нулся как только сменился свет. А ведь движения не было? Не было помехи ни справа, ни слева? Не было камер? Не было дорожных полицейских? Да в наше время не будь «всевидящего ока» эта машина проехала бы наплевав на светофор. Что может остаться безнаказанным, то разрешено — такой негласный закон дорог нашего времени. Иное кажется странным. Прислушиваясь к своим ощущениям, я понял, что помимо умиления пыльный грязный город вызывал ощущение мира и покоя. Словно там в моем будущем идет бесконечная невидимая война. Ты это не ощущаешь, не сознаешь потому, что родился во время войны, и вырос во время войны, и все происходящее изо дня в день и нервный темп жизни воспринимаешь как должное. Но чтобы понять истинную картину жизни нужно увидеть другую. И лишь увидев, почувствовав это другое, иначе начинаешь смотреть на тот мир, в котором жил.

— Вот, — сказал я, протягивая заполненные бланки в окошечко. Бланков было три. Ленинград, Купчино, дом 7 квартира 69. Новокузнецк, улица Пирогова 10 квартира 37.Целино-град, улица Революционная 18 квартира 6. Юрию, Татьяне, Валентине. Все верно.

А младшему Александру передадут. По крайней мере я на это рассчитывал. Адреса я помнил по старым письмам хранящимся в особом ящике нашей семьи. А на память я не жаловался. Со школы помнил все стихи какие когда-либо учил, помнил закон Ома для участка цепи, и постулаты Бора, помнил, что в 1613году Михаил Романов был избран Земским собором на царство. Помнил где находятся тычинки, пестик, рыльце. В общем, много чего как казалось ненужного, которое никогда, ни при каких обстоятельствах не пригодится. Помнил зачем-то адреса дальних предков и родственников, которые как нельзя кстати оказались в запасниках памяти. Что меня несколько обнадеживало и радовало. Кто его знает, как жизнь повернется? Может ещё что пригодиться и понадобится.

— Паспорт? — спросила строгая женщина, даже не взглянув на бланки.

— Чей?

— Ну не мой же? — возмутилась телеграфистка.

— Извините, — дома забыл.

— Вот с документами и приходите.

— Девушка, — обратился я с заискивающе угодливой интонацией, — А может как-нибудь без паспорта? Я живу далеко, а телеграммы срочные.

— Срочными оформить хотите? Срочные будут дороже.

— Нет-нет, — перепугался я, — не надо срочными, простыми. Только отправьте пожалуйста?

— Не приму. Мало ли что вы написали, может у человека после вашей телеграммы неприятности будут. А отвечать кому? Вот с паспортом приходите — оформлю.

— Девушка, да какие неприятности? Вы на текст посмотрите?

Она посмотрела и, кажется, просветлела лицом, слегка улыбнувшись.

— Ну, хорошо. Отправлю. Только почему без подписи?

— Да я собственно им не кто.

— ? — последовало немое удивление.

— Соседка моя, бабушка захворала, вот боюсь как бы чего не вышло. Решил её порадовать детей собрать.

— Ну что ж вы сразу так не сказали? — облегченно вздохнула телеграфистка, — Тогда надо написать — мама в тяжелом состоянии. И всё.

— Да не хочется людей пугать, — вздохнул я, — Поэтому просто и написал — приезжай к маме. Телеграфистка согласно кивнула и принялась что-то считать.

— С вас два рубля шестьдесят копеек, — объявила она, вернувшись к действительности.

— Вот, — высыпал я на тарелочку всю наличность.

Интуитивно я всегда или почти всегда обращался с вопросами и за помощью к противоположенному полу. Не смотря на сварливость, неуёмное любопытство и некоторые другие недостатки, женщины всегда или почти всегда сердечней, общительней

чем мужчины. И если с мужчиной мне было неловко выглядеть дураком, не знающим элементарных вещей этого времени, то с женщиной я надеялся все можно было превратить в неудачную шутку, нелепое заигрывание. В крайнем случае включить дурака и сослаться на потерю памяти — тут помню, тут не помню. Ехал в поезде, с верхней полки упал. Так я и поступил, обратившись к бабушке сидящей на лавочке у «Дома быта».

— Бабушка, извините. Вы не скажете а где можно денег заработать?

