На минуту мысли Юки переключились на Эцуко, жену дяди Сабуро, — она стоит с огромным животом, где шевелится младенец, и вспарывает брюхо рыбы, и вынимает из него красные внутренности. Уже дрожа от холода, Юки открыла глаза. Голые ветки хурмы выглядели, как сеть, натянутая на небо стальной синевы, — в конце зимы оно часто приобретает этот характерный оттенок. Сейчас земля во дворе насквозь промерзла, а весной между домом и деревом хурмы повсюду распустятся бабушкины цветы. Летом под деревом поставят скамейку, которая сейчас пылится в каморке вместе с садовым инвентарем.

Когда Юки была ребенком, дедушка часто летними вечерами сидел с ней на скамейке под деревом и рассказывал о созвездиях. Маленькие сверкающие точки превращались у него в людей и животных, и с ними происходили забавные истории. Густая зеленая листва осенью становилась розовато-оранжевой и опадала, а на голых ветках оставались лишь ярко-крас- ные плоды. Юки, правда, видела их лишь на фотографиях, которые присылал дедушка; к тому времени, когда они появлялись, школьные каникулы кончались, и надо было возвращаться в Кобе. Сорванные с дерева плоды хурмы горчат, но дедушка их сушил на кухне, нанизывая на специальные вертела, и они становились очень сладкими.

В декабре они с мамой регулярно получали большой ящик с сушеной хурмой и ели ее целую зиму, вспоминая чудесные деревенские дни. Вот уже шесть лет как нет мамы — как давно это было, думала Юки. Бабушка требует от нее уважения к отцу. Ну, не глупость ли с ее стороны? Ведь прекрасно знает, как недостойно он обходился с ее дочерью. Юки горестно вздохнула.

Задняя дверь дома открылась, и показался господин Кимура, держа что-то в руках. Когда он приблизился, Юки разглядела: это была ее куртка цвета морской волны. Она купила ее прошлой зимой на деньги, заработанные в библиотеке, — долго искала, выбирала, пока не нашла именно такую куртку, какую, ей казалось, выбрала бы для нее мама.

— Ты, должно быть, замерзла, — господин Кимура накинул куртку ей на плечи.

Юки застегнулась на все пуговицы. Новый дядюшка молча разглядывал голые ветки хурмы.

— Мне жаль, что я столько всего наговорила за столом. Я не хотела никого обидеть. Наверное, мне вообще не стоило приезжать.

— Помнить ту сосну, которая, по словам мамы, напоминала тебе лисичку в пышном наряде? В последний раз, когда мы виделись с твоей мамой, мы ездили посмотреть на эту сосну, подошли к ней вплотную, но никакого сходства с лисой не было. Все дело в расстоянии, с которого смотреть. Надо отойти подальше — тогда образ становится понятней. Ну а потом я отвез твою маму домой, и мы втроем пили чай у вас на кухне — так?

Юки словно наяву увидела эту сосну — зеленое пятно среди зимних снегов. Она по- прежнему там, у самого моря. Интересно, люди, которые живут в их бывшем доме, заметили ее?

— Вчера я снова вспомнил тот день. Твоя мама позвонила мне поздно вечером и сказала, что больше не будет звонить и видеться со мной. Объяснила: она так несчастна, что наша дружба будет мне в тягость, что мне придется постоянно утешать ее и все такое. Я пытался переубедить ее, но напрасно. Она твердо настояла на своем.

— Я знаю, что она вам звонила.

— В самом деле? Впрочем, я догадывался, что вы были близки с ней.

— Да. И вы не стали ее другом из-за меня.

Кимура кивнул.

— Я хотел, чтобы ты приехала на нашу свадьбу, — ведь именно благодаря тебе я познакомился с Айей. Ты свела нас, и это один из немногих проблесков в мире горя. В общем, я очень рад, что ты приехала.

Юки хотелось кое о чем спросить господина Кимуру. Утром в поезде она размышляла над тем, как облечь свой вопрос в наиболее деликатную форму. Ничего путного в голову так и не пришло, но сейчас она все же решилась:

— Вы женились на тете Айе, потому что она похожа на мою маму?

Кимура пристально посмотрел ей в глаза:

— Да. Ты считаешь это нелепостью?

— Не знаю даже.

