Карпова знала обо всем, что делал Бахтияров. Она ждала его в это время на квартире, которую они снимали на окраине города Он пришел возбужденный, с бутылкой коньяка и, ничего не говоря, выпил подряд две большие рюмки.

Ну, все готово, — устало произнес Бахтияров. Он стоял у трюмо и глядел на Карпову исподлобья, будто испытывал ее.

— Ты у меня молодец, — весело отозвалась она, хотя где-то внутри скребли кошки.

— Возможно, — не сразу отозвался он и быстро шагнул к ней. — Слушай внимательно. В десять часов Беспалов зайдет в будку пить чай. Ты в это время снимешь замок с двери магазина, заберешь его с собой, а около крыльца бросишь вот этот, — он вытащил из кармана сломанный замок. — Только смотри. Чтобы тебя никто не увидел.

Она сделала все, что приказал Бахтияров. Потом, когда начались поиски преступников, распустила слух, что кражу совершил Мороз.

— Больше вы ничего не сообщите? — спросил Сергей, когда Карпова умолкла.

— Нет, — сказала она, опустив глаза.

— Хорошо, вот протокол опроса, распишитесь!

Она расписалась быстро, не читая, словно куда-то

спешила.

Автюхович, наконец, отложил дело, приподнял голову и посмотрел сначала на Сергея, затем на Лазиза.

— Итак? — повторил он любимое слово.

Сергей рассказал все, что ему удалось узнать. Якуб Панасович слушал, глядя в окно, за которым виднелось полуденное небо. Лазиз нетерпеливо ерзал в кресле, то наклоняясь вперед, то резко откидываясь назад. Он был сильно взволнован.

— Где сейчас Бахтияров и Карпова? — поинтересовался Якуб Панасович.

— В магазине, — ответил Сергей.

— Что ты наделал?!—

127

повысил голос Якуб Панасович. — Они же могут обо всем договориться… Пойдемте! — рывком направился он к двери. — Какое мальчишество!

— Эх, ты-ы-ы! — повернувшись к Сергею, покрутил пальцем у виска Шаикрамов. — Мозги у тебя всмятку, вот что!

— Якуб Панасович, — отмахнулся Сергей от Лазиза, — Якуб Панасович, вы зря расстраиваетесь. С ними дружинники.

— Что же ты раньше не сказал об этом? — остепенился Автюхович.

— Вы же не спросили.

— Тебя обязательно надо спросить! — буркнул Якуб Панасович.

— А ты, оказывается, того… — хлопнул Лазиз по плечу Сергея. — Прости, я был неправ. Помнишь наш разговор в чайхане? Тогда я тоже немного перегнул…

— Ничего. Бывает.

Выйдя во двор, все трое направились к открытой машине. Ехали молча до самого магазина. Никто не хотел нарушать тишину. Даже мотор, казалось, сдерживал себя и гудел ровно, вызывая дрему.

Автюхович сидел впереди, рядом с шофером. Он думал о Сергее. Пожалуй, из него вышел бы неплохой оперативник. В самом деле, не все же время быть ему участковым уполномоченным! Пора, как говорят, подниматься в гору. Он отлично провел свою первую операцию. Жаль, что этого не сделал своевременно Шаикрамов.

«Во всем виноват я, — упрекнул себя Якуб Панасович. — Надо больше бывать с людьми. Не сидеть сутками в кабинете. Если бы я более серьезно отнесся к этой краже, не наломали бы столько дров. Кого только не обвинили мы в преступлении! Нет, так работать нельзя…»

Он достал сигарету и спички, с удовольствием затянулся. Где-то глубоко в сердце, несмотря на неудачи, теплилась радость. Хорошо, что он не послушался начальника отдела, не арестовал Мороза.

«Интересно, почему Абдурахманов с такой настойчивостью доказывал, что Мороз преступник? Хотел быстрее сдать в архив дело или преследовал другую цель? Кто-то говорил, что он часто бывает у Бахтияровых. Странная дружба…»

«ЛЮБОВЬЮ ДОРОЖИТЬ УМЕЙТЕ»

1.

Катя была одна. Ее не интересовали ни люди, заполнившие улицы, ни луна со своими причудливыми темными пятнами, ни ветер, пропитанный запахами трав и дождя.

