— Слушайте, Рой. Я хочу проверить вас. Возьмите апельсин.

— Вам очистить его?

— Нет.В состоянии вы положить его себе на шляпу?Я отойду на двадцать шагов. Не бойтесь, я не промахнусь.

— Из чего? — посмеялся я.

Но она достала из сумочки настоящий револьвер. Я только развел руками.

— Если вам хочется продырявить мою голову, то пожалуйста. Но я рискую не из смелости, а будучи уверен, что при лунном свете вам и в голову мне не попасть, пусть она даже распухнет от изумления.

Эллен рассмеялась, отняла у меня апельсин, высоко подбросила в воздух и выстрелила в него.

Апельсин упал шагах в десяти. Она подбежала к нему, подняла и бросила мне. Я хотел поймать на лету, но промахнулся. Апельсин покатился под гору, я едва догнал его.

Черт возьми! Он был прострелен…

— Теперь слушайте, Рой.Я попробовала этой жвачки… Но я предназначена для другого.Может быть, лучше было бы положить апельсин вам на голову и выстрелить чуть ниже цели.По крайней мере мне не нужно было бы сейчас мучиться…

— Конечно, я безоружен, мисс гангстер…

— Я не шучу. Мне больно. Я позвала вас проститься со мной.

— Разве мы не едем утром вместе?

— Нет, Вы проводите меня сейчас до железнодорожной станции. Я уже посмотрела расписание. Проводите… навсегда…

Я не хотел верить ушам. Я не знал, что она умеет плакать.

Она не позволила будить стариков. Мы ушли на станцию, крадучись, пешком, без автомобиля.

Я все никак не мог привыкнуть к ее причудам и уверял себя, что все обойдется. Ведь мы уже прощались раз в Нью-Йорке…

На перроне заштатного полустанка, где на каждого пассажира смотрят открыв рот, мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, и молчали.

У меня вдруг горько защемило сердце, захотелось своей фермы, жены с прелестной мальчишеской фигуркой,дедовского кресла. Я отогнал от себя глупые видения. Что ж, мы снова увидимся в Нью-Йорке!… Я так сказал ей.

— Вы ничего не поняли, милый Рой, Мы никогда больше не увидимся.

Мне стало не по себе.

— Нет, нет… не потому…- добавила она быстро.- Вы милый, родной… Но так надо… Это уже не зависит от меня… Какое страшное слово никогда…

С грохотом подошел поезд и тотчас двинулся.

Ее уже со мной не было. Я ощущал только вкус поцелуя на губах и легкий ее аромат…

Я побежал вслед за поездом, остановился у стрелки и заплакал.

Сергей Буров еще в детстве, когда жил с родителями в Крыму, любил нырять с открытыми глазами. Удивительный мир под водой! Вокруг как бы плотный воздух, меняющий цвет с глубиной, напоминая то просвечивающую весеннюю листву, то мрак ночи. Там не плаваешь, а вместе с быстрыми чешуйчатыми птицами будто летаешь над колеблющимися лесами, над мягкими бархатными скалами. Вверху играет тенями прозрачное «небо», Его можно пронзить и, вынырнув на поверхность, глотнуть желанного воздуха, на миг увидеть слишком резкие облака, слишком яркое солнце, слишком четкие берега…

Воспоминания детства!Буров плыл в акваланге,освещая путь лучом прожектора, закрепленного у него на лбу, как зеркальце у врача.Он управлял электрокарой, которая буксировала контейнер с приборами.

Фантасты мечтали о завоевании подводного мира, пересаживали человеку жабры акулы.Ученые пожимали плечами.Новое существо уже не походило бы на человека, должно было бы пропускать через себя бочки воды…Жизнь по-своему осуществила мечту.Не приспособление к природе,а подчинение ее разуму,способному техникой заменить биологические органы. Акваланг позволил человеку спуститься в море и быть таким же легким и свободным, как на его поверхности. И человеку открылись подводные материки! Приспособление его организма казалось безграничным. Аквалангисты жили на дне океана, не выходили на поверхность по неделям,создавали подводные колонии.Смельчаки доказали, что могут опускаться на поразительные глубины.

Буров встал на дно, ухватился за водоросли, выключил подводную электрокару.