— Но это вовсе не значит, что я не люблю Айю. Такое случается: мы любим человека, который смутно напоминает нам другого, кого мы любили раньше. Я не думаю, что в этом есть какая-то несуразица.

— Мне трудно судить. Лично я никогда никого не любила, кроме, конечно, мамы, дедушки с бабушкой, тети Айи и других родственников мамы.

— Но были, наверное, мальчики, которые тебе нравились? — Дядя спросил об этом серьезно, без улыбки.

Юки перебрала в памяти ребят из своей школы: ничего интересного. Соберутся в кучу и глупо хихикают по дурацким поводам: то у одной девчонки из-под юбки вылезла комби-

1 гсл

нация, то другая, с пышной грудью, надела обтягивающую майку, то третья, высокая, как каланча, по-стариковски сутулится. Были, конечно, среди них и умники, на них девчонки обращали внимание. Они обычно расхаживали по двое, или по трое, часто в компании с двумя-тремя девушками. Эти девушки приходили в школу в элегантных платьях, от них пахло пудрой. Во время перерыва на ланч, когда «рядовые» мальчишки толпились в коридорах, серенькие девчонки-мышки сидели в кафетерии, а школьный «высший свет» прогуливался по двору, Юки выходила на беговую дорожку. После, быстро приняв душ, она спешила на пятый урок, а там — тренировки, в спортзале или на стадионе. Дома, садясь обедать с отцом и мачехой, она чувствовала себя такой уставшей, что у нее гудело в ушах, ноги и плечи болели. А потом в библиотеку — расставлять по полкам книги, заполнять формуляры. Приходила домой в одиннадцать, и только тут — за уроки. Какие уж там мальчики! Даже думать о них не хотелось. Единственное, о чем она мечтала — это о встрече с Сачико. После их летних пробежек Юки несколько раз видела ее мельком. Сачико иногда приходила на соревнования поболеть за своих бывших подруг по команде — сама заниматься бегом перестала. К Юки она подходила, поздравляла ее с очередной победой, но потом возвращалась к своим приятельницам. Сейчас

Сачико учится в колледже. Наверное, уже делает макияж и бегает на свидания.

— Нет, — наконец ответила Юки. — Не думаю, что мне нравился какой-то мальчик. А что, — вы находите это странным?

— Вовсе нет. Может быть, когда-нибудь это случится, но зачем торопить события.

— Не надо, конечно. Мне вообще не хотелось бы влюбляться. Насколько я знаю, половина любовных историй оканчивается плачевно.

Господин Кимура, не выразив удивления, продолжал молча смотреть ей в глаза.

— Я, конечно, не имела в виду вас и тетю Айю, — поспешно добавила Юки. — Я скорее думала об отце с матерью. Ведь когда-то они тоже любили друг друга.

— Да, любили. И я когда-то любил свою первую жену, а потом, как ты знаешь, мы разошлись.

— А тетя Айя? Когда она первый раз вышла замуж, она, я уверена, любила этого человека. А всего через три года он погиб в автомобильной аварии. Сколько людей сидело в машине, но все остались живы, а он умер на месте: перелом черепа. Могла ли тетя Айя такое предположить? Он и за руль-то не часто садился. Наверное, если бы мы могли предвидеть будущее, то никогда бы не влюблялись. Знали бы, что все окончится крахом — так или иначе.

Кимура стоял прислонясь к дереву, скрестив руки. Он надолго задумался, прежде чем ответить:

— Когда я был моложе и понял, что мой брак катится под откос, я рассуждал так же, как ты сейчас. Да, все кончается плохо. Когда я узнал о смерти твоей мамы, я еще больше в этом уверился. Тогда мне было сорок. Но позже, через несколько лет, я стал рассуждать иначе. Сейчас я думаю, что человеку нужно кого-то любить вопреки всему. Конечно, судьба зачастую против нас, но тем ценнее наши чувства. Если бы я не думал так, то никогда бы и не женился на тете Айе.

Юки попыталась представить, что ей сорок пять лет, и она считает любовь светлым и сильным чувством. Трудно вообразить. Ее страсть — беговая дорожка. Отмерять круг за кругом, меняя темп, — и все дела. А влюбляются пусть другие.

Из дома показалась Айя в светло-сером кимоно с вязанной белой шалью на плечах. Она направилась к Кимуре и Юки — медленно, размеренно, как двигаются женщины, одетые в кимоно.