Старушка в туго подвязанном платке плотнее прижала кошелку к телу и посмотрела на меня как на говорящую лошадь.

— Иди отсюда охальник! Ходят тут всякие! Такой молодой, а уже нажрался с утра!

— Да, нет. Я правда не знаю. У меня документов нет. А без документов нигде не берут.

— Иди отсюда! Сейчас милицию позову! Рожа твоя бесстыжая!

Я совершенно не находил свою рожу бесстыжей, но почувствовал как к ней прилила кровь. Во избежание дальнейшей ругани и появления милиции, пришлось развернуться и уйти. Шагая по направлению к вокзалу я обдумывал тот вариант, что на оставшиеся тридцать пять копеек было бы неплохо перекусить. Солнце близилось к зениту, а утрешние пирожки бабы кати я успел переварить. Запах жареного мяса витал поблизости.

У ресторана «Турист» стоял мангал. Гордый джигит с пресыщенным сытым видом лениво обмахивал мангал куском картонки разгоняя аппетитные запахи и белый дым по сторонам.

— Почем шашлык?

— Пятьдесят копеек, — ответил джигит, — Пиво есть. Пиво будешь?

— А пиво почем? — вздохнул я, видя, что шашлык не потяну.

— Тридцать пять копеек.

Пиво я тянул, но пить его вприкуску с запахом шашлыка, но без шашлыка было извращением. За спиной шашлычника располагался киоск, в котором он хранил видимо пиво и мангал после работы. В окошке будочки красовалась картонка с категоричной надписью — «Пива нет! Не постучи».

— Слушай, а ты не знаешь где можно денег заработать? — от безнадеги обратился я к джигиту.

— Да везде, — улыбнулся джигит. — Что служивый, деньги нужны?

— Ага. Вот с поезда выкинули. Без денег, без документов остался, — стал я излагать свою легенду.

— Вах, вах! — покачал он головой, — А я думаю, почему такой оборванный? Дембель? По пьяни подрался?

Я не знал кто такой дембель, но на всякий случай кивнул.

— На. Держи, — протянул он палочку шашлыка, нанизанного на тонкую алюминиевую проволоку.

— У меня нет денег, — честно признался я, — Только тридцать пять копеек.

— Держи, говорю, Акрам угощает. Я Акрам, — представился шашлычник, — Вот пива возьми. С артистичностью достойной фокусника он извлек из воздуха бутылку жигулевского пива. Отказаться от угощения я не мог. Шашлык был честно говоря на любителя. Уксуса в нем было много, а мясо замариноваться не успело. Жесткий был шашлык. Пиво тоже не первой свежести. Впрочем, дареному шашлыку в зубы не смотрят. Сжевать пять кусочков мяса было не долго.

— А чего у тебя табличка такая, — спросил я указывая горлышком бутылки на картонку в окошке.

— А? — обернулся Акрам, — А это чтоб менты не гоняли. Гоняют меня за пиво.

Из его пояснения я догадался, что торговля пивом противозаконна.

— Так что делать мне, где работу найти не подскажешь? Я не местный не знаю тут ничего?

— До дома доехать надо? — уточнил Акрам. — Иди на вокзал, найдешь бич-бригаду, вагоны, которые разгружают. За вагон червонец дают. Два вагона, два червонца. Соображаешь? Вот на билет и будет.

— Спасибо тебе Акрам! — повеселел я. — Давай я тебе в благодарность табличку подправлю. Пива нет. Не беспокоить. Так правильней написать будет.

— Грамотный? Да? — озлобился внезапно Акрам, — Пошел отсюда! Меня учить будет!

Далее он произнес кучу слов по большей части непечатных. И я в недоумении и с легким чувством вины пошел по указанному адресу. Но не туда куда он послал меня вторично, а к вокзалу.

Что-то был не так с этим миром, здорово не так. А скорее всего «не так» было со мной.

Я изначально неправильно оценил этот мир и людей в нем. Не так они реагировали на мои слова. И хоть доброта им была свойственна, взять хотя бы шашлычника с синей щетиной от самых глаз, накормившего первого встречного. Но в целом отношения были сложнее а не такие пасторальные как мне показалось в начале. Новый мир принялся вносить свои коррективы в моё мировоззрение снимая флер и розовые очки.