Глава 18

Три ночи спустя, ближе к рассвету, Рейдж сидел на кровати в гостевой комнате в доме Джабона, одеяла прикрывали только пах, марлевая повязка, укрывавшая рану на боку, съехала. Изучая края красного круга, опоясывающего хирургический разрез, Рейдж пытался убедить себя, что в любую минуту масштаб инфекции изменится. Станет больше? Меньше? Станет лучше с левого краю? Или чуть хуже – с правого?

Выругавшись, Рейдж накрыл бинтом ужасную вспухшую кожу. Хрень ощущалась как аппендикс, как третья рука, которую он отрастил, а потом вывихнул, и потому она требовала постоянного внимания. Вдобавок к этому бесчеловечному наблюдению за раной, исцеляющейся с черепашьей скоростью, ему приходилось следить, как он сидит, как стоит, как ходит и как спит – чтобы не оскорбить ничьи нежные чувства. Воистину, он постоянно слышал чей–то скулеж, и это утомляло.

Воистину, он чувствовал себя в этом особняке словно в тюрьме, а ключом к камере была его рана. Надзирателем служил Джабон, а его стражей – непрекращающийся поток лебезящих додженов. Хорошее питание и комфорт теряют свою ценность, когда не можешь по собственной воле покинуть это место, и на него постоянно давили стены и неважно, что они были обшиты шёлком и увешаны картинами маслом с пасторальными образами овечек и журчащих рек.

Да, скоро настанет перемена к лучшему... и он уйдет даже наперекор врачебным рекомендациям. Проблема в том, что его ноги были слабы, равновесие ненадежно, и на самом деле он действительно чувствовал себя неважно, хоть и не был при смерти. Нет, он завис в чистилище между сбивающей с ног хворью и относительным здравием, достаточно немощный, чтобы ему ограничили свободу передвижения, но не в бреду и лежа ничком, не осознавая ход времени.

Он бы предпочёл последнее. Для него часы тянулись с черепашьей скоростью, и он до боли осознавал их зловредную лень.

Натянув покрывала обратно на живот, Рейдж, морщась, повернулся на бок и потянулся к масляной лампе на прикроватном столике. Затушив слабый свет, он полностью лёг и обездвижил конечности, чтобы избежать любой претензии со стороны раны. Притворяясь застывшей и едва дышащей статуей, Рейдж пытался не думать о том, что одной ночью, может рано, а может намного позднее, его охватит мертвый паралич, он умрёт, а его душа отправится в Забвение.

Представляя загробную жизнь, Рейдж гадал, не будет ли она такой же. Постоянное лежание без движения, удовлетворение каждой потребности, не нужно будет беспокоиться о будущем, потому что границы вечности невозможно осознать, и, значит, есть только настоящее. В конце концов, временные рамки заставляли смертных думать о таких вещах как судьба и предназначение, и вдруг освобождение от оков времени избавит от беспокойства и тревог, в этом и была цель Забвения, награда за земные страдания. Но после пережитого здесь? Рейдж едва ли видел счастье после своей смерти. Безвременье чертовски утомляет.

Но если бы у него была шеллан...

Ну, если бы он нашёл свою истинную любовь, ту, что зажжет его сердце, а не только чресла, женщину сильную и умную, что будет красить его, тогда перспектива вечности обрела бы другие краски. Кто не пожелает провести вечность со своим любимым?

Но любовь для него аналогична грезам Дариуса о совместном проживании Братства.

Мечты, которые никогда не сбудутся.

Этот благородный мужчина мог построить сотни домов на сотне гор... и Братья никогда не заселят те комнаты. Так и Рейдж не мог представить любовь как чувство более глубокое, чем простое желание секса, но это еще не значит, что ему не светит...

Дверь гостевой комнаты открылась, и столб света, проникший в темноту, ударил ему прямо в звенящую голову.

Выругавшись, Рейдж прикрыл глаза предплечьем.

– Нет, – резко ответил он. – Мне ничего не нужно. Прошу, оставьте меня одного.

