«Ах, зачем так смеются бабушка и гости!» — страдает Шура за Николеньку. А Сонечка славная, Сонечка простая, естественная. «Страдание людей застенчивых происходит от неизвестности о мнении, которое о них составили; как только мнение это ясно выражено, какое бы оно ни было, страдание прекращается», — читает Шура.

Шура перелистывает страницу. Гремит музыка, бал в разгаре. Танцуют мазурку. Николенька тоже танцует. Танцует, правда, не так умело, как другие. Но это ничего. И вдруг «он затопотал ногами на месте, самым странным, ни с тактом, ни с чем несообразным образом и наконец совершенно остановился».

«Нет, ты совсем не такой», — утешает Шура Николеньку, когда он, осознав всё, что с ним случилось, говорит о себе: «Все презирают меня и всегда будут презирать… Мне закрыта дорога ко всему: к дружбе, любви, почестям… Всё пропало».

«Нет, нет!» — повторяет Шура и вместе с Сонечкой Валахиной обращается ласково к Николеньке: «Знаете что? Я с мальчиками, которые к нам ездят, всегда говорю «ты», хочешь?»

Славная Сонечка, добрая, чудесная девочка. «Они говорили друг другу «вы», — удивляется Шура. — Так тогда было принято…»

И перед нею возникает школьный класс…

Вот Рогов, думает Шура. Шура представляет себе, как Рогов сидит один за партой, она видит его насмешливые глаза. Он, конечно, уверен, что Шура побоялась прийти на контрольную. Склонив кудрявую голову, решает Рогов примеры. Он не подвигает свою тетрадку в Шурину сторону. Он сегодня один…

«Как он мог подумать, что я стану списывать?» И вдруг Шуре представляется, как Рогов говорит ей:

«Я так не думаю. И ты не сердись на меня, что я так думал». Он даже протягивает ей руку.

«Вы можете думать что угодно, — с негодованием отвечает Шура, — но дружить с вами я не буду!» И она гордо уходит, похожая на Сонечку Валахину, в розовом платье, с распущенными локонами.

Бал окончен, наступила ночь. Лёжа в постели, Николенька не спал. Он погрузился в сладкие мечты и воспоминания. Он продолжал думать о Сонечке. И мысленно разговаривал с нею…

Шура читала книгу не отрываясь, а когда она её захлопнула, то Дим спросил (оказывается, он уже не спал):

— Интересно?

— Очень, — ответила Шура. — Ты знаешь, если бы Рогов хоть чуточку был похож на Николеньку, я бы с ним подружилась. А он думает только о себе.

— Может быть, ты к нему пристрастна?

— Как это?

— Ну, несправедлива, — объяснил Дим.

Шура промолчала.

Она снова перечитала ту страничку в книге, где Николенька думает о Сонечке, и ей очень хотелось, чтобы Володька Рогов с ней помирился.

Володя Рогов подошёл к своему дому и перечитал записку Петра Петровича. Оказывается, Шура Проценко живёт с ним в одном подъезде.

«Как же я её до сих пор не видел?» — подумал Володя.

Он поднялся на третий этаж и остановился перед дверью. Какой у них чудной звонок! Звонок действительно был необычный. Он был похож на большой жёлудь. Этот звонок много лет висел у дверей дома, где раньше жили и выросли братья Проценко. Василий Дмитриевич привёз его с собой и заменил им новый.

«Как-то спокойнее, — сказал он брату. — А то приходишь, будто не в свой дом».

Если бы Володя Рогов раньше видел этот звонок, он, может быть, вспомнил, что уже один раз звонил в эту квартиру. Позвонил и убежал. Но он этого не вспомнил.

«Я председатель отряда, пришёл по делу — узнать, почему ваша дочь не была сегодня в школе».

Эти слова Рогов уже не раз повторял по дороге. Поправив форменную фуражку, Володя позвонил в квартиру номер семь. Дверь сразу же открылась, перед ним стояла Шура, живая и невредимая.

— Так ты не больная? — удивился Володя. — Ты просто так прогуливаешь? — Володя даже свистнул. — Не болеет и не ходит в школу! Вот это номер!

— Я совсем здоровая, — сказала Шура тихо. — Подумаешь, какой проверяльщик!

Всё было ясно, и Володе больше не о чем было спрашивать эту девчонку, которая спряталась от контрольной, сидит одна в квартире, а когда придут с работы родители, небось скажет: «Я была в школе». Он повернулся и стал подниматься по лестнице, но его так и подмывало ещё что-нибудь сказать, пока Шура не закрыла дверь.

— Струсила! — крикнул Володя.

Только Шура ничего не слыхала, потому что она уже закрыла дверь, очень осторожно, чтобы не хлопнуть и не разбудить Дима.

— Когда нужно, ты непременно пропадаешь. Я тебя уже целых полчаса жду! — сказала Володина мама, открывая ему дверь. — Скорее ешь, и немедленно едем!

— Куда едем? — удивился Володя.

— В магазин едем. Скорее, у меня пропадает очередь.

— Нет! — Володька даже отодвинул тарелку. — Я один раз ездил в магазин, хватит.

— Володя, когда ты меня о чём-нибудь попросишь… — Мама сдвинула брови, и Володька понял, что надо немедленно согласиться, чтобы не нажить беды.

— Мы потеряем всего один час, понимаешь? — продолжала уговаривать его мама, уже сидя в автобусе. — Зато и папа будет доволен. Они такие уютные, мягкие!

Володя понял, что они едут покупать ковры, о которых мама говорила уже целую неделю. «Почему именно два ковра? Хватило бы одного», — думал Володя и молча глядел в окно. Мама становилась всё ласковее, а Володька всё больше и больше хмурился.

И вдруг он весь превратился во внимание. Сидевшие впереди ребята-ремесленники вели удивительный разговор.

— Он сам тебе подарил? — спрашивал один другого. — А не врёшь?

— Конечно, сам. Ты открой, посмотри получше — где ещё найдёшь такой? — Парень открывал перочинный нож. — Этот нож был с капитаном Проценко во всех плаваниях: гляди, на черенке якорь. Капитанский нож, потому и якорь, — повторил счастливый владелец ножа.

Неожиданно поднявшись, ребята стали проходить вперёд.

Володя вскочил.

— Ты куда? — спросила мама. — Нам же ещё через две остановки.

— Погоди!

Володька так разволновался, что не мог ничего ей объяснить. Мама еле успела схватить его за курточку, иначе он бы выпрыгнул вслед за ребятами.

Автобус тронулся, Володька глотал слёзы.

— Господи, что с тобой! — недоумевала мать.

— Ножик, ножик!.. — повторял сын.

— Я куплю тебе ножик, подумаешь! — пообещала мать.

Но Володя только махнул рукой. Разве можно купить нож, который побывал с капитаном во всех плаваниях!

— Произошло что-нибудь? — спросила мама. — Разве уже нет молока?

— Уже нет, — ответила Шура.

Мария Александровна молча вылила из бидона, измазанного песком, остатки грязно-молочной жижи.

— Что же всё-таки произошло? — спросила она.

— Ничего не произошло, — ответила Шура.

На самом деле, конечно, произошло. Шура шла с полным бидоном молока. Во дворе, несмотря на вечерний час, было полным-полно мальчишек. Скоро кончится время счастливых раскопок. Двор нового дома приводился в порядок, уже висело объявление, приглашавшее всех жильцов на воскресник — сажать деревья. А когда во дворе будет расти сад, тогда не поковыряешься в земле и не найдёшь никаких сокровищ.

Володя Рогов тоже был во дворе. Шаг за шагом он исследовал земную поверхность, надеясь найти что-нибудь необыкновенное. Несмотря на то что он был очень сосредоточен, он всё-таки заметил Шуру Проценко. Он теперь всегда замечал её, хотя эти встречи, кроме неприятностей, ему ничего не сулили.

Так случилось и на этот раз. Не задумываясь и даже не прицеливаясь, он бросил железную скобку, которая для него не представляла никакой ценности.

Но уж так это случилось — железка полетела вслед за Шурой и угодила прямо ей в спину.

Шура должна была бы ускорить шаг, открыть дверь, подняться по лестнице, прийти домой…

Но она ничего подобного не сделала. Она поставила бидон с молоком прямо на землю и, повернувшись, пошла прямо к Володьке Рогову. И они подрались? В том-то и дело, что нет.