Глава 11

Никс всегда плохо следовала приказам, но инстинкт выживания сделал ее непривычно послушной. Так что да, окей, не вопрос, она на четвереньках забралась в тесное пространство под кроватью. Смотря перед собой на уровне пола, она наблюдала, как мужчина уходит, а потом принялась слушать звуки тюрьмы: голоса на расстоянии, шаги... кто–то напевал «Дюран Дюран»?

Господи, когда она в последний раз слышала эту песню? Во времена Рональда Рейгана, тогда народ еще смотрел «Семейные узы»[5] по ТВ... и думая о пропасти в культуре и прогрессе, она не могла представить, сколько всего изменилось для тех, кто был заключен здесь. Ради всего святого, когда Саймон Ле Бон[6] пел о том, насколько он голоден, еще не изобрели Интернет, слово «Амазон» ассоциировалось только с джунглями, а от электричества питали пылесосы, а не автомобили.

Жанель пропустила так много...

Сквозь арочный проем она увидела, как мимом проходит фигура в мантии, с низко опущенной головой, из–за подола и рукавов темно–серого цвета не было видно ни рук, ни ног. Фигура слишком маленькая, чтобы быть мужской.

Это наверняка была женщина.

– Жанель? – прошептала она.

Никс выбралась из–под койки так, словно бежала на пожар, и когда ее рюкзак зацепился за что–то, она быстро сбросила его, оставляя вместе с ветровкой. Вскочив на ноги, она выпрыгнула из камеры и повернула направо. Бежать было недалеко, и, оказавшись в пределах досягаемости, она схватила фигуру за рукав мантии.

– Жанель?

Фигура остановилась. Повернулась.

– Это я, Никс...

Когда женщина подняла взгляд, капюшон приподнялся, и свет потолочных ламп осветил лицо. Никс охнула и отскочила назад.

У женщины не было одного глаза, и за этой раной плохо ухаживали, глазница была зашита черными нитками, которые не сняли, даже когда кожа затянулась. Рот также был изуродован, часть верхней губы отсутствовала, обнажая гнилые зубы и серые челюсти.

Из–под капюшона донесся рык бродячей собаки, и то, что осталось ото рта, приподнялось...

Что–то розовое застряло в сколотых зубах. Куски... мяса?

– Так–так, – протянул мужской голос. – Иди куда шла. Я знаю, ты не голодна. Видел, как ты только что ела.

Никс не стала оборачиваться и смотреть на того, кто решил вмешаться. Она была слишком озабочена тем, не собьют ли ее с ног, чтобы сожрать ее лицо на десерт.

Спустя напряженное мгновение... в течение которого с этого подбородка закапала слюна, а глаз туда–сюда смотрел то на Никс, то на мужчину позади нее... женщина опустила взгляд и тихо ушла.

Когда волна облегчения сменилась паникой, Никс повернулась, чтобы поблагодарить...

Заключенный, вставший на ее защиту, был огромным, и это объясняло, почему женщина со шрамами сложила два плюс два и решила уйти. Но он не был спасителем. Он стоял, буднично прислонившись к каменной стене, его сияющий желтый взгляд из–под опущенных век был оценивающим, а мускулистое тело могло дать ему все, что он только пожелает.

И предупреждения о новых знакомствах были кстати. Этот хищник не стремился пожать ей руку.

– Кажется, я не видел тебя здесь раньше, – сказал он.

Никс посмотрела на камеру, из которой вышла. Подумала о своем рюкзаке. Об относительной безопасности, которую оставила так безрассудно.

– А если ты новенькая здесь, – он скрестил руки на мощной груди. – То я проведу тебе вводный инструктаж. Первое правило – не подходи к кому–то, кто не стремится к твоей компании.

Когда ее сердце гулко забилось в груди, она посмотрела в другом направлении. Женщина завернула за угол и скрылась с глаз.

– Так, к сведению, – сказал мужчина с обманчивой мягкостью, – Я открыт для нашего знакомства.

Никс сосредоточилась на заключенном перед ней. До этого она не тратила время, разглядывая его волосы или черты лица, но сейчас тщательно изучила его, от длинных волнистых волос с проседью, до изгиба бровей и жесткой линии подбородка. При иных обстоятельствах она бы сочла его привлекательным, но не здесь. И не с этим выражением в его взгляде.

Он был убийцей.

И он был... другим.

Было в нем что–то инородное.

– Можешь бежать, если хочешь, – пробормотал он, скользя взглядом по ее телу. – Веселее будет.

Шакал надеялся, что ему не придется проделать весь путь до Улья, чтобы найти того, кого он ищет. И он думал не только об этом, когда вошел в главный туннель. Шагая вперед, он изучал заключенных: их рост, силу, слабость, скорость. Почти все были одеты в свободные одежды цвета грязи, как и он, но были различия в физических характеристиках. Цвет волос. Цвет глаз. Возраст и вес. Он подумал, что делал то же самое, когда впервые оказался здесь.

