Соблюдая предельную осторожность, одинокий всадник следовал за караваном. Словно тень, он крался за ними, след в след, значительно отставая днем, так как зоркие глаза проводника то и дело озирали горизонт. Кроме того, в этом караване были и другие глаза, не менее зоркие, и быть замеченным теми глазами всадник не хотел ни в коем случае, даже ненамеренно. Иное дело теперь, ночью. Надежно скрытый от любых глаз, даже самых зорких, он нагонял караван. Не тот это был человек, чтобы упустить добычу.

Он спешился. Конь его чуял воду и рвался вперед, но всадник осадил его железной рукой и ласковым словом:

— Все тебе будет, только не сейчас. Утром. Терпи, как я терплю.

Конь, казалось, понял. Во всяком случае он спокойно позволил хозяину положить его на бок и застыл. Всадник знал, что так конь будет лежать до тех пор, пока условный свист не поднимет его с места, и, больше не беспокоясь о нем, медленно и осторожно пошел вперед, к развалинам, где расположился на ночлег караван. Темный халат позволил ему подобраться к спящим шагов на двадцать. Ближе он подойти не решился, до и незачем было. Человек остановился. Прислушался. И тихо, протяжно взвыл, подражая голосу далекого волка. Ничто не отозвалось в ночи на этот тоскливый призыв. Но человек знал, что его услышали.

Прошло не так уж много времени. Тот, кто следил за караваном, еще не успел потерять терпение, когда прямо перед глазами его из темноты возникла плечистая фигура. Он отпрянул, ладонь метнулась к поясу, но замерла на пол-дороге, услышав тихое:

— Все в порядке. Это я, Ритул.

— Вовремя ты подал голос, — так же тихо отозвался одинокий путник, — еще мгновение, и я бы утыкал тебя стрелами…

— Пока все в порядке. Устроили ночлег. Завтра, с восходом, двинемся дальше.

— Отлично, дружище, — ответил тот, — а как варвар?

— Хвала богам, пока ничего не заметил, — ответил Ритул, — он смотрит вперед, а не назад. Но тебе стоит поостеречься. В караване человек Абад-шаана, а у них, как известно, глаза вокруг головы.

— Я знаю, — путник кивнул, но в чернильной темноте движение его головы осталось незамеченным, — в караване даже два человека Абад-шаана.

— Два?! — по-настоящему удивился Ритул. — Я не знал этого. В самом деле.

— Верю. Кто может сказать, что знает всех людей Абад-шаана? И кто может сказать, скольких из них привлекает та же добыча. У нашего общего знакомого развелось немало друзей-доброжелателей. И всему виной — щедрость правителя. Золото, обещанное за голову варвара, притягивает многих. Варвар стоит дороже, чем готов заплатить повелитель. Он силен и смел, и только он способен помочь, если захочет.

— А те, с кем ты собирался поговорить в Эбере? Что сказали они?

— То же, что и ты. В преисподней алмазные россыпи ни к чему.

— Варвар скажет тебе то же самое.

— Надеюсь, что нет, — ответил Керам, — за ним уже есть несколько убитых колдунов, и не все сидели на сокровищах. Главное, чтобы он мне поверил.

Ритул покачал головой:

— Я бы на его месте не стал.

— И это называется старый друг, — фыркнул Керам.

— Кто знает нас лучше, чем старые друзья?

Двое приглушенно рассмеялись. Уже прощаясь, Ритул предостерег одинокого путника.

— Будь осторожен. Здесь шастает кто-то еще. Варвар заметил следы.

— Ты думаешь, это они?

— Те, кого ты бросил в одном переходе от Эбера? Кто знает. Может, они, может, другие. В этих краях не стоит бродить одному.

Керам не успел ответить. Тонкий, пронзительный волчий вой возник в барханах, взметнулся ввысь и с силой вонзился в небо.

Приятели переглянулись.

— Это не я, — сказал Керам.

Звук повторился, на этот раз ближе и через мгновение ему ответил еще один.

Зверь выскочил из темноты внезапно и стремительно. Огромный, от неожиданности и силы его броска он показался еще больше. И не серый — седой. В лунном свете он был словно облит жидким серебром. Сверкнули глаза и белые, как алебастр, ощеренные клыки. Человек взмахнул мечом, но зверь нырнул под руку. Коммориец растерялся и закрутил головой. И тогда на спину обрушился мощный удар, и человек упал, неловко взмахнув руками. Он не успел взять зверя на меч, не успел даже позвать на помощь. Он успел только хлюпнуть порванным горлом.

