27 июня в половине шестого утра мы с Мультиком вышли во двор. Ночью прошёл дождь. Воздух был чистый и прохладный. Мокрая трава блестела на утреннем солнце. Соседский рыжий пушистый кот, старый друг Мультика, стоял, приподняв передние лапки, и, вытянувшись, обнюхивал цветущий куст жимолости. Он обернулся, увидел Мультика и помчался навстречу. Мультик бросился за ним, и они вперегонки понеслись по двору.

Через несколько минут грузовая машина шумно въехала в нашу подворотню. Крытый брезентом полукруглый верх очень напоминал старые цыганские фургоны.

Александр Степанович, в парусиновой куртке и брезентовых сапогах, вышел из кабины. Поздоровался со мной и опустил задний борт машины. Володя и Лёва, шумные и весёлые, спрыгнули на землю и одновременно закричали:

— Привет, Валентина Львовна!

Из кабины высунулся Ростислав и, блестя очками, недовольно сказал:

— Нельзя ли потише? Сейчас только шесть часов!.. — Он увидел меня и удивлённо спросил: — А где же ваши вещи?

— Да я ведь еду поездом!

Рыжий кот испугался машины и исчез в кустах. Мультик примчался ко мне. Лёва немедленно раздобыл где-то палку, бросил её в кусты и пришёл в восторг, когда Мультик принёс палку обратно и положил перед ним.

Я подошла к машине и заглянула внутрь. Мне ведь предстояло провести в ней долгие часы и проехать много километров.

В кабине было широкое кожаное сиденье, на котором свободно могли разместиться три человека. Под брезентом в кузове стояли две узкие деревянные скамейки вдоль бортов и одна широкая поперёк, у кабины.

В правом заднем углу стояла железная бочка с горючим, прикреплённая накидным обручем к борту. Пол был заставлен ящиками, тюками и чемоданами. На них лежали свёрнутые брезентовые палатки и лопаты в чехлах.

— Здоро́во, орлы! — раздался весёлый возглас, и Георгий Борисович подошёл к машине.

Через плечо у него был перекинут видавший виды непромокаемый плащ. В руках — небольшой потёртый зелёный чемодан и большая кипа книг, перевязанных шпагатом.

— Как вам нравится наш дом на колёсах? — спросил он меня и, не дожидаясь ответа, обратился к Александру Степановичу: — Машина в порядке?

— Не только в порядке, но и в полной боевой готовности, — с серьёзным видом ответил Александр Степанович.

— А как с погрузкой? Надеюсь, ничего не забыли, всё проверено? — Он залез в машину, и вместе с Ростиславом они всё внимательно пересмотрели, пересчитали.

— Ну, кажется, всё, — сказал Георгий Борисович, спрыгивая на землю. — По ко́ням, друзья! — весело крикнул он.

— По коням! — повторил за ним и Александр Степанович.

Все пожали мне руку, погладили Мультика и со словами «пока», «до скорого» уселись в машину.

Георгий Борисович и Ростислав впереди, рядом с Александром Степановичем, ребята в кузове.

— Не забудьте Мультика и фотоаппарат! — пошутил Георгий Борисович, высовываясь из кабины. — Ждём в Кишинёве!

Назавтра мы с Мультиком выехали поездом в Кишинёв — столицу Молдавской республики.

Мультик ездил со мной часто и в вагоне чувствовал себя как дома. В купе, кроме нас, оказался один пассажир. Обе верхние полки были ещё свободны.

Пассажир, полный человек в роговых очках, вначале недоверчиво смотрел на Мультика, но вскоре подружился с ним.

Ехали мы спокойно, если не считать одной встречи на маленькой станции. Поезд стоял десять минут, и я вывела Мультика погулять. Только мы спустились на платформу — откуда-то появилась большая чёрная овчарка, подскочила к нам и принялась лаять на моего пса. Мультику это показалось обидным. Он натянул поводок, поднялся на задние лапы и грозно зарычал в ответ. Я схватила его на руки.

— Рекс! Назад! — раздался громкий возглас, и загорелый молодой военный поспешил к нам.

Собака немедленно подбежала к хозяину.

— Сидеть! — раздалась команда.

