемся пред алтарем и говорим: «Господь на Кресте, только Ты будь нашим Господом. Аминь».

Кризис, о котором мы говорим, был только отчасти конфликтом между Гитлером и христианством. В основном это была борьба церкви против самой себя. Борьба лжи и истины, свастики и Креста. Это была борьба внутри церкви, добровольно принявшей немецкий национализм того времени. Бонхёффер настаивал на том, что только Христос, Который не зависит от немецких национальных идеалов и культуры, может спасти церковь в этот решающий час. Церковь должна провозглашать весть о Христе, Который стоит выше политики, выше всего священного и светского.

«Немецкие христиане», с которыми мы познакомились в предыдущей главе, рьяно взялись за то, чтобы церковь отвечала запросам нацизма. Они одобрили отмену власти отдельных округов и объединение всех протестантов в церковь Рейха как в единую и всеохватную национальную церковь. Конечно же, этот план встречал большое сопротивление, однако они верили в то, что если провести свободные выборы, то единство церкви может быть сохранено.

Гитлер преподнес протестантам сюрприз, настояв на том, чтобы епископом Рейха был избран его близкий друг Людвиг Мюллер. Очевидно, что это вторжение государства в «духовную сферу» сразу же встретило сопротивление. Лютеране разделились. Одна часть поддерживала человека по фамилии Бодельшвинг — уважаемого и весьма благочестивого. «Немецкие христиане», которых еще называли «Движением веры», поддерживали кандидата Гитлера. После жарких дебатов на конференции региональных представителей 27 мая 1933 года большинством голосов был избран Бодельшвинг. В своей речи при вступлении на пост он пообещал, что останется выше всех споров внутри своей церкви и просто посвятит себя руководству церковью для «служения народу».

Следующие недели показали, что этот добрый христианин не был способен увидеть значение идеологических течений, бурливших внутри лютеранской церкви. Он не осознавал, что просто не мог оставаться «выше сражения» в церкви, которая с такой готовностью стала в одну шеренгу с нацизмом.

«Немецкие христиане» противостояли ему с неприкрытой враждебностью. Его подвергли нападкам в прессе и радио, настаивая на том, что Мюллер больше заслуживает того, чтобы руководить церковью, так как имеет тесные связи с Гитлером. По их словам, епископ Рейха может быть избран только после того, как будет утверждена новая конституция. Уступив давлению, Бодельшвинг ушел в отставку. Это вызвало негодование у тех, кто был непоколебимым противником деспотичной тактики пронацистских сил. Пятьдесят пасторов подписались под заявлением о протесте.

Тем временем «Немецкие христиане» составили новую конституцию церкви, которая была признана Рейхстагом 14 июля 1933 года. Их девиз звучал как «Одно государство, один народ, одна церковь». Они поддерживали «позитивное христианство» Гитлера, утверждая, как, к примеру, Герман Грюнер, что «Гитлер является тем путем, которым Дух и воля Божия к немецкому народу войдут в Церковь Христа». Эти христиане украшали свои алтари нацистскими флагами и приветствовали друг друга в своих собраниях по-нацистски.

Через неделю, 23 июля, были намечены национальные выборы, и Гитлер выступил по радио для поддержки по всей Германии кандидатов, одобряемых «Немецкими христианами». В своей речи он сказал, что государство желает гарантировать независимость церкви, однако это возможно только в том случае, если церковь будут возглавлять те, кто посвящены «свободе этой нации». Затем он прямо одобрил «Немецких христиан», похвалив их за поддержку национал-социалистического государства. Тысячи людей, которые годами не появлялись на пороге церкви, проголосовали, и ни для кого не стало неожиданностью то, что победили кандидаты Гитлера. Теперь требовалось только, чтобы представители церквей избрали Людвига Мюллера епископом Рейха.

Бонхёффер был глубоко огорчен. Через месяц, в августе 1933 года, он отправил письмо своей бабушке, в котором предсказывал мощное движение по направлению к большой и популярной национальной церкви, сущность которой не соответствует христианству. Он писал: «Мы должны быть готовы к тому, чтобы ступить на совершенно новые пути, по которым нам придется пройти. В действительности, это конфликт между немецкими идеями и христианством, и чем скорее этот конфликт проявится открыто, тем лучше. Нет ничего более опасного, чем его утаивание».

В следующем месяце конфликт проявился открыто.

КОРИЧНЕВЫЙ СОБОР 

В течение двух дней, 5 и 6 сентября 1933 года, в Берлине состоялся старый Прусский Генеральный Синод. Делегации пасторов и церковнослужителей прибывали на него в нацистской униформе и использовали нацистское приветствие. Этот Собор быстро принял характер скорее показного, чем дискуссионного совещания. Его участники утвердили Людвига Мюллера как своего епископа и сместили действующих генеральных суперинтендантов для замены их более лояльными целям нацистов. Они одобрили то, что называлось «арийским пунктом», согласно которому люди с еврейской кровью не могли быть допущены к церковным кафедрам в Германии. От всех пасторов требовалось подписаться под этим заявлением и оказывать «безусловную поддержку национал-социалистическому государству». Голос оппозиции был заглушен криками.

Этот Собор, благодаря нацистской униформе, в которую были одеты делегаты, известен как «Коричневый Собор».

 Он не требовал отставки существующих пасторов еврейской крови, а только заявлял о том, что претенденты на должность, имеющие еврейские корни, к служению не могут быть допущены. Отныне все пасторы должны были представлять доказательства своего арийского происхождения.

Ответственность за ведение протокола этого печально известного собрания была возложена на плечи не кого иного, как Мартина Нимёллера — человека, имя которого вскоре станет известным благодаря его сопротивлению нацификации церкви.

Во время Первой мировой войны он был лейтенантом морского флота и командиром подводной лодки, однако в 1924 году был посвящен в духовный сан и стал влиятельным пастором в пригороде Берлина. Поначалу он приветствовал партию нацистов, веря в то, что она является основной надеждой Германии. Он даже отправил Гитлеру телеграмму, в которой поздравлял его с выходом Германии из Лиги наций и благодарил за «мужественный поступок и уверенную твердость в защите чести Германии». Телеграмма завершалась выражением «верности и молитвенной поддержки».

Лично наблюдая за ходом Коричневого Собора, Нимёллер понял, что наступило время активного протеста. Он подружился с Дитрихом Бонхёффером, и они собрались для обсуждения того, что можно предпринять. Бонхёффер написал статью, раскрывающую абсурдность исключения кого-либо из церкви по биологическим признакам. Церковь, по его словам, это место, где христиане из евреев и язычников «стоят вместе, подчиняясь Божиему Слову». Только такое подчинение показывает, что церковь все еще остается церковью.

Некоторые лидеры церкви попытались представить решение Собора в лучшем свете, заявляя, что в Пруссии, наверное, не более одиннадцати пасторов, которых оно затрагивает, и что, возможно, этой уступке нацизму не стоит придавать большого значения в интересах более важного вопроса «распространения Евангелия».