А вокруг Павлова дома уже собирались соседки - жёны таких же рыбаков и колхозников, как Павел, ко всему привычные, и к радости и к горю, люди. Откуда-то издалека донёсся рокот умчавшихся на поиски моторок, и опять только ветер свистел и шумел над рекой, над ночью.

До рассвета искали люди пропавшую лодку с ребятами и до рассвета не спала Клавдия Петровна, не спала вся деревня. Чужая беда - своя беда.

Пропавшую лодку рыбаки так и не нашли. Да они и не могли её найти. Не было больше на свете этой лодки.

Небо светлело на востоке, там, где всегда всходит солнце. Колька и Юрка смотрели туда с надеждой: а вдруг утихнет и покажется солнышко. Лидушка проснётся, а кругом будет тепло, светло и спокойно.

Колька сказал решительно, пробуя рукой туго натянутую, привязанную к дереву чалку:

- Когда совсем рассветёт, переправимся на берег, к тем соснам. Тот остров большой, и на нём есть лесникова избушка.

Юрка хотел было сказать «хорошо», но слово не выговорилось и как-то по-странному застряло в горле.

- Чем это ты подавился? - спросил Колька. - Но взглянул на протянутую дрожащую Юркину руку и почувствовал, как у него самого задрожали и руки и ноги.

Лодка стояла на месте, и остров как будто тоже стоял, а близкого берега напротив не было. Трёх сосен не было. Далеко-далеко, на туманном сером горизонте, медленно выступала из темноты узкая полоска дальнего незнакомого леса. Островок, на котором они ночевали, стал за ночь вдвое меньше. Ольха гнулась у них над головами, как говорят, в три погибели, и Юрка подумал, что эти самые «погибели» - как раз три штуки, по одной погибели на брата- где-то совсем близко. Так вот она какая бывает нежданная-негаданная настоящая опасность-беда.

Узкая светлая полоска зари, которая только что была от них по правую руку, вдруг поплыла в сторону всё быстрее и быстрее и засветилась в левом углу неба. И тогда они поняли, что остров подмыло водой, сорвало бурей с его основания, и он крутится и плывёт неизвестно куда вместе с ними и с лодкой, и ветер и волны ломают его на куски. Такие плавучие острова только и держатся на воде силой переплетённых между собою корней кустов и трав.

Колька крикнул отчаянно:

- В лодку! Скорее в лодку! - и бросился поднимать на ноги очумевшую со сна сестрёнку. Но в это самое мгновение старая корявая ольха вдруг качнулась вся, от верхушки до корней, и стала падать вперёд на Юрку, на лодку, выворачивая корнями последнюю, такую маленькую, такую нужную им землю.

Юрка отпрыгнул в сторону как раз вовремя. Тяжёлый серый ствол пронёсся совсем близко и, с треском ломая сухое дерево бортов, придавил лодку к воде. Маленькое судёнышко ещё минуту, словно живое, боролось со страшной тяжестью, потом лодка застонала, как человек, и сразу ушла под воду.

Лидка твердила тихонько всё одно и то же: «Мамочка моя! Мамочка моя! Мамочка!» -и не замечала, как Колька тем временем верёвкой привязывает её и Юрку к верхушке старого дерева.

Остров плыл, разваливаясь у них под ногами, в далёкое бурное Волжское море.

А где-то далеко над зарёй, над бурей возникал в это время сначала еле слышный, потом всё более ясный рокочущий звук.

Юрка сказал:

- Гром… Гроза!

Колька прислушался и сказал:

- Самолёт летит в Ленинград.

Юрка прошептал:

- С льдины людей снимали. Неужели с острова не снимут?

Колька покачал головой. Самолёт прошёл высоко, и гром его моторов, удаляясь, стих.

Юрка снял с себя галстук и протянул его товарищу: отдежурил. Колька галстук взял, но надевать его не стал. Он ползком пробрался по стволу к вершине лежащей ольхи и привязал галстук к самой её верхней ветке, торчащей над водой. Думал он поначалу просто: так их скорей увидят по красному, заметному издали огоньку. Но галстук вдруг затрепетал на ветру, как вымпел, и Колька сразу подобрался, вытянулся во весь рост - островок под маленьким красным флагом показался ему похожим на подбитый тонущий корабль и он сам, Колька, на нём капитаном.

Юрка спросил:

- Думаешь, заметят?

Колька ответил коротко и зло:

- А если и не заметят? Ну и что?

И опять маленький Юрка его сразу понял. Сердце Юркино забилось, в глазах защипало от каких-то особенных слёз, и в ушах, заглушая свист ветра и злобный шум волн, зазвучала любимая отцовская песня о красном знамени и раненом командире.

Давно уже рассвело. Ветер стихал, но затянутое низкими тучами небо казалось таким серым и равнодушным, что ребятам даже не хотелось смотреть на него. Колька и Юрка сидели на толстом стволе дерева и настойчиво вглядывались в даль - искали землю. Лидка, закутанная в парус, поодаль о чём-то сама с собой тихонько разговаривала.

А в это время уже взмыл в облака учебный истребитель с ближнего аэродрома. Свернул с курса и, высоко подняв крылья, понёсся по мелководью быстроходный пассажирский катер. Веером разошлись в разные стороны рыбацкие моторные лодки. Пропавших искали.

Ничего этого ребята не видели, не слышали и не знали.

И когда внезапно, как огромная белая птица, вынырнул впереди из тумана крылатый корабль, ребятам показалось, что это им только снится. Но какой уж тут сон, когда совсем близко с приглушёнными двигателями подошёл нежданный спаситель.

Над белой палубой катера, так же как и над островом, вился красный огненный флаг. Вот уже осела на волну по приказу знакомого капитана сверкающая «Ракета». Заметил, наверно, капитан маленький треугольник пионерского галстука над погибающим островком и теперь стоял у борта прямо и твёрдо, приложив руку к козырьку фуражки. Так уж принято приветствовать и в радости и в беде всех плавающих под родным красным флагом. Колька бережно снял с ветки свой галстук, намокший от воды, и спрятал его на груди.

А люди на катере всё это видели и рассказали другим людям, когда подошла к «Ракете» моторная лодка с Павлом Ватажкиным на борту.

Прошёл день, прошла ночь, тихая и спокойная, и уж только на третий день Клавдия Петровна сказала мужу, всё ещё улыбаясь от радости:

- Выпори ты их, отец, Христа ради. Неужели всё им так и сойдёт за здорово живёшь? Быть того не может.

Но Павел Ватажкин ребят пороть не стал, а только спросил их сурово и серьёзно:

- Очень мне всё-таки хочется знать, кто виноват в этой заварухе. Кто это путешествие придумал? Отвечайте, как положено, и не врите. Столько мороки пришлось вытерпеть из-за вас троих неслухов и сорванцов.

- Я на лодке был старшим и могу ответить за всех, - сказал Колька хмуро. - Пожалуйста, если надо.

Юрка пробурчал недовольно:

- Можете и меня пороть, жаловаться не пойду. Только мы тут ни при чём, это буря во всём виновата.

Лидка подтвердила:

- Чуть не утопились.

Павел Ватажкин обернулся к Клавдии Петровне:

- Слышишь, мать, что получается, пороть некого. Они говорят, что во всём виновата буря. А бурю не выпорешь.

Так всё и кончилось на этот раз добром. А могло бы кончиться худо.