Кати наблюдала за ней краешком глаза. „Вы ищете еще одного еретика для сожжения?“

„Конечно, нет! Эразм никогда не был отлучен“.

„Хорошо, я расскажу вам все, что мне известно. Эразм был незаконнорожденным сыном человека, собиравшегося стать священником. Он родился в Голландии и стал монахом. Он один из наиболее известных писателей нашего времени. Он…“

„Расскажи мне об ошибках, которые он нашел в Вульгате“.

Кати прикусила губу. „Вы ищете ересь?“

Аббатиса покачала головой. „Я просто хочу узнать, где находится этот отрывок о наказании“.

„Если я скажу вам, вы меня накажете?“

„Нет, за это ты не будешь наказана“.

„Тогда я расскажу, но вы должны сдержать свое слово. Этот отрывок находится в Евангелии от Матфея, где Иисус говорит о том, что Царство Небесное приблизилось[5].

Вульгата, которой мы пользуемся, которую Иероним перевел в 404 на народную латынь, переводит греческий оригинал на латинский poenitentiam agite, что значит наказывать. Эразм обнаружил, что это не так, потому он и изменил эту фразу на poeniteat vos, что значит каяться. Между покаянием и наложением наказания существует огромная разница!“

„Откуда ты знаешь это?“ — прервала ее аббатиса. Теперь ее вид был воплощенным знаком вопроса.

Кати покачала головой.

„Скажи мне!“

„Я буду наказана?“

„Нет“.

„Из сочинения доктора Мартина Лютера“.

„У тебя есть и другие его трактаты?“

„С-сейчас н-нет“.

„Где они?“

„Я не знаю“.

„Ты уверена?“

„Да“.

„Где ты их взяла?“

„Это длинная история“.

„Расскажи“.

„Я не могу“.

Аббатиса потерла рукой подбородок. Почти про себя она пробормотала: „Если Эразм прав и наложение наказания — это ошибочное учение, то выходит, что я натерла мозоли на коленях, взбираясь по святым ступеням, и все это впустую“. Опомнившись, она произнесла: „Мне не следовало этого говорить. Не повторяй моих слов. Это похоже на ересь“.

Вскоре после того, как аббатисса удалилась, мучительный запах жареной сельди проник в келью Кати. Чувствуя голод, Кати пыталась не обращать на него внимания и сосредоточиться на задании. Для начала она решила нарисовать карту Римской империи. В двух книгах, принесенных аббатисой, были такие карты, и ей оставалось лишь сделать копию.

Положив перед собой самую большую карту, Кати начала делать копию от руки. Ей постоянно приходилось опускать перо в чернила, а затем посыпать песком уже написанное, так что это отнимало много времени. Но работа была интересной. Только она провела темную линию, отделяющую Францию от Германии, как зазвонили к ужину. Этот звук еще более усилил голод. Однако, помня о том, что ей нужно оставаться в келье, она продолжала трудиться над картой. Когда работа была наполовину сделана, неожиданно вошла аббатиса. „Я принесла тебе воду и хлеб, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты знала, что мне это неприятно, но, сестра Катерина, нам нужно поддерживать порядок, и ересь не должна проникнуть в наш монастырь!“ Повернувшись к выходу, она добавила: „Хлеб свежий, только что из печи“.

Из трапезной доносились голоса и смех монахинь. К этому времени запах сельди и капусты усилился. Подавив гнев, Кати съела хлеб и выпила воду, затем она снова занялась картой. Она допустила ошибку при первой попытке и сделала Богемию слишком большой. Взяв чистый лист, она снова погрузила перо в чернильницу.

Кати и рисовала и посыпала песком написанное, а ее мысли вернулись к святому Бернару, основателю ее любимого Цистецианского ордена. Она и аббат, родившийся в 1090 году, имели много общего. Подобно ей, он родился в благородной семье и также утратил мать. Это случилось позже, когда ему было 17, тем не менее Кати знала, что он испытал все тяготы этой потери.

