Так или иначе, его разум направлял его ноги к не слишком отдаленному ориентиру, который он искал. Его медный купол блестел во вторгающемся солнечном свете, и хотя его яркость причиняла боль ему, Teвек позволил пристальному взгляду задерживаться в течение нескольких мгновений. Здесь была пустыня Нифии, скрывающая Медный Город многие истекшие эры под толщею завес песка. Он ощущал странное веяние смерти в воздухе здесь, мор, который, казалось, колебался незримо выше песка. Иссушающая болезнь, о которой говорили в слухах о Нифии, была реальна. Teвек не интересовался этим, поскольку его силы защищали его от даже от худших заклятий и эпидемий.

Путешествие под горящим ярким светом солнца было невероятно, но Teвек не мог ждать прихода ночи. Он оторвал темную полосу от пыльного низа его одежды и связывал его узлом по своим глазам, оставив подобный тонкому пергаменту, разрезы для осмотра. Тогда он натянул свой капюшон сильнее на лицо и запустил своё некромантическое зрение так глубоко, как позволял песок впереди.

Позже, когда ненавистное солнце, палящее высоко над ним, подземный поиск Teвек столкнулся с первым из давно-мертвых жителей Медного Города.

Излучаемые им эманации подсказали ему, что нифиец умер яростно и внезапно.

Даже в этом случае, кости были почти лишены духовного эха, отзвука, задерживающегося после того, как душа вывернута, крик от его тела. Интенсивно сконцентрировавшись, он вслушивался в то эхо. Все, что он мог расслышать, был испуганный шепот, содержащий упоминание «Шакала».

Поскольку он подступил ближе в древний медный шпиль, он предугадывал глубину песка, в котором лежат кости. И он услышал тысячи призрачного эха изнутри той глубины. Они все были убитыми. Как их древние предки из Атлантиды, эти люди утонули, но в море крови, не воды. Кто-то забил их как рогатый скот. Как интересно.

Teвек становился утомленным от их непрерывных, хотя приглушено доносящихся траурных интонаций и закрыл свой ум от них. Он был обеспокоен подобным эффектом, так как во всех ропотах он разобрал единственную выраженную эмоцию, эмоцию горя. В момент смерти никаких следов страха, ненависти, или мести не вошли в мысли убитых, даже среди самого молодого из их среды. Никогда не было такого у некроманта, посещающего склеп или могилу, где такие чувства не гноились в пределах костей, преданных там земле. Они были правоверными Ибиса, не опасаясь даже смерти, обретая покой от знания, что никакой Ад не ждал их. Их бог заботился бы о них в будущей жизни.

Глупцы. Ибис позволил им умирать. Но сильные убеждения этих болванов отличали их от овец в Kaетта, которые просто утверждали, что поклонялись Ибису.

Они изрекли молитвы, пели гимны, и получили по вере — всё поверхностно, и никакое количество позолоты не сможет когда-либо превратиться в золото. Они умерли в страхе, некоторых в гневе, другие, желая мести. Ни один с горем, даже жрецы Kaетта. Но эти нифийцы были преданными.

Teвек узнал немного из памяти разложенных обитателей Нифии и вместо этого развернул его мысли для следующей подручной задачи. Только шпиль поднялся выше песка. То, что он искал, лежало глубоко закопано. Он понял, что только немного города проявилось наружу. Здесь требовалось столько работать, что сто мужчин могли бы провести день, только очищая песок с башни ниже медного шпиля. Teвек, однако, просто насладился бы необычными ресурсами, отдавая команды. Что сто мужчин могли сделать через день, тысяча могла бы достигнуть за единственный поворот песочных часов. И тысячи скелетных чернорабочих ждали приказов Teвека. То, что они лежат далеко ниже поверхности, имело немного значения для некроманта — его вызов неотразимый и непреодолимый пробудит группы мертвецов и вынудит их прорывать свой путь из их могил. На сей раз, однако, он избежал бы некромантии Танатоса, которую использовал в Kaетта.

Обременительное заклятие пришлось бы применить, чтобы вызвать мертвых для простой, но отнимающей много времени задачи.

