— Вот у меня тут отвертка Мороза, — полез в карман сторож. — Я нашел ее тогда на крыше… Обернул тряпочкой. Думал, придет кто-нибудь из милиции, так передам. Потом запамятовал.

Лазиз, взяв отвертку, долго смотрел на нее, не в силах сразу разобраться во всем, что услышал. Десятки самых неожиданных вопросов завертелись в его голове. Ответить на все, значит, сейчас же точно сказать, кто совершил кражу. Ответить же при всем своем огромном желании он не мог, хотя ему казалось, что это можно было легко сделать. На уме вертелись новые имена преступников, которые едва уловимыми нитями были связаны с теми, кого он уже называл вслух.

Через час Шаикрамов был в отделе милиции. Перед ним на стуле сидел Жан. Мороз вчера крепко выпил и теперь частенько прикладывался «стакану с водой. В руках у него была какая-то брошюра, которую он беспрерывно свертывал в трубку и тут же развертывал снова.

Шаикрамов решил начать беседу издалека. В течение нескольких минут задавал он Морозу второстепенные вопросы — то интересовался его работой, то здоровьем, то неожиданно принимался что-нибудь рассказывать. Мороз приправлял ответы фразами: «Кому это нужно» или «Какой-то сплошной миф», однако отвечал с охотой и с присущим для него остроумием.

Это не совсем обычное словесное сражение продолжалось минут тридцать. Шаикрамов, по причинам, понятным только одному ему, сделал вывод, что пора приступить к основному разговору, и задал свой первый, тоже, казалось бы, отвлеченный, вопрос:

— Скажи, Жан, где ты был вечером двадцать пятого августа? В эту ночь была совершена кража из магазина.

— Какой-то сплошной миф, а не вопрос, — потянулся Мороз к стакану. — Вы же знаете, что у меня в голове не электронный мозг.

— При чем здесь электронный мозг? — не понял Шанкрамов.

— Человеческий мозг, как вам должно быть известно, имеет ряд серьезных недостатков, — неторопливо стал объяснять Мороз. — Одним из таких недостатков является забывчивость, вернее несовершенство памяти. Поэтому любой индивидуум, в том числе и вы, не в состоянии помнить всего, что происходило неделю или две назад. Я уже не говорю о более длительном сроке.

«Смотри, стервец, что знает! — с завистью подумал Шаикрамов. — Наверно, ему все известно о Куни?.. Нет, Сергей не зря говорил, что мне надо больше читать. Завтра же пойду в библиотеку!»

— Значит, говоришь, что у тебя в голове не электронный мозг? Ну а если я напомню тебе, где ты был двадцать пятого августа?

— Кому это нужно?

— Мне.

— Не понимаю. Вы хотите знать то, что вам уже известно? Это же сплошной миф! Неужели вам больше нечем заняться?

— Двадцать пятого августа, — еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить, четко произнес Лазиз, — ты ночью был на крыше магазина. Улица Космическая. Скажи, что ты там делал?

— На улице Космической? Я не знаю такую улицу… Ах, это вы имеете в виду магазин, который недавно построили около рынка?

— Правильно.

— Так бы сразу и сказали! Я действительно когда-то был на этом магазине, только не ночью, как вы изволили заметить, a вечером, часов в девять или десять. Мне кажется, я могу побыть там, где мне хочется.

Оперуполномоченный поправил:

— Ты был на магазине не когда-то, а двадцать пятого августа, понял? У нас есть свидетели!

— Понял. Я очень рад, что у вас есть свидетели, — начал раскручивать брошюру Мороз. — Благодаря их внимательности я могу восстановить в памяти один из своих чудесных дней, ушедших безвозвратно в прошлое. Скажите, когда я увижу этих людей?

— Не паясничай, как бы после плакать не пришлось, — сорвался Лазиз. Он открыл средний ящик письменного стола, достал отвертку, полученную от сторожа Беспалова, и показал Морозу. — Твоя?

— Где вы ее взяли? — обрадованно приподнялся Мороз. — Я все перерыл дома. Хотел покупать новую.

— Может быть, ты сам вспомнишь, где оставил ее?

— Неужели на крыше? Как я сразу не догадался?

— Значит, ты был на магазине двадцать пятого августа?

