— Конечно, конечно! Вы должны это видеть. Голландия — небольшая страна, но за тем, что происходит у нас на бирже, внимательно следят Париж, Лондон, Брюссель. Я бы сама пошла с вами, будь у меня хоть одна свободная минута до воскресенья. А в воскресенье биржа не работает. Так что уж вы как-нибудь без меня. Не заблудитесь?

Как тут заблудиться, если биржа — в самом центре, неподалеку от королевского дворца, да и сама похожа на дворец.

Над ее куполом на тонком шпиле раздувает паруса позолоченный кораблик. Аллегорические фигуры свидетельствуют, что мореплавание и торговля всегда способствовали процветанию королевства Нидерландов. Балкон, откуда публике издалека разрешается поглядеть на священнодействие, происходящее внизу, украшен статуей Меркурия. Бог торговли, по обыкновению, куда-то спешил, и скульптор изобразил его бегущим.

Внизу, в огромном зале, люди тоже бегали: молодые — резво, постарше — тяжеловатой рысцой. Это были биржевые маклеры, или посредники, которые суетились, продавая и покупая акции. Бог наживы подгонял этих людей.

Маклеры следили за тем, как на щитах зажигались, мерцали, гасли цифры и буквы. Они означали, что дела такой-то компании капиталистов идут в гору, тогда как снижение курса акций другой компании свидетельствовало о заминках в сбыте ее продукции или о других неприятностях.

Время от времени передавались сообщения о курсе ценных бумаг на нью-йоркской бирже. Маклеры, мгновенно оценивая все перемены биржевого барометра, то неслись к телефонным будкам, то размахивали какими-то бумагами, то собирались кучками, то рассыпались по разным углам зала.

Служитель на галерее опытным взглядом определил в нас новичков — иностранцев, мало что смыслящих в биржевой игре и биржевых порядках. Он неслышно подошел к нам, постоял молча, потом легким кивком показал на дальний правый угол:

— Вы говорите по-немецки? По-английски? Там «Юнилевер». Поближе к нам — «АКЮ».

В углу, куда он показывал, горячилась одна толпа маклеров, поближе — другая.

— Теперь посмотрите в левый угол. Это «Филипс». А внизу под нами — нет, нет, еще левее — нефть.

Никакой нефти там не было, а была еще одна группа маклеров, которые что-то выкрикивали. Временами один из них несся иноходью к большой застекленной будке в центре зала: там, должно быть, регистрировались сделки с акциями.

Служитель объяснил, что на этом огромном торжище, где капиталы перекочевывали из одного банкирского сейфа в другой, у главных промышленных гигантов страны — свои определенные места или, как их называют, «хуки». Маклеры, покупающие и продающие акции «Юнилевера», занимали целый угол. Столь же обширные места были отведены для концернов «Филипс», «АКЮ» и нефтяной монополии «Роял Датч Шелл».

Но ведь в Голландии раньше не было богатых месторождений нефти и только совсем недавно начата ее добыча с морского дна у северного побережья. Почему же именно в этой стране действует одна из старейших и крупнейших нефтяных монополий земного шара?

Ответ дает самая краткая история «Роял Датч Шелл». Прежде всего — название. В буквальном переводе получается какая-то чепуха, что-то вроде «королевская голландская раковина». А было так. Голландский делец организовал в Индонезии добычу нефти, английский там же скупал раковины. Когда оба хорошо нажились, им пришла в голову мысль объединить капиталы.

Фирма голландца называлась «Роял Датч Петролеум», фирма англичанина — «Шелл». Каждому хотелось, чтобы в названии объединенной компании было что-то от старых названий. И вот в 1906 году образовалась «Королевская голландская раковина».

Однако никакими раковинами она уже не торговала. Ее интересовала нефть, только нефть. Компания скупала нефтеносные участки во многих государствах мира. Возглавлял ее голландец Генри Детердинг. Бывший банковский служащий, не переносящий запаха бензина, он весьма слабо разбирался в добыче нефти, но зато прекрасно постиг тайны биржевой игры и международных спекуляций. При этом «нефтяном короле» англо-голландская монополия раскинула свои промысла на всех континентах земного шара. Она построила собственные нефтепроводы в пустынях и джунглях, завела собственный нефтеналивной флот и даже вооружила собственную полицию для подавления забастовок.

Теперь у «Роял Датч Шелл» — почетное место на всех биржах мира и баснословные доходы. Но вместо голландца Детердинга в «королевской голландской раковине» хозяйничают английские, американские и голландские банки.

А «Юнилевер»? Этот гигант, который продает многим странам голландское сгущенное молоко и маргарин, тоже принадлежит не только голландским, но и английским миллионерам.

Производящий радиоприемники, телевизоры, электробритвы, электронное оборудование всемирно известный концерн «Филипс», а также химический концерн «АКЮ» тоже очень тесно связаны с иностранным капиталом.

С балкона биржи мы видели лишь суетящихся приказчиков, послушно выполнявших волю своих хозяев. Всемогущие хозяева на бирже не показываются. Они не ездят в золотых каретах. Многие из них не носят никаких титулов. Нам говорили, что некоторые голландские миллионеры даже одеваются в стандартные костюмы, какие продаются в любом магазине готового платья. Они не выставляют свои богатства напоказ. Зачем им это?

«Господин Филипс» звучит, правда, не столь внушительно, как «ваше превосходительство», но на господина Филипса работают 240 тысяч человек. «Ваши превосходительства» ждут в приемной возле его кабинета…

Мы смотрели на маклеров, деловито шмыгающих в том левом углу биржевого зала, о котором служитель почтительно сказал: «Это „Филипс“».

Вспомнили рекламу на всех перекрестках: «Филипс», «Филипс», «Филипс». И не только на улицах голландских городов. Нет, «Филипс» всюду — в Лондоне, Нью-Йорке, Париже! Четвертая по величине электронная компания в мире! Двести предприятий в тридцати странах!

Королевский дворец и амстердамская биржа, дворец капитала, — близкие соседи.

В королевском дворце устраиваются торжественные приемы.

Но не там, а на бирже, в правлениях монополий, в кабинетах директоров банков решаются судьбы королевства Нидерландов.

Человек, некоторое время проживший в Голландии, может без календаря определить, какой сегодня день недели. Ему достаточно посмотреть, что делается на улице и у соседей.

Ага, вон под ударами ветра с моря во дворах, а кое-где над балконами развевается снежно-белое белье. Будьте уверены, что сегодня понедельник.

Попутно вы можете узнать, кто на вашей улице весьма заботится о репутации лучшей домохозяйки и кому, по правде говоря, это довольно безразлично. Хорошая хозяйка старается отстираться пораньше. Когда некоторые лентяйки еще только развешивают мокрые простыни, она, торжествуя в душе, умышленно неторопливо снимает свое совершенно сухое белье с веревки или, если судьба определила ей жить в многоэтажном доме, с особой выдвижной рамки, где натянуты тончайшие и прочнейшие нейлоновые нитки.

Однако, сняв белье, настоящая хозяйка не спешит к гладильной доске. Голландка, уважающая традиции, возьмется за утюг во вторник. Так поступали ее мать, бабушка, прабабушка.

Среда — для детей. В этот день школьники младших классов освобождены от углубленных занятий наукой. Но какая радость, если они будут болтаться дома? И с ними отправляются в парк либо за город, к морю. Если же маленький голландец ленив, то в среду его ждут не столько удовольствия, сколько нотации и тетради, но уже не в школьной, а в домашней атмосфере.

Четверг — день репарации. Не пугайтесь этого слова: оно означает всего лишь починку, ремонт, штопку. Синтетические носки приходится штопать реже, но в еще сравнительно недавние годы репарация сводилась прежде всего к этому занятию.