Тонко заржала и забила копытами лошадь. Шарахнулась в сторону и, словно споткнувшись, неловко повалилась. Шагах в двадцати точно такое же ржание оборвалось так же внезапно. Но уже ревели верблюды, бестолково метались погонщики, со свистом ползли из ножен мечи. Вспыхнул факел. Потом другой. Мелькнула серебряная тень.

Возле самых ног опешившего воина скользнула гибкая серая спина. Он взмахнул оружием и разрубил темноту. На земле подыхали две зарезанные лошади, один воин-коммориец, два погонщика и четыре волка. Стая ушла в пески так же стремительно, как и появилась.

Ушли они, конечно, недалеко. Когда караван снимется с места и пойдет дальше, наскоро похоронив погибших, волки вернутся за своей добычей. Но никому и в голову не пришло преследовать стаю в песках.

«Охраняй нас от волка и от волчицы, сбереги нас от вора, и мы пройдем спокойно, о ночь», — вспомнил Кулл, некстати разбуженный от своего волшебного сна.

У ног его лежал серый зверь, разрубленный пополам. Ночь не уберегла караван, не спасли и удвоенные посты. Впрочем, могло быть и хуже. Если б напала другая стая. Та, что оставила на песке следы неподкованных копыт.

Солнце стояло почти над головой. В такую пору самым мудрым, что мог сделать правитель, было спрятаться в каменной прохладе дворца и с помощью охлажденного напитка постараться пережить эту, совершенно нестерпимую жару. Господину Абад-шаану, начальнику гайбарийской конной стражи, казалось, что даже лошади смотрят на него с осуждением. Впрочем, ни один из всадников его сотни, лучшей конной сотни во всей Гайбаре, не смел роптать. Абад-шаан и сам молчал, хотя их сомлевший от жары отряд продвигался к стенам Гайбары гораздо медленнее, чем солнце к высшей точке на небосводе. Причиной этого была «охотничья добыча» повелителя, крупный, испачканный кровью кулан. Привязанный к длинному крепкому шесту, он мотался в такт шагам мускулистых, обнаженных до пояса невольников. Спины рабов блестели от пота. Непокрытые головы были гладко выбриты. Они несли добычу повелителя Гайбары так легко и неторопливо, что казалось, для них это вообще не тяжесть, а раскаленная пустыня — благоуханные сады богов. Их мерная поступь сводила Абад-шаана с ума, но он не смел их поторопить.

Конечно, рассуждая здраво, не так уж все это было ужасно. Короткая утренняя вылазка на охоту. Ну, несколько растянувшаяся. Случалось и не такое. Преследуя неутомимых грабителей караванов, всадники гайбарийской стражи рыскали по пустыне день и ночь, не помышляя об отдыхе. «Они пили пыль и спали в седлах», как гласила известная поэма длиной в двадцать четыре локтя. Но то было дело мужчин, дело чести. И бесспорно, это было куда занятнее, чем караулить детей.

Абад-шаану не пришлось искать глазами тонкого, гибкого всадника в белом шелковом халате, гордо восседавшего на горячем вороном жеребце, едва лишь объезженном, едва лишь узнавшем хозяйскую руку. Абад-шаан и так не сводил с него глаз. Потому, что этот юноша, почти мальчик, был его повелителем. Владыкой Гайбары.

Неожиданно юный правитель повернулся в седле и послал Абад-шаану быстрый, нетерпеливый взгляд. Тот поспешил догнать повелителя.

Юноша не торопился начинать разговор. Он хмурился, кусал губы, теребил узорную рукоять хлыста, и господин Абад-шаан некстати, а может быть, как раз кстати подумал, что этот хлыст без всякой видимой причины вполне может прогуляться по его спине.

— Повелитель, Боги благосклонны к тебе, — торопливо произнес Абад-шаан, — ты удачно начал свой день. Воистину, в охоте, как и в верховой езде. Ты не знаешь себе равных.

Юноша повелитель не повернул головы:

— Ты прав, — холодно ответил он, — повелителю нет и не может быть равных. Того, кто осмелиться встать с ним вровень, укорачивают на голову. — Он немного помолчал и добавил: — Та же участь ждет и нерадивых слуг.