— Вы хотите опровергнуть это? — удивился Мороз.

— Наоборот, доказать!

— Почему же вы сто раз спрашиваете меня об одном и том же? Доказывайте!.. Нет-нет, не трудитесь, — видя, что Лазиз снова полез в стол, заулыбался Мороз. — Стоит ли зря терять время? Кому это нужно! Я был на магазине двадцать пятого августа. Мой человеческий мозг, к счастью, еще не утратил всех способностей. Я вспомнил это число. В тот день у меня еще была небольшая баталия с вашим собратом — участковым Голиковым… Между прочим, это симпатичный парень. Вы не знаете, наладились ли у него сердечные дела?

Шаикрамов еле сдержался, чтобы не ответить новой грубостью. Он никак не мог понять Мороза. Ему приходилось часто допрашивать преступников и беседовать с подозреваемыми. Как правило, эти люди были или слишком самоуверенными или до того нерешительными, что забывали собственные имена. Мороз оказался досадным недоразумением в этом ряду. Его просто невозможно было в чем-нибудь уличить. За признаниями, которые он давал, Шаикрамов видел хитрую уловку. Он не верил Морозу, хотя для этого у него и не было никаких оснований.

«Черт его знает, что творится на свете! — с ожесточением думал оперуполномоченный. — Два допроса за день — и ни одного стоящего. Все идет гладко, без загадок, будто ничего особенного не произошло. Беспалов что-то, кажется, скрывает. Этот чересчур откровенен. Не сговорились ли они?»

Странный характер был у Лазиза Шаикрамова. То он становился самоуверенным, и тогда уже ничто не могло остановить его, то начинал во всем сомневаться, хотя оснований для этого не было.

В минуты, когда друзья были до конца откровенны, Сергей Голиков говорил ему об этом неоднократно. Лазиз соглашался, обещал «пересмотреть себя с ног до головы», но проходило время, и ничего не изменялось— все шло своим чередом: Лазиз снова был самим собой.

Только одна сторона его характера никогда не изменялась: что бы ни случилось с ним, какие бы беды на него ни обрушивались, он всегда и везде оставался честным и принципиальным. Это его качество постоянно ставил в пример другим начальник отделения уголовного розыска.

— Что мы от тебя хотим? — повторил Лазиз, постукивая по настольному стеклу отверткой. — Скажи, где вещи?

—¹ Какие? — Мороз осушил очередной стакан воды.

— Которые ты и твои приятели украли из магазина!

Мороз так и не поставил стакан — застыл с приподнятой рукой, глядя на Шаикрамова удивленными, но еще смеющимися глазами.

— Вы это серьезно?

— Вполне.

— Вот не думал, что в милиции работают такие пеньки…

— Гражданин Мороз! — подскочил Лазиз.

— Не кричи, — перешел на «ты» Жан. — Кому это нужно? Тем, кого вы ищете? — Он, очевидно, впервые вложил в свою фразу подлинный ее смысл.

— Не надо притворяться, Мороз, — устало опустился на место оперуполномоченный. — Все факты против тебя. Ты облегчишь свою участь, если расскажешь мне всю правду.

— Избитый прием, младший лейтенант, я не ожидал этого от тебя! Впрочем, правду я могу сказать, только поверишь ли? — усомнился Мороз.

Шаикрамов снова соскочил со стула:

— Говори!

— Вот не знаю, ей-богу, сможешь ли ты оценить мою услугу. У тебя и так уж глаза не на месте. Мифический ты какой-то!

— Да говори же!

— Кому это нужно? Я все уже сказал. Мифический ты, то есть не настоящий! Нету у тебя милицейского нюха. Понял? — Он налил себе еще стакан воды и выпил одним духом. — Я могу идти домой или здесь переночую?

Шаикрамов ничего не ответил: снова вспомнил недавнюю беседу с Сергеем. О чем они тогда только ни говорили! Черт возьми, он, кажется, чему-то еще учил Сергея? Как он это терпел, уму непостижимо! Другой бы на месте Сергея, наверно, не стал бы даже слушать его.

Однако, что же делать с Морозом? Может быть, посоветоваться с Якубом Панасовичем? Интересно, как бы поступил Сергей?

3.

Сергей на второй день пришел к Лазизу и спокойно сообщил: