— Я только закончила собираться.

— О чем ты только что думала?

Твоей. Смерти.

— Я решала, что надеть вечером, так как по приезду сразу переоденусь в платье, которое Ева для меня приготовила. У меня одежда либо для межсезонья, либо для офиса. — Офиса, которого у нее больше нет. Из-за того состояния, до которого периодически доводил ее Кевин, Нике пришлось бы так часто пропускать работу, что в конце концов она решила оставить место бухгалтера. Думая наперед, желая в будущем получить хорошие рекомендации, она ушла сразу после Рождества, и Кевин был доволен, сказав, что они обойдутся без ее зарплаты. Но они не обходились, если судить по паре двадцаток, которые он кидал ей перед походом в супермаркет.

— Что, черт подери, означает межсезонные?

— Это зимние платья. — Что, в принципе, неплохо, по крайней мере, там длинные рукава, и они полностью скрывают тело. Она уже упаковала одно из своих шелковых платьев на случай, если платье подружки невесты окажется без рукавов или, упаси Боже, с открытой спиной. Она молилась, чтобы этого не произошло, потому что тогда придется от него отказаться. И как ей объяснить такое, не показав синяки от побоев?

— Так выбери любое и заканчивай, пока не передумал везти тебя на это посмешище.

В груди закипел гнев, но Ника усмирила его. Подошла к шкафу и достала золотое атласное платье, которое купила пару лет назад во время поездки в Нью-Йорк. Они с Калебом ездили навестить Еву на первом курсе Университета Колумбия.

Сложив платье, в котором бы она выглядела как человек, не умеющий одеваться по погоде, в пакет, она поставила его на чемодан. Завернув в кусок ткани пару золотых сережек и браслет, принадлежавшие ее матери, Ника засунула их под замок в ручную кладь. Туфли уже были упакованы.

Все время спина находилась в таком напряжении, что удивительно, что Ника вообще могла двигаться. Кевин подозрительно притих. Слишком сосредоточился на ней. Больше обычного.

Мог ли он догадаться? Узнать каким-нибудь образом о ее поцелуе с Винсентом? Ее самый большой страх.

— Ты с нетерпением ждешь свадьбы или что-то еще? — Он произнес «свадьба», как обычный человек сказал бы «массовое убийство».

Пожав плечами и насколько возможно изгнав из голоса все эмоции, Ника ответила:

— Ева и Калеб сочтут подозрительным, если я не приеду на свадьбу. Если бы не это, я бы не летела через всю страну, чтобы посидеть и посмотреть, как двое обмениваются бессмысленными клятвами.

Да, полетела бы! Я бы проползла через целое поле пауков, чтобы увидеть, как лучшая подруга отдает себя любимому мужчине!

Он фыркнул.

— Это единственная причина, по которой мы летим. Забирай шмотки. Такси ждет внизу. — С этими словами Кевин исчез в коридоре, оставив Нику саму тащить сумочку, ручную кладь, пакет и чемодан.

Ника вздохнула с облегчением, наблюдая, как уходил ее собственный дьявол из созданного им самим ада.

***

Винсент Романи раскрыл глаза, безудержная похоть от постоянно повторявшегося сна-воспоминания разливалась по венам. Зрение понемногу прояснялось, когда воспаленные уставшие глаза сфокусировались на мебели из кожи и красного дерева, разбросанной по его комнате. Ее дорогой вид немного украшал пространство, но для Винсента все это дерьмо требовалось только по прямому назначению.

Он поморщился и перевернулся, чуть не сломав пополам свой утренний стояк. Черт. Винсент остервенело взбил подушку кулаком и снова лег, поерзав, чтобы член больше не пытался проткнуть матрас.

Столько недель одно и то же. Ну почему, черт возьми, он не мог выкинуть все это дерьмо из головы?

Ему не стоило целовать ее. Винить, кроме себя, некого. Он сам подпустил девушку.

Ага. И черт бы его побрал, если бы это не было самым приятным и захватывающим событием в его жизни.

Но ради чего? И что, что ему понравилось? Какая невидаль. Господи, она была замужней сестрой Калеба Пейна. Два факта, которые бросили его на углу Недосягаемого Авеню и Бульвара Мечтаний.

«Габриэль сказал, что с этим браком не все однозначно», — напомнил ему встревоженный голос с задворок сознания. Голос, который Винсент окрестил фанатом Ники Пейн. Беспощадный засранец.

Но даже если это был неудачный брак, она все равно оставалась сестрой байкера. И нехрен ошиваться рядом с сестрой партнера. Или чьей-то женой.

Был ли шурин Калеба байкером? Винсент не знал подробностей. Намеренно предпочел не знать. Или он был в неведении только потому, что Максим сам решил не упоминать ничего из информации о Нике и ее муже?

«Габриэль женится на дочери Василия», — вставил голосок фаната Ники чуть громче.

