Было бы у него время на раздумье - он бы и сам, может быть, заплакал. Но времени не было. Юрка крепко зацепился ногами за мачту, нагнулся и неожиданно через голову надел на Лидку спасательный круг. Герои путешественники всегда так поступали. Лидка от неожиданности даже реветь перестала.

Колька подумал: «Балда. Сам плавает, как топор, а Лидка ныряет, как щука…»

Наконец-то он раскрутил концы туго натянутых парусных шнуров. Парус вырвался на свободу.

Юрке показалось, что парусина разлетелась на куски. Вот так сегодня утром рванул от него большой белый гусь, когда Юрка в охотничьем азарте попытался ухватить его за хвост. Юрке до смерти хотелось заполучить новое гусиное перо. Таким пером, наверно, можно в один присест научиться писать без ошибок. Но гусь в руках взорвался, как бомба, рассыпая кругом белые перья, больно стукнул его крылом по лбу и домашний-домашний, а улетел по воздуху, как дикий, к самой речке. Только его и видели.

Парус, конечно, никуда не улетел. Он был крепко привязан одной своей стороной к мачте и теперь бился у них над головами и хлопал без толку. Лодка сразу осела на корму и пошла тише. Колька опять схватился за рулевое весло, Лидка стала вытирать слёзы шарфиком, а Юрка вдруг вскочил на ноги и восторженно во весь голос крикнул:

- Земля!

И тогда они увидели прямо перед собой зелёный остров.

Лодка мягко и сильно ткнулась в камыш. Колька выскочил из лодки и по колено в воде подтащил её к берегу. Остров оказался невелик - шагов двадцать в длину, а в ширину и того меньше. Росла на нём одинокая ольха и ка-кие-то кусты, а больше ничего и никого не было. Под напором волн и ветра островок вздрагивал, как живой, ольха глухо поскрипывала, жаловалась на непогоду.

Колька сказал Юрке:

- Слезай, приехали. Говорил я тебе, дураку, что не надо было плыть. Теперь держись!

Юрка посмотрел на седые сердитые волны.

- Куда это ты нас завёз? - сказал он. - Теперь тут придётся сидеть до ночи. Пока не стихнет.

Втроём они пошли по острову, осторожно ступая по высокой траве. Потом вдруг Лидка закричала: «Малина, батюшки!»- выхватила из лодки котелок и пропала в кустах. С кряканьем из-под самых Колькиных ног взвилась кряковая утка. Юрка пустил ей вслед свою самую длинную стрелу. Стрела на мгновение повисла в воздухе и, подхваченная новым порывом ветра, исчезла. Юрка сказал на всякий случай:

- Теперь эту птицу, если она упадёт, не достанешь.

- А зачем ей падать? - усмехнулся Колька. - Что она - камень?

Лидка закричала откуда-то из кустов:

- Коль! А, Коль! К вечеру нас найдут?

Колька сказал тихо, так, чтоб сестрёнка не слышала:

- А сейчас что - утро? Искать нас будут на Волге у дома, а нас занесло вон куда, на протоку. Снимай с мачты парус, надо готовиться к ночёвке. Нарежем твоим ножом осоки и прикроем парусом. Будет хороший матрац.

- Ты поди налови лещей, - сказал Юрка. - Есть хочется.

Колька нахмурился:

- Донки стоят отсюда за три версты, нет тут никаких лещей.

По счастью, в корме лодки нашёлся клеёнчатый мешок дяди Павла с немудрёным рыбацким запасом. В мешке лежали три луковицы, большой кусок чёрного хлеба, соль и спички.

Юрка закричал от радости на весь остров:

- Теперь мы живём!

На крик из кустов вылезла Лидка и притащила полкотелка малины.

Осоку резали до вечера. Смеркалось, когда сели ужинать.

А буря всё гудела и гудела, и белые сердитые волны так и кипели вокруг маленького островка, и ольха клонилась всё ниже и ниже.