Иногда монахини подшучивали над Кати из-за ее любви к человеку, которого канонизировали в 1174 году. Как-то раз, когда над едой кружили мухи, одна из монахинь сказала: „Святой Бернар страдал желудком. Когда в церкви мухи досаждали ему, он отлучал их, и все они умирали. Почему ты не сделаешь то же самое?“

Теперь, когда Кати думала об этом человеке, всегда стремившемся к простоте, она вспомнила чудо, приписанное ему. Один знатный лорд обратился к Бернару, чтобы исповедоваться ему перед смертью. Но, открыв рот, он не смог произнести ни звука. Удивленный этим Бернар запел гимн, пока он пел, к лорду вернулась речь. Через три дня после исповеди он умер. Это было первым чудом Бернара.

Пока Кати вспоминала все это, к ней пришло вдохновение. Может быть, Господь использует ее для того, чтобы она вела к свету других и показывала, что спасение достигается верой, а не наказанием, не добрыми делами и повторением? Восхищенная этой идеей, она случайно написала „Богемия“ на юго-восточной границе Саксонии вместо „Бавария“. Она опять испортила карту, пришлось все начинать сначала.

Когда святой Бернар решил удалиться от мира, он убедил 31 из своих последователей пойти вместе с ним. Размышляя об этом, Кати кинулась к окну. Внутреннее побуждение заставило ее открыть и снова закрыть его. Да, оно было довольно широким, и худенькая девушка могла пролезть в него! Однако до земли далеко. Но деревянный сарай прямо под окном делал прыжок возможным. Достаточно прыгнуть вправо, а затем с крыши на землю. Испытывая странное возбуждение, она запела свой любимый гимн святого Бернара:

Кати уже засыпала, когда в ее дверь тихонько кто-то поскребся. Мгновение спустя Аве фон Шенефельд прокралась к ее кровати. При свете свечи, которую она держала, Кати заметила пакет у нее в руках. Она была без покрывала, и ее темные волосы напоминали щетку.

„Я кое-что принесла тебе“, — сказала она мягко.

Почувствовав запах сельди, Кати прошептала: „Лучше положи это под кровать. Келья аббатисы за стенкой. Ее длинный нос по чуткости не уступает носу охотничьей собаки. Давай подождем, пока она захрапит“.

„А долго ждать?“

„Я не знаю. Но она уже легла. Скорее всего, недолго. Пока мы ждем, ты можешь посмотреть мою карту Римской империи“.

Кати разложила карту на кровати и придвинула поближе свечу.

„Это было нетрудно, ведь мне нужно было просто сделать копию. Однако в спешке я испортила первые две“.

„Пока ты рисовала эту карту, я составляла карту Саксонии. Моя карта очень важна“, — прошептала Аве.

„О чем ты?“

„Ты же знаешь, что Нимбсхен находится на самой границе Альбертинской Саксонии, которой правит герцог Георг. Он ненавидит всех, у кого есть новые идеи. Если бы он поймал человека, согласного помочь нам бежать, он бы повесил его!“

Глаза Кати округлились. „Бежать?“ — спросила она.

„Посмотри на карту, — сказала Аве, избегая прямого ответа. — Мы могли бы отправиться на восток в телеге. Стоит нам добраться до Торгау, и мы будем в безопасности, потому что этот город относится к Эрнестинской Саксонии, которой правит Фридрих Мудрый. Хотя он католик, он все же уважает Лютера и его последователей“.

„А что, если телегу остановят до Торгау?“ — У Кати пересохло в горле, и она стала облизывать губы.

„Это нетрудно“. — Аве провела своим маленьким пальчиком по маршруту побега, который она обвела кружками. — В любом случае мы недалеко от границы с владениями Фридриха. Если нас обнаружат, мы можем повернуть на север“.

„А что, если там нет дороги?“

„Мы должны доверять Господу!“

Звуки громкого храпа раздались в тишине: Хрр-р-р-мм. Аве стала разворачивать пакет.

„Подожди, — воскликнула Кати. — Она спит довольно чутко. Нам нужно подождать, пока она не засвистит“.

„Засвистит?“ — на лице Аве отразилось удивление.