Продвижение через пустыню дало ему только немного времени, чтобы восстановить его энергии, но он не стремился тратить её не на его цель. Черное Кольцо снова сильно пульсировало, готовое к исполнению его команд. Вдохнув глубоко, снова собрав свою силу воли, Teвек открыл себя к наведению спектрального воззрения, исходившего от покойного нифийца. Направленные мысли натолкнулись внизу на одного и слегка очистили это, чтобы пробудить кости от прозябания длившегося столетия.

Это не шевелилось.

Бровь изогнулась от испуга, Teвек употребил всю его силу некромантии на неподдающейся сопротивляющийся труп, встряхивая его и громко обращаясь к нему.

Снова это проигнорировало его, единственным донёсшимся ответом была свистящая печаль, которую он теперь нашёл даже более невыносимой. Столь приучен был Teвек к немедленному повиновению мертвецов его приказам, что он был озадачен. Его расстройство росло, когда он попытался воспитать другого, кто проигнорировал его запрос даже с властью Черного Кольца, добавленной к его собственному. Он подозревал, что их самые верования закрывали остаток их настроения от его некромантии.

Это неожиданное развитие выявило наиболее раздражающую проблему. Даже с Черным Кольцом, Teвек не знал ни один вид заклятий, которые поднимают ветер или перемещают и формируют землю. Такое колдовство произошло из школ волшебства, чуждого его собственному. Он мог возвратиться к Kaетта и направить для своей работы павших там, но из-за ограниченности времени, он не мог себе позволить потратить столько времени. Нет, он решил, это будет последним средством. Он вместо этого просеял бы убитых ниже, и рассмотрел бы более широкую область, чем ту, что он уже просмотрел. Он полагал, быстро этого не выполнить, так как само солнце могло бы мешать его усилиям, поскольку, конечно, его сияние препятствовало его способности сконцентрироваться. Но никакой свет не достиг мест упокоения его потенциальные фаворитов, таким образом, он сомневался, что это является причиной отказа.

Он поспешил к шпилю, по предположению бывшим центром Медного Города.

Здесь бы он возобновил поиск снова. Передвигаясь под сильными порывами горячего, сухого воздуха, Teвек направил свои мысли вниз.

Ах! Здесь, по крайней мере, покойники не источал ту надоедливую усталость.

Фактически… здесь он обнаружил кое-что весьма интересное. Его пристальный некромантический взгляд потянулся к скелету человека, который, должно быть, был весьма внушителен в жизни. Он был высоким и огромным очищенным до костей, гигантом, убедившись, и что ещё больше заинтриговало Teвека, был неподавленный гнев, который все же кипел в пределах разложенного трупа. Тот гнев, должно быть, однажды непосредственно горел как солнце, чтобы сохранить такую энергию. Здесь был тот, кого мог использовать Teвек. Этот уступил кое-чему медленному и болезненному — не ранам сражения, но возможно удушью. Редко некромант сталкивался с такой сильной, сияющей аурой, окружающей одного такого давно умершего. И когда он позвал, кости ответили нетерпеливо и начали крайне медленный процесс самораскопок.

Другие также учли его вызов. Один за другим он пробудил их, хотя ни один не был столь силен как первый. Скоро он собрал достаточно для своих целей. Многие источали гнев, другие страх, но все были покорны к его контакту. Teвек знал по опыту, что они не будут появляться из песка до глубокой ночи. Песок был веществом достаточно неподатливым, сравнимым даже с плотно утоптанной грязью. Труп, освобождая себя от последнего, сбросил бы глыбы грязи, толкая непосредственно вверх. В песке метод более напоминал плавание вверх против течения, против упрямых потоков. Но Teвек ждал. Он отодвинулся в небольшую тень, теперь отброшенную шпилем и, проводил время, необходимое, чтобы выбрать тела ниже.

Почти все те, лежавшие непосредственно ниже увенчанной шпилем башни, умерли от той же самой причины, и он был теперь уверен, что это было удушье. Все же было несколько исключений. Он мог размышлять о том, что случилось ниже, очень много минувших веков? Еще он не понял. Пять из убитых испытывали недостаток в любой сущности вообще. Они весьма возможно умерли от казни, и они, очевидно, встретили смерть бесстрашно и в мире с собой. От них он ничего не узнал бы. Но в пределах шестого безголового он нашел вялые следы смешанных страха с сожалением. Этот нифиец мог бы показать кое-что ему, вовремя. Это был вопрос, который он попытается исследовать позже, после того, как храм очистят от песка.