С другой стороны, тогда это был вопрос выживания.

Сейчас он глазами той женщины оценил все, что знал ранее. Здесь содержалось, по меньшей мере, полторы тысячи заключенных – кажется, что много, если не провести почти сто лет бок о бок с одними и теми же лицами – и новых давно не поступало. На самом деле, он не мог назвать ни одного новоприбывшего за последние десять лет.

С другой стороны, что там говорила женщина? Набеги. Роспуск Совета. Гибель большей части Семей Основателей.

Семьдесят пять лет назад, пятьдесят лет назад, если бы произошла подобная дестабилизация власти? Наверное, народ здесь поднял бы бунт и устроил побег. Но не сейчас. Несмотря на все, что он сказал своей гостье, Глимера давно не управляла созданной ей тюрьмой... по меньшей мере, уже лет двадцать.

Надзиратель давно начал прибирать власть к своим рукам...

Впереди, в толпе народа возвышалась фигура. Выше остальных, дед Шакала сказал бы, что он был «королевской выправки», каким–то образом одной походкой мужчина превращал свою непримечательную одежду в творение мастера.

К слову об аристократии.

Шакал устремился вперед, следуя за своей целью, и тихо сказал:

– Мне нужна услуга.

Мужчина не изменил ни походки, ни наклона головы, ни движений рук – и это многое говорило о вампире.

Но ответ был тихим и мягким:

– Какого сорта, мой друг.

– Пошли в мою камеру.

– Когда.

– Сейчас.

Он коротко кивнул, а потом у следующей развилки мужчина откололся от общей массы, двигавшейся к Улью, и ступил в более узкий и безлюдный туннель. Шакал шел за узником, и они прошли какое–то расстояние, прежде чем остановиться.

Молча принялись ждать.

Убедившись, что за ними не следовали стражники или заключенные, Шакал прошел пару ярдов и замер, прижавшись спиной к стене. Второй мужчина стоял на стрёме, когда Шакал нажимал на потайной рычаг, и панель со щелчком отъехала в сторону.

Спустя мгновение они оказались в тайном проеме, в котором до этого Шакал прятал женщину.

– Рассказывай, – сказал Кейн, когда зажглись свечи, и они зашагали вперед.

Кейн стал для Шакала самым большим открытием, когда он только начал познавать всю безысходность тюрьмы. Еще один аристократ, образованный и умный – что не всегда идет бок о бок – мужчина, без сомнений, ведомый проснувшимся гражданским долгом, протянул руку помощи и стал его ментором. У них было слишком много общего, и речь шла не только о прошлой жизни и потере общественного положения.

– Я дам ей возможность самой объяснить, – пробормотал Шакал.

– Ей?

Шакал не ответил и только ускорился, быстро сокращая расстояние до трех ближайших выходов. Каждый раз выход из потайного проема нес свой риск, и он остановился и прислушался. Ничего не услышав по ту сторону, Шакал нажал на рычаг и панель бесшумно отъехала.

За одну секунду они выскочили в коридор, а потом с Кейном были уже у его камеры...

Шакал резко затормозил. Хотя это – плохой рефлекс, но он не мог поверить тому, что видит.

Женщина из гражданских, которая, как он сам видел, спряталась под койкой, сейчас была в камере и умудрилась наткнуться на худшую карту в колоде этой тюрьмы. Она стояла на расстоянии удара от оборотня... и Лукан выглядел так, словно нашел в лесу Красную Шапочку. Огромный гибрид смотрел на нее с голодом во взгляде и в мощном теле, испускал сексуальные вибрации.

Шакал бы закричал, но не хотел привлекать лишнее внимание. Вместо этого он бросился вперед, готовый свалить мужчину...

Женщина двигалась так быстро, что никто не мог отследить ее.

Даже волк.

Она одним уверенным движением достала острый нож, уперлась ладонью в грудь гибрида и прижала острие кинжала к его паху.

Затем сказала спокойным тоном:

– Я кастрирую тебя на раз–два. Либо ты сдаешь назад. Что выберешь, громила? Мне плевать, любой из вариантов, но сдается мне, ты захочешь сохранить свои причиндалы, и поэтому выключишь понты.

Чтобы подчеркнуть свои слова, она чуть надавила на лезвие.

Оборотень взвизгнул… и вопль не сочетался с его огромным телом и – как она выразилась – с понтами?

Кейн, стоявший позади Шакала, тихо рассмеялся.

– Что ж, – сказал аристократ. – По крайней мере, теперь понятно, с кем мы имеем дело.