Спустя несколько месяцев Голиков был призван в армию. Якуб Панасович проводил его шумно: устроил

113

8—4836

дома холостяцкую вечеринку, пригласив на нее самых близких друзей.

— Возвратишься — приходи прямо ко мне, — советовал Якуб Панасович Сергею. — Я тебя устрою в милицию… Хочешь работать в милиции? В уголовном розыске?

— Да что вы? Разве я смогу!

— Научим — сможешь. Много еще, Сережа, разной сволочи путается у нас под ногами. Мы должны сделать все, чтобы очистить общество от нее. Это наш долг!

Прослужив в армии положенный срок, Сергей прямо с вокзала явился к Автюховичу. Якуб Панасович встретил его с тем же гостеприимством. Они говорили почти до утра.

На следующий день пошли в школу милиции. Начальник школы, полковник Абаев, внимательно выслушал Якуба Панасовича, который, не жалея красок, расхвалил своего Юного друга.

На вступительных экзаменах Сергей сдал все на пятерки и был принят в школу. А через два года ему было присвоено офицерское звание.

В то время Автюхович уже работал старшим оперуполномоченным уголовного розыска в Янгишахаре. Он приехал в Ташкент, поздравил Сергея с успешным завершением учебы и на другой день возвратился с ним в Янгишахар. Тогдашнему начальнику отдела милиции майору Зобову понравился молодой офицер, и он направил его на самый трудный участок. Сергей сказал, что оправдает это доверие и сдержал свое слово: участок стал одним из лучших в городе. Когда начальником отдела назначили подполковника Абдурахманова, Сергей попросил себе другой участок, еще более трудный…

— Я уверен, что комиссия несерьезно отнеслась к заданию, — снова заговорил Абдурахманов. — Заявление поступило от двух человек. Это говорит о многом, секретарь… Ты должен еще раз проверить все. Будем считать, что я еще ничего не слышал о результатах проверки.

— Я не сделаю этого, — спокойно возразил Якуб Панасович.

— Не сделаешь — пеняй на себя! Предупреждаю по-товарищески, — поднял руку подполковник, видя, как разом сдвинулись брови Автюховича и на лбу выступили две глубокие поперечные складки.

— Не предупреждайте, я не изменю своего решения!

— Товарищ Автюхович, да поймите же вы, — перешел на официальный тон Абдурахманов, — не можем мы оставить без внимания эти заявления! Они написаны рядовыми гражданами, нашими советскими людьми, которые хотят видеть в каждом сотруднике милиции прежде всего защитника.

Автюхович встал, отошел к двери и оттуда, не поворачиваясь, спросил:

— Вы знаете этих так называемых рядовых граждан?

— Ты опять за свое!

— Нет, вы подождите, я вас слушал внимательно, послушайте и вы меня, — резко обернулся Якуб Панасович. — Вы можете не верить одному человеку, в данном случае, мне… Однако вы не имеете права пренебрегать мнением всех членов комиссии. Встав на защиту клеветников, я имею в виду Садыкова и Розенфельд, вы обливаете грязью всех сотрудников. Эти товарищи прежде всего коммунисты! Они работают в отделе со дня его создания. Все офицеры. Почему вы никому из них не верите? Почему вы верите Садыкову и Розенфельд? Я сомневаюсь в их честности.

— Ну знаешь… Это советские люди!

— Советские люди не станут порочить честного человека, — продолжал Автюхович. — Садыков и Розенфельд— стяжатели и хулиганы. Я повторяю: защищая их, вы оскорбляете весь наш коллектив! Абсолютно весь! В том числе и себя!

— Не понимаю, чего ты так раскричался, — снова пошел на попятную подполковник. — Говори тише, я не глухой. В конце концов, черт с ним, с Голиковым, — по-дошел он к Автюховичу. — Доложи, в каком состоянии находится дело с магазинной кражей. Не слишком ли долго вы ищете преступников?

— Дело почти закончено, — не сразу отозвался Якуб Панасович. — Думаю, дня через три-четыре все станет ясным.

— Кто же совершил кражу?

Видите ли…

— Хорошо, хорошо, доложишь все, когда закончите дело… Я слышал, в краже замешан Мороз?

— Да нет, Мороз тут ни при чем. Шаикрамов ошибся.

— Не спешите с выводами, проверьте все, что можете. Я, например, не верю этому человеку. Он способен совершить преступление.

