— Откуда он появился на пустыре? — Василий, должно быть, не вникал в смысл слов Рийи.

— Не сказал, — откликнулась Тамсааре.

Из-за ближайших домов вынырнуло солнце. Оно разогнало туман, и деревья засверкали миллионами крошечных искр.

Показались первые горожане. Откуда-то вышел Азиз Садыков.

— Вам что, граждане дружинники, ночи не хватило? Ходите, любезничаете, — остановился он, нетрезво пошатываясь.

— Тебя это волнует? — спросил Василий, не выпуская руку Рийи.

— Жалко мне ее, — кивнул Садыков на Тамсааре. — Видишь, зуб на зуб не попадает… Замерзла или боишься? — перевел он взгляд. — Ты не дрейфь. Я не укушу тебя. У меня таких, как ты, хоть пруд пруди!

Рийя вспыхнула.

Василий сжал кулаки и шагнул к Азизу:

— Послушай, проваливай, пока я тебе морду не набил!

— Ну-ну, не очень-то, — отступил Садыков. — Я ведь могу куда следует сообщить. С тебя живо спесь собьют. Подумаешь, командир секции!

— Уходи! — побледнел Василий.

Садыков попятился и, споткнувшись, упал в арык.

Рийя потащила Василия домой. Он не стал сопротивляться— покорно пошел за ней, прислушиваясь к Азизу, который кричал что-то, пока выбирался из арыка.

— Ты не сердись!

— Я не сержусь, с чего ты взяла… Знаешь что? Пойдем в ЗАГС, — ошеломил он Рийю предложением.

— С ума сошел, — испугалась она.

— Мы же любим друг друга!

— Нельзя так сразу!

— Почему нельзя?

— Надо с Пелагеей Федоровной поговорить…

— Поговорим потом.

— Сегодня же воскресенье…

— Ну и что же? В ЗАГСе выходных не бывает… Пойдем!

Василий схватил ее на руки и закружился на тротуаре.

Пелагея Федоровна заметалась по комнатам, не в силах скрыть своего волнения. Она радостно смотрела на Василия и Рийю помолодевшими глазами:

— Садитесь, что же вы стоите! Я сейчас пельменей приготовлю. Проголодались?

— Проголодались, — согласился Василий.

— Мама, вы не беспокойтесь. Василь шутит, — счастливо сказала Рийя. Она как вошла в дом, так и не отходила от Василия— все смотрела на него, не веря тому, что произошло.

Пелагея Федоровна на секунду отвлеклась от хлопот, залюбовавшись сыном и невесткой, потом опять закружилась по комнатам.

…Через неделю сыграли свадьбу. Гостей было много. На почетном месте сидели Сергей Голиков и Лазиз Шаикрамов. Был приглашен на свадьбу и Жан Мороз, однако он не пришел, отговорившись любимой фразой: «Кому это нужно?»

ОТРЕЧЕНИЕ

1.

Клуб маслозавода был переполнен. За столами сидели руководители завода, участковый уполномоченный Сергей Голиков, Иван Константинович Капитонов, Василий Войтюк, Катя Мезенцева.

Обсуждали поступок Степана Хабарова. Он сидел тут же, на виду у всех. У него был растерянный, виноватый вид. До открытия собрания Степан ни разу не посмотрел в зал, не пошевельнулся, словно был прикован к стулу.

Рабочие по-разному относились к Хабарову. Одни говорили, что таким, как он, не место в заводском коллективе; другие сочувствовали — доказывали, что из него может выйти хороший человек; третьи поддакивали то первым, то вторым.

Собрание открыл председатель заводского комитета Сабир Бахтиярович Салиев. Он сообщил, за что был осужден Хабаров на пятнадцать суток, как он относится теперь к работе, как ведет себя дома. Это были голые фразы, без комментариев, целиком отданные на суд коллектива.

После Салиева слово предоставили Степану Хабарову. Он поднялся тяжело, у трибуны замешкался и долго что-то искал в карманах.

— Расскажите, как было дело? — сказал Салиев.

— Почем я знаю, как было дело. Выпивши был, и так и далее… — не сразу ответил Хабаров.

— Это не снимает с вас ответственности.

— Разве я отказываюсь? Кто знает, что я делал, пусть расскажет. Войтюк, забирал меня, спросите его.

— Значит, вы ничего не хотите нам рассказать? — снова спросил Салиев.

