Надежды советского ученого оправдались в полной мере.
Заботами Сергия Радонежского
В начале сентября 1380 года князь Дмитрий Донской отправился в поход против полчищ Мамая. Достигнув Дона, Дмитрий заколебался: идти ли ему за реку навстречу орде или ждать здесь? И в это время князь получил грамоту, которую доставил ему «борзоходец»: «Без всякого сомнения, господине, с дерзновением пойди противу свирепства их…» Эти слова принадлежали Сергию Радонежскому, основателю Троице-Сергиевой лавры, ближайшему советнику и политическому союзнику Дмитрия Донского. Сергий во многом способствовал великой победе на Куликовом поле своими патриотическими проповедями.
Известно, что, перед тем как выступить в поход, князь Дмитрий заезжал в монастырь к Сергию, который предсказал ему успех и отпустил с войском двух иноков — Пересвета (того самого, что перед битвой вступил в единоборство с Чилибеем) и Ослябю.
Блестящий исход Куликовской битвы развеял представление о непобедимости монгольских завоевателей.
Сергий Радонежский — человек широкого кругозора и большой государственной прозорливости — энергично способствовал объединительной политике московских князей, внес большой вклад в развитие культуры того времени… В «молодом» монастыре возникла вскоре библиотека. Начало ей положил сам Сергий, который в возрасте 23 лет пришел сюда, в дремучий лес — «в пустыню» — с двумя книгами. Историк русской церкви Е. Голубинский заметил по этому поводу: «Нот сомнения, что очень не велика была библиотека четьих книг преподобного Сергия… (псалтырь и евангелие)». В том, что монастырь находился в дремучем лесу (в 60 км от Москвы) — нет преувеличения. В дарственной грамоте Дмитрия Донского говорится, что монахам позволяется беспрепятственно ловить в реке Воре выдру, бобра и всякого зверя.
В начале основания монастырь был весьма беден. Общий облик его так описал В. О. Ключевский: «В самой ограде монастыря первобытный лес шумел над кельями и осенью обсыпал их кровли палыми листьями и иглами; вокруг церкви торчали свежие пни и валялись неубранные стволы срубленных деревьев; в деревянной церковке за недостатком свеч пахло лучиной; в обиходе братьев — столько же недостатков, сколько заплат в сермяжной ряске игумена; чего ни хватись, всего нет… случалось, вся братия по целым дням сидела чуть не без куска хлеба. Но все дружны между собою и приветливы к пришельцам, во всем следы порядка и размышления. Каждый делает свое дело…»
Монастырь образовался в то время, когда непрестанные распри удельных князей терзали русскую землю, а монгольское иго тяжелым бременем лежало на плечах народа. Великокняжеская Москва, ставшая инициатором объединения страны, боролась против феодальной раздробленности, собирала силы для отпора врагу. И Москва искала помощи у богатой церкви, поддерживала строительство монастырей. Между 1340 и 1440 годами на Руси основано до 150 новых обителей.
Надо прямо сказать, что красочная картина, нарисованная В. О. Ключевским, могла относиться к самому раннему периоду Троицкого монастыря, первым его годам. И не был он отгорожен от бурных событий. Напротив, активно вмешивался в политику, постоянно был на стороне Москвы. Сергий Радонежский, например, для того чтобы уладить конфликт между великим князем и князьями местными, специально ездил в Ростов и Нижний Новгород. Он же мирил Рязань с Москвой…
И бедность монастыря продолжалась недолго.
Первые привилегии он получил от Дмитрия Донского.
С тех пор стал постоянно расширять свои владения, по останавливаясь перед захватом общинных земель. Уже в XV веке этому феодалу принадлежали обширные территории: пахотные участки, крестьянские дворы с огородами, заливные луга, соляные варницы, рыбные промыслы. Разумеется, братия не могла своими силами вести такое обширное хозяйство — все трудовые повинности легли на плечи закрепощенных крестьян. А к XVIII веку монастырю принадлежало почти 17 тысяч крестьянских дворов, больше, чем имели Романовы и патриарх. Зависели от монастыря и жители близлежащих слобод.
Быстро множились денежные богатства — монахи успешно торговали хлебом, рыбой, солью. Все это лишний раз показывает, что обитель была далека от правила «проводить жизнь в посте и лишениях».
С увеличением экономического могущества монастыря рос и протест угнетенных крестьян. В середине XVIII века волнения проходили во всех его вотчинах.
Вместе с тем лавра становилась и значительным культурным центром, местом производства рукописных книг…
Ефим Дорош в очерке о Загорске указывает, что уже при Сергии в монастыре было по меньшей мере около пятидесяти томов. Любимыми авторами были «писатели, которых следует считать поэтами среди церковных писателей», и можно вообразить «листочки бересты со стихами Григория Богослова, питомца Александрии и Афин, или витиеватыми аллегориями синайского отшельника Иоанна Лествичника».
Сергий одобрял чтение монахов, заботился о приобретении и об изготовлении книг. Постепенно складывалась библиотека, которая особенно быстро стала расширяться при преемниках Сергия. Здесь уместно привести слова В. Лазарева — советского ученого, который заметил, что «культура русского монастыря XV века была далеко не такой примитивной, как это казалось старым исследователям. Творения Василия Великого, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Дионисия Ареопагита внимательно читались и тщательно комментировались. Отсюда в русскую церковную литературу проникали элементы античной философии — платонизма и новоплатонизма».
В монастырях собирают и переписывают книги, переводят с греческого, болгарского, сербского языков, создают летописные своды.
Не удивительно, что люди, склонные к искусству, философии, литературной деятельности, находили здесь хорошие условия для творчества.
В начале XV века при Троице-Сергиевой лавре действовала специальная мастерская — книгописная палата. Книги украшались заставками, золотыми и киноварными буквами, изящными миниатюрами. Переплеты — тоже подлинное произведение искусства. Например: «Евангелие в десть писменое, на бумаге, поволочено бархатом рытым, цка верхняя серебряна, чеканная, золочена, а на ней четыре камени, два яхонта лазоревы, да кора яхонтовая червчата, да изумруд в гнездах… а застежки на червчатом бархате низаны жемчугом…»
В мастерской выработался специальный «Сергиевский» почерк. Отсюда книги расходились по всей Руси.
Сохранился рисунок-миниатюра в рукописи «Житие Сергия Радонежского» XVI века. За длинным широким столом на скамьях с подножьями сидят монахи-переписчики. Перед ними на столе две чернильницы, нож, свернутые свитки и книги. Слева Епифаний — автор «Жития».
К тому же времени относится примечательный документ, раскрывающий «технологию» книгопроизводства, хотя митрополит Макарий ставил себе совсем другую цель. В одной из рукописей Боровского Пафнутьевского монастыря он составил перечень расходов на изготовление одной богослужебной книги. Вначале идут цены на материалы, а потом — плата мастерам. Вот некоторые строки:
«…Доброписцу чернописному, сиречь книжному, сдано две тысящи сребренец противу трудов его в московское число, живописцу иконному четыреста сребренец, златописцу же, заставочному писцу и статейному писцу тысяща сребренец и четыреста в московское число… Златокузньцем же и среброкузньцем и сканному мастеру тысяща сребренец и четыреста сребренец московским же числом».
Над книгой, следовательно, трудились: доброписец чернописный, который воспроизводил основной текст; статейный писец — он воспроизводил вязь киноварью; заставочный писец — его обязанность рисовать заставки и буквицы; живописец иконный — он рисовал миниатюры; златописец — этот покрывал золотом «статии», заставки и отдельные части миниатюр; три мастера — златокузнец, среброкузнец и сканный — оформляли оклад.