Лидка легла на тощую осочью подстилку и завернулась в парус. Она не хотела, чтоб ребята видели и слышали, как она плачет. Мальчишки сидели у лодки вдвоём, молча глядели на противоположный берег, где маячили три сосны, и прислушивались к змеиному шипению ветра в камышах. С удивлением и завистью Юрка увидел, как Колька вытащил из кармана и повязал поверх майки пионерский галстук. Он не стал спрашивать Кольку, зачем он это делает. Всё и так было понятно. Конечно, в трудную минуту легче жить на свете вот так, при всей форме.

- Лодку надо стеречь, как бы не унесло, - сказал Колька. - Будем с тобой по очереди около неё дежурить и за всем наблюдать. Костёр разводить не из чего, тут одна зелень. Если услышим - кричат, будем жечь спички. Понял? Дежурному полагается быть при оружии. Дадим ему лук и ножик.

- И галстук, - сказал Юрка упрямо. - Галстук тоже дадим.

Колька не засмеялся. Он только спросил:

- Ты в каком классе учился?

- В первом, - сказал Юрка. - А что?

- Ничего, - сказал Колька. - Это я просто так. Тогда и будешь дежурить первым. Мать сейчас с ума сходит. Ночь, буря, а нас нет. Чуть что - кричи. Ночью я тебя сменю. Галстук бери, надевай. В беде, конечно, каждому хочется быть человеком. На эту ночь, так и быть, принимаю тебя в пионеры.

Держа наготове лук и стрелы и сунув раскрытый ножик за пояс, Юрка мерным шагом настоящего часового обошёл островок. Из-под паруса торчали Лидкины голые пятки. Колька спал на спине и, казалось, всматривался в тёмное небо. Юрка собрал охапку осоки и прикрыл Лидку. Девочка только всхлипнула во сне.

В камышах зашлёпала водяная крыса. Юрка вздрогнул и наложил на тетиву стрелу. Хитрая крыса перестала шлёпать.

Надо было будить Кольку на смену, но Юрка только поправил на груди галстук и продолжал шагать у лодки. Три шага вперёд, три шага назад. Ветер мешал ему ходить, чуть не сбивал с ног. Много было таких трудных шагов.

Потом Колька проснулся, а Юрка лёг спать.

Буря шумела всё так же.

Потом проснулся Юрка. И тогда на востоке показался свет.

Когда налетела буря, Павел Ватажкин выскочил из дома. Буря могла растрепать сети, унести лодку. На крыльце Павел закричал во весь голос:

- Николай! Юрий!

Никто не откликнулся. Тогда он позвал тихонько:

- Лидушка!

Ветер насмешливо свистнул в ответ: «Ищи-свищи!» Клавдия Петровна бежала по улице, а впереди неё летели по ветру только что выстиранные Павловы белые рубахи - еле-еле их поймала. Взъерошенные куры полным птичьим ходом неслись к двору.

Лодки на берегу не было. Павел вгляделся в белую кипень волн - пусто. Куда же девались мальчишки?

Наскоро собрав в охапку сети, Павел побежал к дому. На полдороге он увидел - вёсел возле дома нет, и, побледнев, молча сел на перевёрнутое корыто.

Клавдия Петровна, как слепая, шарила руками по перилам крыльца: ещё в обед висели на них надутый круг и Колькина куртка. Она уже всё поняла: лодки нет у причала, ребят нет дома, стало быть, унесла буря и ребят и лодку.

Подошёл Павел и присел на ступеньку крыльца. Клавдия Петровна сказала всего одно слово: «Отец!» Лучше бы она сказала сто слов, лучше бы закричала. Павел встал, снял со стены багор, моток крепких верёвок. До рыболовецкой станции, где стояли лодки с моторами, надо было бежать два километра. Павел обнял жену за плечи:

- Ты, Клавушка, не расстраивайся, лодка надёжная. Верь, найдутся!

Новый шквал с грохотом и лязгом сорвал с крыши железный лист, он косо разрезал листву на ближней берёзе и с силой воткнулся в песок у самого дома. Клавдия Петровна даже не вздрогнула, стояла на крыльце неподвижно, как каменная. Павел на берегу оглянулся. Она всё стояла. Месяц назад на Волге перевернуло лодку с двумя взрослыми рыболовами и один человек утонул. Буря тогда была короче и слабее.