Собака села.

— Не беспокойтесь, он зря никого не трогает, — вежливо сказал военный, пристёгивая широкий кожаный поводок к ошейнику собаки. — Мы с ним были в отпуске, вот он и разбаловался немного. Ему просто поиграть захотелось.

Он повёл своего пса в одну сторону, я Мультика — в другую. Собаки, когда их уводили, всё оборачивались и сердито пофыркивали.

На следующий день рано утром мы приехали в Кишинёв. Сели в машину. У Института истории и археологии я взяла Мультика на руки и вошла в вестибюль.

Молдаванин-вахтёр сидел за столом, на котором стояли телефоны.

— Скажите, пожалуйста, приехала ли сегодня московская экспедиция? — спросила я.

Он посмотрел на меня, потом на Мультика и не спеша ответил:

— Приехали из Москвы ещё вчера.

— Вчера? — удивилась я. — Быстро же они доехали!

— Они здесь, — сообщил мне далее вахтёр. — Сейчас только чайник им вскипятил. Но с собакой нельзя!

— Да я вместе с ней сейчас из Москвы. Мы сотрудники этой же экспедиции, только приехали поездом.

— Ну, раз сотрудники, тогда проходите, — подумав, разрешил вахтёр, с любопытством глядя на Мультика. — Вот по лестнице вниз, вторая дверь направо.

Я спустилась на несколько ступенек, нашла указанную дверь и громко постучала.

— Заходите! — закричало несколько голосов.

Я открыла дверь и в удивлении остановилась. В очень большой продолговатой комнате три раскрытых окна выходили в покрытый асфальтом двор. Вдоль стены напротив двери стояли застеклённые высокие шкафы. На их полках были необычайные вещи. На средней полке самого большого шкафа стоял скелет доисторического ящера. На верхней были расставлены черепа различной формы. У одних верхняя часть головы была вытянута, у других — приплюснута. Очевидно, это были черепа первобытных людей. На нижней полке шкафа были расположены окаменелые рыбы и морские причудливые животные.

В других шкафах полки были заставлены глиняными сосудами, чашками, вазами и кувшинами. На самых нижних полках лежали каменные и железные орудия, которыми пользовались жители древних и средних веков. Тут были ножи и мечи, луки, всевозможные стрелы и копья. По углам комнаты на полу стояли огромные глиняные вазы, каменные идолы. Поближе к одному из окон стояли два скелета: один — человека, другой, с вытянутой вперёд челюстью и длиннющими руками, — большой обезьяны. Перед вторым скелетом, примостив ему на голову походное зеркальце и насвистывая весёлый марш, брился Георгий Борисович. Посреди комнаты прямо на полу была расстелена блестящая коричневая клеёнка. На ней стоял большой чайник, из которого шёл пар, и металлические кружки. На глиняном блюде, взятом, очевидно, из шкафа, лежал нарезанный серый ноздреватый хлеб. Рядом с ним десятка полтора крупных тёмно-красных помидоров, пачка пилёного сахара и насыпанная на кусочек картона кучка соли. Перед этим «столом» сидел на корточках Володя и старательно резал на ровные куски аппетитное свиное сало с розовыми прожилками.

На одном из ящиков с нашим имуществом сидел Александр Степанович и пришивал к своей непромокаемой куртке оторвавшуюся пуговицу. На другом ящике сидел Ростислав и, расстелив на коленях большую карту Молдавии, водил по ней неочиненным карандашом.

Увидев нас, Георгий Борисович перестал бриться, Володя — резать сало, Александр Степанович — пришивать пуговицу. С возгласами: «Добро пожаловать!», «С приездом!», «Располагайтесь, как дома!» — они подошли ко мне.

Володя взял у меня Мультика, Георгий Борисович — фотоаппарат и дорожную сумку, Александр Степанович усадил на свой ящик. Один Ростислав не двинулся с места. Он только поднял на меня желтоватые, уменьшенные очками глаза и сказал, как будто продолжая начатый разговор:

— Я всё же утверждаю, что тиверцы должны были спуститься с верховьев Днестра в районах его притоков. И отсюда пошли на юг!

Мы все расхохотались.