И Никс испытывала тоже самое. Ее запах изменился, и Шакал всем своим мужским естеством распознал ее возбуждение... и обязан был что–то с этим сделать.
– ...мужчины вроде тебя загоняют нас в рамки, заставляют чувствовать себя неспособными на... – Она замолчала. – Что.
– Продолжай. – Шакал скрестил руки на груди. – С удовольствием понаблюдаю, как ты споришь сама с собой.
– К твоему сведению, ты делал то же самое, Мистер Осуждающий Судья.
Шакал, хмурясь, покачал головой.
– Что, прости? Я не судья.
Никс открыла рот. Закрыла.
– Ты когда–нибудь слышал о мемах?
– Разумеется. Это молчаливые артисты в черно–белых костюмах.
– Это мимы. А мемы... – Она не закончила мысль, а ее запал казалось начал ослабевать. – Ты ничего не знаешь про интернет, да? Социальные сети. «Майкрософт». «Эпл».
– Последнее – это фрукт, которого мне очень не хватает. А что до остального, боюсь, я в недоумении. – Они смотрели какое–то время друг на друга, и Шакал знал, что она думала о его нехватке знаний о современном мире. – Прекрати, прямо сейчас. Не смей жалеть меня из–за этого. Мне не нужна твоя жалость.
Никс снова посмотрела на бурлящую воду.
– Просто не могу представить каково это – провести здесь столько времени.
Шакал выругался себе под нос.
– Я много пропустил?
– За сто лет – да, много. – Она прокашлялась. Посмотрела на него. – Кстати, ничего, если я буду звать тебя Шаком? А то Шакал – мне неудобно.
Он улыбнулся.
– Зови меня как пожелаешь.
– Даже неприличным словом.
– Ты будешь не первой.
– В это я могу поверить.
Он понял, что хочет улыбнуться.
– Скажи, что бы ты выбрала?
– Из книги бранных слов? – Никс серьезно посмотрела на него. – Думаю, что предпочла бы называть тебя... твердолобым шовинистским архаистическим громилой.
Шакал моргнул пару раз.
– Не думаю, что это бранные слова. И не совсем понял пассаж про шовинистичность и архаичность.
Склонив голову, Никс спрятала улыбку, которую он так хотел видеть.
– Кажется, во мне больше леди, чем я думала. Дебилоид и мудо–трутень – это мой максимум.
– Мудо–трутень? Это что?
– Не знаю, но вряд ли что–то хорошее.
Они снова замолчали, и напряжение исчезло... но не притяжение. И потому Шакал не мог не сказать:
– Я бы поцеловал тебя сейчас, если это не оскорбит тебя.