— Э-ээ! Как не стыдно! Ээ-э! — прыгал он на одной ноге.
Осел! Мне действительно было стыдно, что он неправ… Я замахнулся на него тамагавком. Эллен перехватила мою руку.
Тут я узнал своего племянника Тома, а он меня.
— Дядя Рой! Я не знал, что это вы, право не знал. Как вы поживаете, дядя Рой, и вы, леди?
Он мгновенно стал воплощением изысканной вежливости и даже шаркнул ножкой, хоть стоял отнюдь не на паркете.
Эллен,улыбающаяся, поднялась, подошла к мальчишке и потрепала его рыжие волосы. Я дал ему приветственного щелчка. Все вместе мы вышли на дорогу.
Около моего кара стоял трактор на резиновом ходу с прицепом, нагруженным початками.
— Ой, дедушка от радости подскочит выше кукурузы!- трещал сорванец.- Сейчас такая жаркая работа. Приходится шпарить. Очень надо помочь. Ведь вы поможете, не правда ли, дядя Рой?
— Это даже интересно, Рой! А почему бы не помочь? Прибавится впечатлений,- решила Эллен, стряхивая платье от былинок.
Парнишка забрался на свой трактор.
— Уже вечер,- заметил я.- Ты едешь в последний раз на ферму?
— Что вы,дядя Рой! Дедушку и папу не утянешь дотемна даже «Катерпиллером». Мне придется тащиться еще раз или два. Мы сегодня нажариваем с четырех часов утра. Мама и бабушка скачут дома, как ковбои.
— Молодец!- сказал я.- Можешь считать за мной еще щелчок. Слезай.
Я сел на трактор. Эллен взяла мальчика к себе и доверила ему руль.
— У нас никогда не было такой шикарной машины!- восхищался паренек.
Они уехали вперед. Я тащился с прицепом.
Наконец знакомый поворот. Вот и здания фермы! Ого! Отец выстроил-таки задуманный им механический ток. Да, я знаю, он не мог не сделать этого. Он только потому еще и держится в неравной борьбе с сельскохозяйственной компанией, что до предела механизирует свое маленькое хозяйство.
Мама бежала ко мне по дороге.
Я остановил трактор и тоже побежал к ней.
Она запыхалась, сняла очки в вычурной оправе, которые я прислал ей из Нью-Йорка, сразу стала родной, знакомой, только уж очень морщинистой и сухой, костлявенькой, когда я ее сжимал в объятиях.
Мы вместе пошли по дороге. Навстречу вприпрыжку несся Том, чтобы привести оставленный мной трактор.
Мать утерла платком глаза.
— Вот даже ребенку нет отдыха,- вздохнула она.
— Ничего, ма, мы приехали с Эллен на несколько дней и поможем в уборке.
— Ой, как же можно! Она такая леди! У нее богатые родители?
— У нее богатая родословная, не хуже, чем у знаменитого скакуна. Она сама предложила мне помочь вам.
Пока Эллен переодевалась, а мать хлопотала по хозяйству, мы с Томом и сухопарой сестрицей Джен разгрузили прицеп.
Вышла Эллен, совершенно прелестная в мальчишеском комбинезоне, в платочке, завязанном под подбородком «а ля рюсс».
Я тоже успел надеть комбинезон,отцовский, перепачканный, и выглядел героем пролетариата.
Маскарад нам пригодился. Отца и зятя мы застали за починкой кукурузного комбайна. Наскоро поздоровавшись, я полез под машину с гаечными ключами. Эллен, стоя на коленях, подавала мне инструмент.
Когда я вылез, отец шепнул, что зто хорошо, что она не боится работы.
Он был все такой же, отец, в мятой старой фетровой шляпе, в затасканном пиджаке, покрытом масляными пятнами, рыхлый, неподвижный, совсем седой, с кирпичным обветренным и унылым лицом.
Стало совсем темно. Я освещал дорогу фарами. Мы с отцом примостились на тракторе вдвоем.Эллен и Том ехали на прицепе и пели веселые песни. Старательный зять, отец Тома, вел сзади комбайн.
— Очень плохо, сынок,- говорил отец,- С одной стороны, душит банк. Я же не мог обойтись без ссуды. Надо было построить ток, купить этот комбайн. Хотел подешевле,а он портится… С другой стороны,эти оптовые цены. Их опять снизили на четыре с половиной процента.Эх,если бы объединиться всем оставшимся фермерам и самим сбывать кукурузу!.Ведь подумать только, сколько мы теряем! Да, мало нас осталось, еще не разорившихся… и каждый смотрит в сторону… Как тут выдержать? Спасибо, хоть ты немного долларов присылаешь… Рассчитываешь хорошо заработать? Так, сынок? Храни тебя бог, дорогой Рой! А у меня концы с концами не сходятся. Разве я могу нанять работника? Я бы сразу разорился. Ты правда, сможешь помочь в эти дни? Тогда я, пожалуй, выскочу…
Поздно вечером все собрались у стола. Том так и уснул, уронив рыжую голову рядом с тарелкой и не выпустив вилки из рук.Отец важно восседал в старинном, прадедовском кресле,тщательно ремонтируемом всеми поколениями,и просматривал газеты. Мать умилялась, глядя на Эллен, которая, не поднимая головы, штопала рваные носки, буквально отнятые у матери. Я смотрел на нее и удивлялся. Джен вздыхала, разглядывая ее костюм, прическу туфли и профиль. Зять старательно таращил осоловевшие от усталости глаза и не уходил из уважения к гостям.
— Что это вы тут пишете,сынок? Зачем вам опять понадобилась холодная война? Что вы хотите заморозить?
— Хотя бы священное статус-кво,- неохотно отозвался я.
— Я не понимаю вашей латыни, но если африканцы не хотят нас, то нечего им грозить… натравлять их друг на друга… да еще и подсовывать одной стороне ядерную бомбу…Мало нам руанского взрыва?Или нужен еще какой-нибудь чикагский взрыв?
— Чепуха! Америка будет в стороне, она здесь ни при чем. Африканцы могут взрывать свою Африку хоть ко всем чертям.
— Постой, но ведь ты собираешься туда?
— Что ж делать, па, журналисту нужны впечатления.
И тут мать залилась слезами:
— Ты погибнешь там, мой мальчик!…
— Вот-вот! Хорошо бы все американские матери поплакали… заблаговременно,- ворчал отец.
Ну что я мог объяснить ему, этому простаку! Разве он в состоянии уяснить, что ядерное оружие послано нам богом как оружие, справедливости, которым можно сдержать наступление коммунизма на свободный мир. Он ответит, что все это давно читал, и упрямо качнет головой.
Эллен ночевала в комнатушке Тома, которого Джен взяла к себе. Ночью дверь комнатушки оказалась запертой. Пристыженный, я пошел спать на улицу под гигантским старым вязом, ветви которого в свое время облазил.
На рассвете отец поднял меня. Эллен была уже готова, снова мальчишески прелестная, в платочке, с опущенными, чуть лукавыми глазами.
Мы проработали три дня,три счастливейших дня моей жизни.Я даже полюбил эти семейные вечера с хлопотами матери, с открытым ртом Тома, с искрящейся, завистью Джен, вялой тупостью зятя и воркотней ничего не понимающего в политике отца, зудящего об оптовых ценах, ссудах, процентах, удобрениях, конкурирующей компании… Что-то чистое, патриархальное, бесконечно уютное и честное было во всем этом!…
А Эллен! Я готов был стать фермером, всю жизнь забрасывать механической швырялкой размельченную кукурузную массу в башню для силосования,лишь бы мне помогала совсем новая, удивительная Эллен. А как она разговаривала со старшими!Почтительно, не поднимая глаз, всегда занятая какой-нибудь работой. Или она превосходная актриса, решившая поозорничать, или сокровище!
Отец и мать, даже вечно раздраженная Джен- все были без ума от нее. Отец подмигнул мне и сказал,что к моему возвращению из Африки приторгует для меня соседнюю ферму. Бедняга Картер совсем разорился, все идет с молотка, можно будет купить хозяйство за бесценок.
В последний вечер Эллен, отвечая на расспросы отца, рассказывала о себе. Да,она кончает сейчас колледж. Теперь модны точные науки. Может быть, станет преподавать их или устроится на другую работу.
Отец вздыхал и подмигивал мне.
— Работа, работа. На ферме ее хоть отбавляй!
Родители ее давно умерли,она их не помнит, продолжала Эллен. Старый мистер Сэхевс воспитывал ее и хочет от нее очень многого. Она еще знает языки. Может быть, это тоже пригодится.
— Вот Тома обучите!- смеялся старик.- Он будет водить по ферме иностранных туристов и показывать им, как надо хозяйствовать.
Эллен сказала, что в последний вечер хочет погулять.
Мы пошли с ней в гору к лесу.Перед нами была уходящая в небо тень, за нами — лунное море равнины.