«Кому же вы верите?»— выходя из кабинета начальника отдела, с грустью подумал капитан.

Постояв некоторое время в коридоре, он закурил и неторопливо зашагал к выходу. Ему захотелось побродить по городу, чтобы как-то разобраться во всем, что тревожило его в последние дни. Надо было принять правильное решение, которое бы раз и навсегда отбросило прочь все сомнения и тревоги. Удастся ли ему сделать это быстро или потребуется много дней?

Он был уверен, что у него хватит сил выдержать начавшийся бой с начальником отдела и доказать невиновность тех, на кого обрушивался его гнев.

Против Мороза были серьезные улики. Они говорили о его причастности к магазинной краже. Он не мог опровергнуть ни одной из них, хотя как-то и пытался это сделать. Кроме того, нашлись свидетели, которые видели его в день кражи на крыше магазина.

Свидетелей разыскал оперуполномоченный Шаикрамов.

2.

Директор магазина жаловался:

— Что же вы так долго разыскиваете преступников? Я не могу спокойно работать. Все мне кажется, что они сюда придут. Верите ли, даже стал бояться один выходить вечером на улицу. Говорят, воры мстят свидетелям. Я столько вам сообщил…

Шаикрамов удовлетворенно сопел:

— Ничего, Гани-ака, ничего. Всему свое время. Еще не было такого случая, чтобы мы не разыскали преступников. Милиция не дремлет. Всегда, так сказать, на посту. Это, между прочим, говорит еще о том, что вы не должны бояться. В случае чего, мы сделаем все, что от нас будет зависеть.

— Спасибо… Только не будет ли для меня это слишком поздно?

— Ерунда, — весело сказал Шаикрамов. — Никто вас не тронет. Живите себе на здоровье и делайте свое дело. — Он порылся в папке, которую принес с собой, затем попросил официальным тоном: — Пригласите ко мне сторожа Беспалова.

— Хоп, — склонился директор магазина.

Беспалов зашел несмело, тяжело волоча ноги, обутые в старые, покрытые толстым слоем пыли, сапоги. Он остановился у двери и, взглянув на Шаикрамова, быстро отвернулся. По его лицу прошла судорога. Она скривила рот, и оперуполномоченный увидел неровные желтые зубы.

— Здравствуй, сынок. Гани Бахтиярович сказал, что я тебе нужен, — затоптался на месте старик. — Сам-то у себя остался. Может, его тоже покликать?

— Пока не нужно… Здравствуйте, — протянул Шаикрамов руку. — Садитесь, пожалуйста.

Сторож сел осторожно, снова взглянул на оперуполномоченного и снова отвел взгляд.

— Вы больше ничего не добавите мне?

— Можно добавить что-нибудь, ежели спросишь, — не сразу отозвался Беспалов.

«Притворяется или из ума выжил? — подумал Лазиз, стараясь поймать взгляд старика. — По-моему, притворяется. Значит, что-то знает? Не нравится мне эта комедия!»

— Хорошо, — согласился он, — я буду вас спрашивать. Только не вздумайте обманывать. Отвечайте ясно и коротко. Понятно?

— Чего уж понятнее! — почесал бороду Беспалов.

— Кого вы еще видели около магазина, когда произошла кража?

— Я же тебе говорил: Мороза.

— Мороза? Вы мне этого не говорили!

— Как же не говорил, ежели говорил. Сразу, как ты спросил, так я и сказал. — Сторож по-прежнему смотрел в сторону.

— Ну ладно. Допустим, что это так, — выждал секунду Шаикрамов. — Где вы его видели?

— На крыше.

— На какой крыше?

— Известно, на какой. На нашей. На магазине, стало быть.

— Что же он там делал?

— Ты его спроси.

— Я вас спрашиваю! — повысил голос Лазиз.

— Не кричи, не глухой, — повернул голову старик. Шаикрамов увидел его глаза, полузакрытые густыми бровями. — Может, по своей специальности что-нибудь делал. У нас электричество все время потухало.

— Что же вы раньше не сообщили мне об этом?

— Я говорил, — снова спрятал глаза Беспалов. — Ты забыл все. Не веришь, спроси директора. Он слышал.

Бахтияров подтвердил слова сторожа. Действительно он, Гани Бахтияров, слышал, как Беспалов говорил о Морозе, только вот кому — он что-то не припомнит. В последнее время ему пришлось столько пережить, что у него в голове все перепуталось.