В отношениях между балангаями часто возникали военные конфликты. Поводами для них служили обыкновенно кровная месть и захват пленников во враждебных балангаях. Часто дато крупных балангаев подчиняли себе более слабых соседей. Повсеместно на островах была распространена практика заключения так называемых кровных договоров между вождями балангаев. Возникавшие объединения носили характер временных союзов, создававшихся в оборонительных или захватнических целях. В таких объединениях дато самого крупного и сильного балангая руководил военными операциями, но в то же время вожди мелких общин полностью сохраняли власть в своих балангаях. Очевидно, о такого рода союзе балангаев на о-ве Себу писал Пигафетта, хроникер экспедиции Магеллана, прибывшей на архипелаг в 1521 г. Одного из себуанских влиятельных дато Хумабона, с которым Магеллан заключил «кровный договор», обратив его в христианство, испанцы называли «королем Себу». Однако Пигафетта отмечал, что Хумабону подчинялась лишь часть местных вождей, большинство жебыли не только независимы, но и враждебны испанскому «союзнику». В период завоевания Филиппин (60—70-е годы XVI в.) были известны несколько сильных правителей балангаев, подчинивших себе слабых соседей и создавших сравнительно крупные федерации (раджа Солиман в Майниле, раджа Тупас на о-ве Себу, дато Сикатуна на о-ве Бохоль).

Что касается социальных отношений, то содержащиеся в испанских источниках сведения о наличии сравнительно четкой классовой дифференциации внутри балангаев могут быть отнесены лишь к некоторым крупным народам (тагалы, висайя, илоки). Основными социальными группами у тагалов были «благородные» (махарлика) во главе с правителями балангаев, «свободные» (тимагуа) и «зависимые» (алипинг). Подобная же социальная структура сложилась у висайя и илоков.

Слой «благородных» представлял собой феодализирующуюся родоплеменную верхушку, которая включала дато, их семьи и узкую прослойку общинной знати, связанной, как правило, родственными узами с правителями балангаев. Последние находились на самом верху складывающейся социальной иерархии. Их положение в обществе служило одним из показателей сравнительно далеко зашедшего процесса разложения родовых отношений у развитых народов архипелага. Влияние и власть дато в балангаях поддерживались не только системой патриархальных связей, продолжавших играть большую роль во внутриобщинных отношениях, но и различными формами принуждения и зависимости основной массы общинников. Во всех источниках указывается, что жители балангаев обязаны были беспрекословно подчиняться распоряжениям дато, малейшее неповиновение строго наказывалось.

Власть дато, как правило, была наследственной. В отдельных случаях эта традиция нарушалась, когда представители общинной знати получали верховный пост с помощью военной силы или богатства. Общинная знать, входившая вместе с дато в прослойку «благородных», была освобождена от налоговых и отработочных повинностей в пользу правителя балангая и пользовалась, как дато, трудом «зависимых». «Благородные» были советниками дато, сопровождали его в военных походах в качестве личной дружины (они имели собственное оружие и полное военное снаряжение). Из общей массы населения «благородные» выделялись как привилегированным социальным положением, так и богатством. Внешними признаками, отличавшими знать от рядовых членов общины, были пышные одежды, дорогие украшения, а у некоторых народов — обилие татуировки (последний обычай был особенно широко распространен среди знатных висайя, которых испанцы называли «пинтадос» — разрисованные).

Следующей за «благородными» социальной группой были «свободные» — полноправные, незакрепощенные члены общины. Эту прослойку составляли лица, свободные от рождения; либо «свободными» становились «зависимые», получившие освобождение за выкуп или в награду за определенные заслуги перед дато и знатью. «Свободные» обязаны были выполнять ряд повинностей в пользу дато: сопровождали его в военных походах, морских экспедициях, помогали на охоте и рыбной ловле. Во многих испанских источниках обе эти категории населения («благородные» и «свободные») объединены в одну группу, очевидно, из-за отсутствия существенных различий в их, положении. При описании общественного строя тагалов ряд испанских авторов выделяют дато и их семьи как высшую прослойку, затем «благородных» — махарлика, называя их свободными членами общины, и вообще опускают категорию «тимагуа». При характеристике висайя у некоторых авторов, напротив, выделена прослойка «тимагуа», которые сравниваются с испанскими идальго, поскольку они освобождены от уплаты налогов и несения повинностей в пользу дато, в то время как в других источниках подобным образом характеризуются «благородные» (малахалонг у висайя).

Разноречия в описаниях общественных отношений у филиппинцев в период испанского завоевания говорят об их пестроте и об отсутствии четких сословных барьеров между отдельными группами населения. Несомненно, однако, что ко времени появления на Филиппинах испанцев основная масса населения развитых районов находилась в зависимости от эксплуататорской верхушки. Испанцы, столкнувшиеся на архипелаге с большим разнообразием в положении местных низших социальных слоев, называли их обобщенно и неточно рабами[1]. Между тем оставленные испанскими авторами описания социальных отношений в балангаях вполне определенно свидетельствуют об отсутствии на островах рабовладельческого строя. Категории же населения, названные в источниках «рабами», в действительности представляли собой многочисленную прослойку крестьян-общинников, находившихся в личной зависимости у дато и «благородных».

В результате разложения первобытнообщинного строя в развитых районах страны складывались раннефеодальные отношения. Этот процесс сопровождался закрепощением феодализирующейся верхушкой свободных крестьян-общинников. Низшие социальные слои представляли собой разные категории зависимых крестьян. У тагалов, висайя, илоков, других крупных народов зависимые крестьяне-общинники были самым многочисленным и основным производящим слоем. Либо их положение было наследственным (их дети оставались в личной зависимости у того же дато или махарлика), либо в категорию «зависимых» попадали при определенных условиях свободные общинники.

Существование большого числа различных групп «зависимых» было связано с отсутствием непреодолимых сословных барьеров, возможностями сравнительно легкого перехода из категории «зависимых» в категорию «свободных». «Зависимые» могли получить освобождение за определенный выкуп, в результате выплаты долга, в качестве награды за какие-то услуги своему хозяину. Распространенным явлением были браки между «свободными» и «зависимыми». Дети от браков «свободных» и «зависимых» считались наполовину свободными, а их потомки соответственно на 1/4, 1/8, 1/16. Был и другой способ деления детей от браков «свободных» и «зависимых», при котором половина детей становилась «свободными», а другая — «зависимыми».

Среди множества категорий зависимого населения выделялись две основные группы, различавшиеся по характеру и степени зависимости. У тагалов это были алипинг-намамахай и алипинг-сагагилид, у висайя — соответственно тумаранпу и ауэй. Алипинг-намамахай принадлежали к высшей категории «зависимых» и образовывали основной слой тагальских крестьян. Они имели собственные дома, орудия труда, рабочий скот. Могли передавать принадлежавшую им собственность в наследство своим детям. Их нельзя было продавать или дарить лицам из других балангаев, в брак они вступали без разрешения господина. Основными формами эксплуатации этих крестьян были натуральный оброк (в виде определенной доли урожая) и различного рода барщинные повинности.

Степень личной зависимости алипинг-сагигилид — самого низшего социального слоя в доколониальном тагальском обществе — была значительно больше. Они не имели собственности, жили в доме господина, не могли вступить в брак без его согласия, их продавали, покупали, дарили. Алипинг-сагигилид прислуживали в домах дато и знати, обрабатывали их земли, получая от хозяина пищу, ночлег, иногда небольшую долю собранного урожая.