Она шла и шла по улице, не зная куда и зачем. Шла долго, подгоняемая невеселыми думами. Порой ей становилось так тяжело, что хотелось привалиться к первому попавшемуся дереву и стоять вечно, ни о чем не думая и ничего не слыша.

Был теплый ноябрьский вечер. Город, расцвеченный тысячами электрических фонарей и реклам, сверкал, будто большой парк, плывущий в безбрежную ночь.

Янгишахарцы праздновали шумно и весело. Кончался первый день октябрьских торжеств. Из открытых окон неслись на улицу задорные голоса и песни. На площади, перед зданием театра, танцевали юноши и девушки. У некоторых домов, скрывающихся за деревьями, сидели старики и старухи. По тротуарам, неистово крича что-то, катались на самокатах мальчишки.

Катя несколько раз сходила с тротуара, уступая дорогу этому нескончаемому детскому потоку, по-прежнему глухая ко всему, что ее окружало. Так она незаметно оказалась на окраине города, среди молодых деревьев и высоких жестких трав. Здесь не было ни шума, ни яркого света уличных фонарей. Стояла такая тишина, что было слышно, как где-то далеко-далеко рокотал трактор.

Женщина постояла некоторое время, прислушиваясь к шороху листьев, как бы спрашивая себя, как попала сюда, затем подошла к двум деревьям, меж которыми

журчал арык, и, прислонившись к ним, задумчиво подняла голову вверх. Не переставая перемигиваться между собой, к ней потянулись беспредельно далекие и близкие звезды. Они словно хотели проникнуть в ее душу и узнать причину грусти. Одна из них, видно, самая сердобольная, не вытерпела — сорвалась с небосвода и полетела к земле, распарывая высь тонкой золотистой струей. Однако звезда не рассчитала свои силы, сгорела в безмерной выси, так и не долетев до Кати… Все-таки Катя была благодарна ей. Она протянула руки и пошла вперед, туда, где, казалось, погасли последние искорки небесной гостьи.

…Когда это было? Может быть, десять лет назад, может, один? Катя с подругами выехала в воскресенье на Голубые озера. Многие ездили к этим холодным озерам.

Иван Никифорович наказывал:

— Смотри, далеко не заплывай, долго ли до беды?

Она шутила:

— Не беспокойся. Я плаваю, как рыба.

Сначала ей не понравились озера. Дорога, ведущая

к ним, была неровной. Она то поднималась вверх, на холмы, то круто сбегала вниз, обдавая путника густым слоем пыли.

Потом все изменилось. Рядом с дорогой замелькали деревья, сквозь листву, будто кусочки полуденного неба, засверкала вода. В лицо ударил холодноватый пропитанный запахом рыбы ветер, и Катя обрадованно зашагала вперед, увлекая за собой подруг.

Они расположились под густыми дикими черешнями, у самой воды. Деревья под тяжестью плодов сгибались до самой земли, образуя своеобразный зеленый тоннель.

— Сумки раскрыть! — весело скомандовала Катя, оглядевшись кругом и неожиданно почувствовав облегчение.

В сумках оказалось немало вкусных вещей. Подруги все аккуратно разложили на скатерть и приступили к завтраку. Вскоре рядом остановилась грузовая автомашина и из нее выскочили ребята с рюкзаками и авоськами.

— Давай сюда, братцы! — позвал самый высокий парень с русой вьющейся шевелюрой.

Те не стали церемониться — быстро обосновались недалеко от девушек и так же, как и они, вытряхнули на разостланные газеты содержимое рюкзаков и авосек.

— Красавицы, переселяйтесь к нам! — крикнул маленький большеголовый парень. — Не пожалеете!

— Девочки, — пригрозила Катя, — без моего разрешения ни одного шага! Там же водку хлещут…

Парни, действительно, «хлестали водку».

— Пей, Колька! — наседал высокий на большеголового парня. — Не будешь пить, не узнаешь, в чем смысл жизни….

— Да ну? — удивлялся Колька и пил, поглядывая на девушек бахвальским, задорным взглядом.

Катя продолжала выполнять роль старшей.

— Пойдемте купаться, — сказала она, когда Колька снова приложился к кружке с водкой.

Девушки поднялись вверх по главному руслу канала. Катя давно не плавала, поэтому, спустившись в воду, начала плескаться в заводи, образовавшейся между старыми кряжистыми деревьями. Ее вполне удовлетворяло это.