– Но великие реформы в мировой истории настолько редки (вспомним хотя бы Кромвеля в Англии, Петра I в России, реформы Мэйдзи в Японии, реформы Дэн Сяопина в Китае), что говорить сегодня о великих преобразованиях в нашей стране по меньшей мере наивно. Нам бы такие реформы, которые не потрясали бы общество. Может быть, и не стоит так высоко поднимать планку...

– Согласен, искусственно не надо. Я веду речь об энергии общества, его идеи накапливаются десятилетиями. Даже так называемый брежневский застой сохранял и накапливал энергию для той самой перестройки. Согласитесь, в ней (особенно в 1985– 1986 гг.) были здравые идеи. В том числе идеи социализма с человеческим лицом, в которые мое поколение шестидесятников искренне верило. Честно сказать, оно и сейчас верит. Причем эта энергия накапливалась со времени хрущевской оттепели. Сейчас мы начинаем трезво оценивать и понимать, что прошедшее 15-летие оказалось по существу разрушительным, а не созидательным. Конечно, как и в любом историческом разломе, в нем должны быть элементы разрушения. Однако не настолько, чтобы преобладали над созиданием. Теперь мы рассуждаем о том, что, видимо, не одному десятилетию нужно пройти, чтобы накопились в обществе новая энергия и новые идеи для реформаторских преобразований.

– Вот вы сказали: «новая энергия»… Очевидно, имели в виду социальный смысл ее. Но есть также энергия духа, которая связана с культурой, искусством, литературой. Эту энергию мы разрушили. Что из них для вас важнее?

– Вы сами ответили на свой вопрос. Конечно же, энергия духа. К сказанному вами добавлю: это вера в определенные идеалы и наличие общественных целей. Если исходить из этого посыла, то, думаю, мы как раз больше всего разрушили и опустошили наше общественное сознание. На заре перестройки оно было на подъеме. Подул свежий ветер. Казалось, что-то новое, открытое появилось в обществе. Я не говорю об исторической и политической окраске. Это совсем другая тема. Меня в данном случае интересует «энергия духа» в контексте проблем, близких мне по роду занятий. Возросло количество малых и больших издательств, которые выпускали литературу, долго скрываемую от общественности, о забытых исторических личностях, раскрытии белых пятен в нашей российской и советской истории, имен литераторов, общественных деятелей, о которых раньше нельзя было говорить и писать… Интереснейшее было время, настоящая эйфория гласности.

– Особенность первых пяти лет перестройки – это действительно эйфория гласности, невиданного авторитета средств массовой информации, газет, журналов...

– Впервые в истории отечественные СМИ выступали в качестве основной оппозиционной силы к власти. Других же партий не было! Они (СМИ) были проводниками идей перестройки, будоражили общество. А в основе этой эйфории гласности лежало огромное доверие и огромные надежды. Время было поистине парадоксальным. Еще сохранялась власть КПСС, и был президент, который пытался усидеть на двух стульях. И само положение средств массовой информации было совершенно удивительным. Критикуя и являясь по существу основными разрушителями советского строя, СМИ вместе с тем получали от него все, что могли и хотели. Имели от государства полное финансовое и материальное обеспечение, ни один главный редактор в течение пяти лет не был снят с должности за крамолу. Помните единственный случай, когда Горбачев громы и молнии метал в адрес главного редактора «Аргументов и фактов» Владислава Старкова? Из этого получился конфуз. Выяснилось, что Старков никак не подчинен ни Президенту СССР, ни Генеральному секретарю УК КПСС, поскольку его газета – орган общества «Знание» всего-навсего.

– Основные вехи вашей деятельности известны. Менее известна работа в книжном издательстве, особенно на нынешнем этапе объединения с издательством «Художественная литература», где мы сейчас находимся. Странное чувство при этом возникает, не то что ностальгия по худлиту, а нечто такое, что трудно даже подобрать слово.

– Вы задели самый больной вопрос. Нет, я думаю, это не ностальгия. Это настроение человека, который присутствует на кладбище. Если себе представить конец советского книгоиздания, то это будет образ нынешнего Худлита. Того самого, которое было уникальным издательством. Оно издавало книг более 500 наименований в год огромными тиражами. Вся мировая, отечественная классика выходила здесь в прекраснейшем оформлении, в его кабинетах работали самые профессиональные редакторы, лучшие художники…

Сегодня оно ничего не издает. И уже много лет. И напоминает кладбище… Впрочем, это так характерно для всего нынешнего отечественного государственного книгоиздания (если взять главную гуманитарную его основу). Оно полностью деформировано рынком: где-то 70 % – это детективы, дамские романы, фантастика. Что же касается гуманитарной книги, которая образовывает, просвещает человека, побуждает его мыслить, она составляет всего 15 %. А если учитывать, что 80 % изданных книг оседает в Москве, то в провинцию вообще ничего не поступает.

Так вот, сейчас я, как издатель, сижу у разбитого корыта. Два года назад в попытке сохранить хотя бы три ведущих издательства: «Русская книга», «Художественная литература» и «Республика» – я ухватился за идею, причем поддержанную Комимуществом и Минпечати, объединить их и создать издательский дом «Русская гуманитарная книга». Решение принято, два года бьемся – ничего не получается. Как я думаю, у людей, которые сидели на Страстном бульваре, были другие цели, и намерения их не совпадали с моими. А теперь, как вы знаете, полгода назад принято государственное постановление «О приватизации» и об акционировании всех государственных издательств. От нашего плана остался пшик.

– «Художественная литература» – понятно, но почему именно издательство «Республика»?

– Мы работаем на параллельных темах: скажем, «Русская книга» издает Ильина, а они – Розанова, мы издаем Гиппиус, они – Мережковского. К этой проблеме примыкает благая идея: сохранить кадры.

В «Русской книге» я проработал 10,5 лет. За это время мы немало сделали в издании литературы Серебряного века, почти всего Ильина, Шмелева, Бориса Зайцева, Алексея Ремизова, которого мало кто издавал. Восемь томов Зинаиды Гиппиус. Это наше достижение, чем мы, как издатели, гордимся.

– Не секрет, Михаил Федорович, что некоторые издательства так или иначе присваивают себе названия книг, добывают информацию о коллегах, крадут рукописи... Но все равно швы-то видны!.. Качество издания их на порядок ниже – по многим редакторским и полиграфическим параметрам.

– Если бы только это! Между тем, чтобы издать Ивана Ильина, нужен был такой удивительный подвижник, как Виктор Трофимович Лисица, доктор наук, причем математических, который многие годы, скрупулезно работает над собиранием архива Ильина – в Швейцарии, в Америке, в Германии. Не будь его, какой-то один том кто-то бы издал. И все! Мы ему многим обязаны. Или, скажем, Борис Зайцев. Мы бы никогда его не издали, если бы не вышли на его единственную дочь – Наталью Борисовну Соллогуб. Сын ее, Михаил Андреевич Соллогуб, к нам официально приехал, передал собранные его матерью рукописи без всякой платы. Мы в ответ только посылали во Францию по две книги из издаваемых томов. Конечно же, коммерческое издательство никогда на это не пойдет. Мы и не собирались кого-то удивлять: взять да и выбросить на рынок что-то сногсшибательное.

Да, мы медленно работаем, в год выпускаем максимум два тома подобной литературы. Надо провести огромную собирательную и аналитическую работу. Коммерческим издательствам это не нужно. Нам не понятно, почему так легко, никого не спросив, пошли на приватизацию, акционирование всех государственных издательств. Тем более что теперь от государства мы почти ничего не получаем. И другие тоже живут на хозрасчете. И вот такой аналитической работы с гуманитарной книгой ныне уже не будет...

– Как бы то ни было, но вы работаете. Есть пусть маленький, но коллектив, который состоит из высокопрофессиональных редакторов. И все-таки вы не хотите принципиально менять стиль своего книгоиздания, направление…