Глава 14

Из уважения ко всему рациональному, Никс пыталась придумать ответ на вопрос о поцелуе, обратившись к своей памяти. По части «Нетфликса» и «Спотифай».

Эмма Томпсон в «Чувствах и чувствительности» сказала: «Обуздай свои похотливые мысли, животное».

Эмма Стоун в «Зомбиленде»: «Только через твой труп».

Джулия Робертс в «Красотке»: «Большая ошибка. Огромная».

Карди Би в любой ситуации: «Я тебя умоляю!».

Подошла бы любая фраза. А по несчастью, из ее рта скорее вылетят слова Дженнифер Лоуренс: «Я вызываюсь добровольцем!».

Восемь часов, подумала Никс. Так сказал тот джентльмен в тюремной робе? Может, десять.

Поэтому они не скоро с Шаком смогут отправиться к Стене.

И разговоры сильно переоценивают, разве нет?

– Я сама тебя поцелую, – пробормотала она. – Спасибо за разрешение.

С этими словами Никс сократила расстояние между ними. И ощутив мягкость его губ, она сильно удивилась этому, что было крайне странно. Все губы мягкие, даже если их обладатель отличается большим, мощным телом. И, вот неожиданность: несмотря на его очевидное возбуждение, Шак не набросился на нее. Нет, он не сдвинулся с места, опираясь на гладкую скалу, а позволил ей задать темп и изучать его... наслаждаться им.

Склонил голову, Никс углубила поцелуй, скользнув языком по его нижней губе. Потом запустила язык в его рот.

Дрожь в его теле возбуждала. То, как у него перехватывало дыхание, заводило не по–детски. А его вкус и запах...

Шак резко отстранился, его сияющие голубые глаза встретили ее взгляд. Его лицо раскраснелось, вены выступили на шее, словно он сдерживал себя.

– Ты не разочаровываешь, – выдохнул он хрипло. – Нисколько.

Тогда он схватил ее и прижал к своей груди. Он целовал ее иначе. Его поцелуй был не дразнящим. Это была не ласка губ. Нежное, мягкое изучение, прелюдия к страсти.

Он был полноценным, крайне возбужденным вампиром, и он брал, что хотел, сжав в руках ее предплечья, жестко сминая ее губы своими, он пленял... владел. И Никс сказала себе, что ощущала все так остро, потому что ее чувства подогревал адреналин от нахождения в этой странной опасной тюрьме.

Но это – чушь. Она бы испытывала то же самое наверху, в реальном мире, если бы они пошли на свидание, и он поцеловал ее, прижимая к машине, припаркованной возле ресторана. Ее тело ожило благодаря Шаку, а не тому, где они находились.

– Ты примешь меня в себя? – Выдохнул он в ее губы.

– Да, – прошептала Никс. Хотя ей сказали молчать.

Но она не могла сдерживать свою нужду в нем. Это давало ему власть над ней, и разные весовые категории тут не причем, как и его устаревшие взгляды на женщин.

Но словно ее реакция была для кого–то тайной? Особенно когда она раздвинула ноги и уселась на его мускулистые бедра, потираясь о него изнывающим лоном, пробуждая изумительное трение. И словно понимая, что она делает, Шак утробно заурчал, и его рука накрыла ее затылок. Когда он высвободил ее волосы, Никс знала, что это – прелюдия, перед тем как он разденет ее, она отчаянно желала перейти на следующий уровень...

Как в тот момент, когда Шак впервые скрутил ее, когда она только попала в тюрьму, он и сейчас двигался настолько быстро, что она не могла уловить. В одно мгновение он был под ней, и они целовались, а в следующее он оказался по другую сторону купели.

Когда он принялся расхаживать туда–сюда, касаясь одной рукой лба, Никс осталась на каменном «диване», гадая, что, черт возьми, произошло.

Что, черт возьми, пошло не так.

Он хотел ее, она это знала.

Черт, да по его топорщившейся ширине это видно.

– Ты в порядке? – спросила Никс.

– Да, – резко ответил он. – В полном.

– Ну, это хорошо. Ты выглядишь тоже нормально. Определённо, в норме. Просто образец для подражания.

– Перестань говорить, пожалуйста, – пробормотал он.

– Ты можешь заткнуть меня. Поцелуем.

Тут он остановился и посмотрел на нее. Она приготовилась, что он назовет ее распутной девкой или другим устаревшим словом. Вместо этого в воздухе между ними буквально вскипела сексуальная энергия.

– Ты боишься меня, – сказала она. – Ведь так?

– Нет.

– Нет, боишься. Ты начал игру, а сейчас боишься довести до конца. – Никс скрестила руки на груди. – Почему?

– Я ничего не боюсь. – Его голос казался мёртвым. – Это место лишило меня всякого страха.

Никс открыла рот, чтобы возразить, но не стала поддаваться мгновенному импульсу, когда увидела, каким безжизненным он выглядел. Свет за красивыми голубыми глазами потух. Его потрясающее тело больше не транслировало возбуждение. Он потерял интерес ко всему, даже к ней.

– Что они сотворили с тобой, – прошептала она через силу.

Он отвел взгляд, и Никс изучала его красивое лицо в свете свечей. Когда она не была занята раздражением на него, ее пленяла его мужская красота. У него было идеальное строение кости, чувственные губы, которые она хорошо изучила, торс, сильный и широкий в плечах, узкие бедра – такую фигуру мужчины пытаются сделать в тренажёрном зале.