А неподалеку от него тоже в водорослях замерла,притаилась тень, напоминавшая изящное и ловкое в воде тело нерпы. На Бурова смотрели такие же огромные, как у нерпы,глаза, но… это были очки подводной маски, через которые за Буровым тревожно наблюдала его помощница Шаховская.

…Так же тревожно следила она за Буровым в Великой яранге, когда после ухода Овесяна и Веселовой-Росовой он сел за стол, стал что-то писать, рвал написанное и снова писал.

— Письмо запорожца научным султанам?- спросила Елена Кирилловна.

Буров нахмурился:

— Думаете, что на мне сказывается беда века- примат образования над воспитанием?

— Думаю, что главную черту характера в вас воспитали. И вы не отступите из-за ложной обиды и жалкого самолюбия.

Буров ничего не ответил и твердым почерком закончил докладную записку о проведении части опытов по плану Веселовой-Росовой в подводной лаборатории, в которую можно превратить кают-компанию затонувшего ледокола, заполнив ее, как кессон, сжатым воздухом, чтобы вытеснить воду.

Овесян и Веселова-Росова созвали совещание, пригласив на него капитана ледокола-гидромонитора Терехова и прибывшего для подъема затонувшего корабля начальника экспедиции Эпрона Трощенко. Подводники вызвались помочь физикам. План Бурова был принят.

Буров мог торжествовать, но виду не подал.

Шаховская посматривала на него с лукавой улыбкой. А Люда чувствовала себя уязвленной.Ее несравненная Елена Кирилловна стала слишком много внимания уделять Бурову, даже вместе с ним возвращалась теперь с работы, а Люда вынуждена была тащиться сзади.В довершение всего она узнала, что ее не берут на дно. Буров с Еленой Кирилловной будут там вдвоем!.Она убегала на берег моря к любимой своей скале, с которой впервые увидела русалку…

Корабли Эпрона работали в зоне действия подводного вулкана. К ледоколу требовалось подвести понтоны, заполнить их воздухом, с их помощью заставить корабль всплыть.

Начальник экспедиции подводников решил вместе с Буровым осмотреть затонувший корабль.Трощенко устраивало, что физик был опытным аквалангистом.

Катер подводников доставил двух смельчаков в район, где затонул ледокол. Извержение вулкана прекратилось, но вода здесь не замерзала и в нескольких местах клокотала, над ней клубились тучи пара и дыма.

Спрыгнув с катера в воду,они поплыли рядом на небольшой глубине. Скоро под ними в зеленоватой толще выросла громада затонувшего судна. Они подплыли к ней, потрогали руками скользкий борт, ощупали выступы иллюминаторов и стали подниматься.

В свете прожекторов появилась ажурная тень реллингов.

Эпроновец первым встал на накренившуюся палубу. Буров опустился рядом с ним. Минута молчания…

Потом они поплыли над палубой.Ледокол не походил на затонувшее судно.Нигде не было ни ила, ни ракушек, ни рыб, шныряющих меж снастей. Корабль словно попал в густой туман.

Внизу в коридоре тумана не было. Прожекторы освещали прозрачную воду. Казалось даже, что ее нет.

Вошли в кают-компанию. Рояль стоял на обычном месте, стол- посередине, но стульев не было. Буров взглянул вверх и увидел, что все они плавают там кверху ножками. Он дотянулся до спинки одного из них и качнул его. Ножки закачались, не задевая за потолок.

Подводники радостно пожали друг другу руки. Они увидели то, чего так хотели: воздушный мешок под потолком! Цомещение годилось для кессона!

Эпроновцы блестяще справились со своей задачей.Они протянули от спасательных кораблей к ледоколу воздушные шланги. По ним в кают-компанию накачали сжатый воздух, вытеснив им воду. В освобожденное от воды помещение из Великой яранги провели электрические кабели различных напряжений, под руководством Бурова перенесли туда лабораторное оборудование.

Буров отказался от многих добровольцев-помощников, он взял с собой только Шаховскую.

Спрыгнув с эпроновского катера, он плыл рядом с ней под водой, вспоминая их первое купание. Чуть отстав, освещая ее прожектором, он любовался ее уверенными движениями.