— Я же вам говорил — ничего не знаю. Выпивши был, — переступил с ноги на ногу Хабаров. — Спросите Войтюка. Он все видел.

— Василий Яковлевич, — обратился Салиев к Войтюку, — расскажите, как все произошло.

Василий вышел к трибуне. Он по привычке откинул назад волосы, оглядел зал и начал рассказывать, как Хабаров, избив жену и мать, пытался поджечь кладовую, как набросился на дружинников с железной лопатой, как в отделе милиции оскорблял присутствовавших в дежурной комнате, как, отбыв наказание, напился снова, несмотря на обещание не пить.

— Я видел его пьяным и вчера, — сообщил Василий. — К чему все это может привести? Хабаров или сам станет на путь преступлений, или попадет под влияние рецидивистов… Когда-то я тоже прикладывался к «белой головке». Беда в том, что никто из нашего коллектива вовремя не остановил меня, не вызвал вот так же на суд общественности. Затрудняюсь сказать, что бы со мной было, если бы мне не помогла Рийя Тамсааре… Я всю жизнь буду благодарить ее.

Услышав аплодисменты, он смутился, посмотрел на Рийю и с радостью отметил, что люди аплодировали не ему, а ей. Больше говорить Василий не мог >— сошел с трибуны и возвратился на место.

Какая-то женщина из задних рядов крикнула больным, надтреснутым голосом:

— Надо пригласить сюда жену Хабарова! Пусть послушает правду о муженьке!

Хабаров вздрогнул, втянул голову в плечи и замер. В зале повисла настороженная тишина. Люди смотрели на председателя завкома, ждали, что он ответит женщине.

Салиев зачем-то постучал карандашом по графину с водой и произнес тихо, будто извиняясь:

— Мы приглашали ее, товарищи… Почему не пришила — неизвестно. Может, Хабаров скажет?

— Чего там — неизвестно! — раздался тот же женский голос. — Стыдно, небось.

Сергей взглянул на Катю. Она сидела У края стола и что-то писала в блокнот. «Готовится к выступлению, наверно? Интересно, что она скажет?»

Он зябко поежился, представив на миг, как бы среагировали в зале, если бы она рассказала о его пьянке с Крупилиным.

— Разрешите мне, — приподнялся невысокий коренастый мужчина.

— Пожалуйста, Гудков.

— Я с места… Что, собственно, сделал Хабаров?

— Давай на трибуну! — крикнули из зала.

— Можно на трибуну, — согласился Гудков. — Что, собственно, сделал Хабаров? — повторил он, поднимаясь на сцену. — Выступающий товарищ живописно нарисовал нам картину его, так сказать, преступления. Между тем, никакой правды в его словах нету. Почему? Потому что у него у самого не все в порядке… Да-да, я повторяю: у него у самого не все в порядке.

— Это неправда! — крикнула Рийя.

— Минуточку, гражданочка, одну минуточку. Не спешите со своими выводами. Мы все только сейчас слышали, как он публично, так сказать, каялся в своих грехах… Выпивал, товарищ выступающий? Выпивал. Хулиганил выпивши? Хулиганил.

— Нечего сваливать с больной головы на здоровую! Ты сам вчера пьяным валялся в арыке, — раздался женский голос.

— Товарищ председатель, — повернулся Гудков к Салиеву, — успокойте публику. Я не могу выступать при таком шуме… Так вот, мы не верим данному, так сказать, свидетелю. И вообще, что же получается, граждане? Выходит, рабочий класс не имеет права выпить за свои трудовые деньги?

Люди повскакивали с мест, закричали:

— Не трогай рабочий класс, Гудков!

— Пей, да дело разумей!

— Долой с трибуны!

— Пущай говорит!

— Его надо посадить рядом с Хабаровым!

— Какой ты рабочий класс? Гнать тебя надо с завода в три шеи.

Катя, не дожидаясь когда ей дадут слово, пошла к трибуне. Шум смолк.

— Уходите! — бросила она Гудкову.

— Как, собственно, понимать ваш намек? — с хрипотой в голосе спросил он.

— Уходи-те!

— Видите, товарищ Салиев, что получается! Рабочему классу уже и говорить запрещают! Нет, извините, я не уйду. Как же я уйду, если моего товарища, так сказать, по работе, ни за что, ни про что всенародно высмеивают?