– Это неважно. – Он покачал головой. – Когда ущерб уже нанесён, причины теряют значение. Ты остаёшься с тем, что в тебе сломано.

– Мне жаль...

– Я не нуждаюсь и не приветствую твою жалость...

– ...что я не отнеслась к этому с должной серьезностью. – Она опустила взгляд. – Ты прав. Я не представляю, насколько это место ужасно.

В конце концов, если им удалось сломать мужчину вроде него?

А именно это и произошло. Ей не нужны были подробности, достаточно того, что он лишился духа, и у нее болело сердце из–за этого... и за Жанель. Милостивый Боже, что они сотворили с Жанель?

– Ты примешь ванну? – спросил он хрипло.

– Да.

Что угодно, лишь бы не думать.

Шакал повернулся спиной к ней и сел на пол в произвольном месте... и она могла поспорить, что он не знал, в какой части пещеры находится. Он был как звезда, сошедшая с орбиты, оказавшаяся за пределами своей Галактики. За пределами реальности.

– Могу дать тебе больше уединенности, – сказал он. Будто предлагал ей что–то осязаемое, что–то, что можно протянуть в ладони. – Могу уйти.

– Останься, – ответила Никс. – Я знаю, ты меня прикроешь.

Он кивнул.

– Хорошо.

Она выждала мгновение – хотя, что могло измениться? – и во время паузы разглядывала его волосы, собранные в хвост и спускавшиеся по спине.

Как они буду выглядеть распущенными на его обнажённой груди?

Вспомнив феномен Фабио[7], она повернулась спиной к Шакалу и быстро избавилась от одежды. Накрыв груди рукой, Никс подошла к купели, ее кожа покрылась мурашками от осознания наготы, а также из–за падения температуры. К счастью, когда она встала над купелью, поднимающийся жар прогнал холод. Однако он никак не повлиял на чувство уязвимости... которое, честно говоря, не было смертельным.

Откуда–то Никс знала, что может доверять ему в этом.

– Оооох...

Когда Никс ступила в купель, ощущение идеально тёплой воды, нежно ласкающей ее тело, стало откровением, будто она впервые в жизни принимала ванну. Очень неожиданно. Глубина. Температура... к которой не нужно было привыкать. Движение потоков.

Тот факт, что это в принципе происходит.

– Приятно? – спросил Шак низким голосом.

– Да.

Он кивнул.

– Это выручало меня. Много раз.

Раскинув руки в стороны, Никс загребла по воде.

Не делай этого, подумала она. Не спрашивай.

– От чего?

Шакал пытался представить, как Никс выглядела, когда выходила из купели, которую прежде считал исключительно своей собственностью. В тюрьме были другие купальные зоны, для общего пользования, которые время от времени посещали заключённые... или их туда бросали... но конкретно эта принадлежала ему. Если его люди, Кейн и другие, посещали купель, то он всегда считал, что таким образом проявляет свою благосклонность к ним.

Темные волосы Никс были наверняка распущены, концы мягко парили на поверхности воды, и он представил, как пряди начали виться у ее лица. Ее щеки раскраснелись, хотя и до этого были красными – от возбуждения, а манящая кожа покрылась мелкими каплями.

Хотя она влекла его и без капель.

Как много я должен объяснять незнакомке? – подумал он, раздумывая над ее вопросом.

– Тюрьма – грязное место. – Он потер лицо, нисколько не отвечая на ее вопрос. – Очень грязное. Сложно здесь сохранить чистоту.

– Ты не обязан говорить об этом.

– Не понимаю, о чем ты.

Чтобы чем–то подкрепить свои слова, Шакал оглянулся через плечо. Никс смотрела на него, и он оказался прав о волосах, вьющихся у ее лица. И о румянце. Но выражение ее лица было не таким расслабленным, как в его воображении. Она была напряжена, и у него возникло ощущение, что он сделал шаг раньше, чем оценил свои возможности закончить начатое.

Это произошло задолго до нее, разве нет.

– Ты позвонишь мне трахнуть тебя, – сказал Шакал низким голосом. – На самом деле?

Никс прищурилась, но не потому, что была оскорблена его словами. И отсутствие ожидаемой реакции помогло ему осознать, что он намеренно выразил свою мысль в грубой форме.

– Вопрос скорее в том, позволишь ли ты себе трахнуть меня, – сказала она. – Кто она, расскажи.

Он отвернул от нее голову.

– Нет у меня никого.

– Лжец. – Она рассмеялась. – И ты можешь быть честным. Едва ли я разболтаю кому–то то, что ты скажешь. Я здесь никого не знаю, и я здесь не задержусь. К тому же мы с тобой незнакомцы.

Когда он не ответил, Никс тихо выругалась.

– Да ладно, что нам еще остается, как не разговоры в течение следующих восьми часов? Конечно, у меня куча планов на это время.

– Да ладно, и каких же?

– Секс с тобой казался отличной идеей скоротать время.

– Словно это простая физическая нагрузка, – пробормотал Шакал. С другой стороны, он должен был привыкнуть к такому отношению, разве нет?

– Словно для тебя это значит больше?

– И тебя это нисколько не волнует.

– О, значит, мы вернулись к вопросу о благочестии женщины. – Никс медленно и долго выдохнула. – Я живу настоящим моментом, таково мое правило. Больше мне нечего добавить.