И что? Винсент тяжело вздохнул. Нике стоило дать ему по лицу за то, что посмел поцеловать ее тогда в Сиэтле. Но нет, вместо этого она ответила, и это было так прекрасно, что он не мог выбросить воспоминания из головы.

А еще она так словесно надрала ему задницу, как не осмеливался никто с тех пор, как его младшая сестра поймала его, когда он изображал половой акт с ее куклой Барби в одиннадцать лет.

Винни! Мои девочки так с мальчиками не целуются! Ты свинья! Ты ненормальный?

В груди защемило, когда в памяти ожил шокированный голосок Софии, с каким отвращением она отчитывала его. С гневным взглядом вырвала у него из рук куклу и бросилась рассказывать матери.

Тринадцать лет прошло, а ее утрата до сих пор была почти невыносимой.

Винсент перевернулся на другой бок и уставился в большое эркерное окно с видом на бассейн, закрывая дверь в собственные воспоминания. Они лишь утолщали лед вокруг его сердца. И конечно же не приносили утешения, как должны бы были, по словам некоторых. Гребаные обманщики.

Подумай о чем-нибудь другом.

Винсент закатил глаза, когда фанат снова явил мысленному взору прекрасное лицо рыжеволосой девушки. Почему ее представили как Нику Пейн, а не Нику Ноллан?

Если бы она вышла замуж за Винсента, фамилия Романи была бы у нее везде. Вытатуированная на ее чертовски красивой заднице. Он хмыкнул и позволил себе на секунду задержаться на мысли о прекрасной попке.

Так почему ее чертов муж не настоял на том, чтобы она взяла его фамилию? Совершенно ничего не зная о парне, Винсент все равно считал его придурком. Почему? Потому что хотел забраться в сердце этой красавицы и остаться там навсегда. Но Ноллан помешал ему это сделать.

Как и дружба с Калебом. Хотя можно было и обойти преграды, как показал случай с Габриэлем.

Ничего из этого на самом деле не имело значения. Учитывая род его деятельности — не считая строительной компании — Винсенту нехрен было предложить женщине. Особенно такой, как Ника.

Незаконные сделки и дерьмовое детство — Винсент последний человек на земле, который смог бы предложить счастливый конец истории. Отец обращался с его матерью как с дерьмом и не намного лучше вел себя с Винсентом и Софией. А потом все стало еще хуже, когда мать подорвалась на бомбе, заложенной в машине для ее мужа. Винсенту было двенадцать, и все воспоминания об отце с тех пор включали только всякое дерьмо, которое тот высказывал собственным детям, когда пьяным в стельку вваливался в их особняк в Квинсе. «Сходи подстригись, Вин, ты стал похож на гребаного Франкенштейна», — говорил он с неизменной ухмылкой, кривившей его усатый рот. «Тебе лучше прекращать расти, малыш, а то скоро превратишься в урода. Девчонки будут убегать от твоего вида».

«Ага. Счастливые времена», — подумал Винсент, сбрасывая одеяло и вставая. Его внимание привлекло отражение в зеркале над комодом. Рост около ста девяноста двух сантиметров пригодился ему уже раз двадцать, так что он не жалел, что так вырос. Винсент посмотрел на свои черные волосы. Они уже достигали грудной клетки. Его мать любила расчесывать их пальцами и приговаривать о их блеске и мягкости, зацеловывая сына так, как делали только итальянки. Он скучал по этому. И Софии тоже не хватало матери, учитывая, что девочка оказалась на воспитании брата, так как отца чаще всего дома не было. Винсент справлялся как мог, но он и сам еще был ребенком.

Он старался изо всех сил, пока не подвел ее.

Впервые он обрадовался образу рыжих волос и зеленых глаз, который облачком заволок его сознание. Вытесняя тяжелые воспоминания.

Еще один удар по желанию фаната заполучить рыженькую. Винсент не мог допустить, чтобы история повторилась. Почему он должен снова подставлять себя, чтобы с треском провалить миссию защитника невинной девушки?

Он этого не сделает.

Выругавшись, Винсент направился в свою черно-белую ванную, но снова задумался.

Почему Ника позволила поцеловать себя? Так бурно отозвалась на него?

И почему эти невероятные изумрудные глаза наполнились страхом, как только она отстранилась от него? Вот какой вопрос мучил его больше всего эти недели. Что напугало ее? Боится ли она сейчас?

«Выясни», — умолял внутренний голос.

Нет. Он устал от этого. Устал думать о том дне. О ней. Кому какое дело до того, что она не носила обручальное кольцо? Какое дело, что не пользовалась фамилией мужа?

Открыв кран, Винсент забрался под ледяную воду.

Это его не касается, черт подери. Ее брат может о ней позаботиться. Винсент схватил мыло с маленькой полочки на стене и принялся с остервенением тереть кожу, полностью игнорируя внутренний голос, неустанно нашептывавший: «Наплюй на возражения».