Когда доджен не принял отказ от его услуг, Рейдж опустил руку и посмотрел на свет.

– Если мне придется самому закрывать эту дверь, я вам спасибо не скажу за то, что заставили меня встать с кровати.

Последовала пауза. А потом женский голос, юный голос, задал вопрос:

– Вы плохо себя чувствуете?

Когда он узнал, кто это был, а запах подтвердил догадку по голосу, ему захотелось выругаться. Это была незамужняя дочь из благородного рода, та, что пришла со своей мамэн и Джабоном, когда Дариус изучал чертежи будущего особняка.

Та, что высунулась из–за двери гостиной, с интересом разглядывая его.

Та, что садилась возле него за каждой трапезой, на которой он присутствовал.

Воистину, он спускался на, по крайней мере, Первую и Последнюю Трапезы. У него возникла мысль, что небольшая активность ускорит его выздоровление, и до этого момента он считал, что правильно поступает, заставляя себя.

Но у него не было ни сил, ни желания иметь дело с той, что вошла в его комнату.

– Ты ошиблась дверью, – сказал он. – Уходи.

Женщина сделала шаг вперед, свет из–за ее спины очерчивал силуэт ее фигуры так, словно она была одета в некое прозрачное платье.

– Но вы больны.

– Достаточно здоров.

– Возможно, я смогу помочь вам. – Ее голос был мягким. – Возможно... смогу сделать так, что вам станет лучше.

Когда она повернулась, чтобы закрыть дверь... чтобы добиться уединения, которого Рейдж хотел в последнюю очередь... он сел на кровати со стоном. А потом комната снова погрузилась во тьму, и он ощутил, как женщина подошла к нему.

– Нет, – отрезал он, усилием мысли открывая дверь.

Она застыла, когда свет коридора снова накрыл ее.

– Но, господин... вы не находите меня... достойной?

– Как собеседник на ужине, да, определённо. – Он подтянул покрывала к груди, классическая поза добродетели казалось смехотворной на фоне его распутства. – Но не более...

О, Дражайшая Дева в Забвении. Слезы.

Хотя он не видел ее лица, потому что она стояла против света, он прекрасно осознавал ее взбудораженность и обиду: едкий запах ее слез донесся до него вместе с лёгким ароматом ее возбуждения – и он на самом деле не желал ни того, ни другого.

– Прошу простить грубость моей речи, – пробормотал Рейдж. – Но ты молода и красива, и я не тот, кто тебе нужен.

Женщина снова посмотрела на дверь, словно думала о том, чтобы попробовать ещё раз закрыть ее... без сомнений, потому что ей приказали выполнить задачу или не возвращаться в крыло, где поселили ее и ее мамэн. Да, она могла желать его, но ни одна женщина благородного происхождения не придет в мужскую спальню... если только приказ не поступил от старшего члена рода, который видел выгоду в вынужденном браке.

– Дверь останется открытой, – сказал он твёрдо, – а ты вернешься в вашу с мамэн спальню.

– Но... но...

– Возвращайся к своей мамэн. – Рейдж максимально попытался скрыть усталость от того, что приходилось себя сдерживать. – Дело не в тебе, с тобой все в порядке. Но между нами никогда ничего не будет. Никогда. Я предпочитаю опытных и свободных от обязательств женщин. Ты, моя дорогая, не относишься ни к тем, ни к другим.

К слову о закрытии дверей... определённых дверей. Но он должен убедиться, что она поняла, что нет у них будущего.

– Ты заслуживаешь больше, чем я могу тебе дать, – сказал он, усмиряя голос. – Поэтому найди себе хорошего мужчину из благородного рода, хорошо? И держись подальше от таких как я.

В этот момент он не соображал, что говорит ей. Просто хотел выставить за порог.

– Вы – герой. – Она хлюпнула носом и промокнула глаза. – Вы сражаетесь за расу. Оберегаете нас. Кто может быть достойней...

– Я солдат, и я убийца. – И проклят девой Летописецей. – Я не тот, кто тебе нужен. Тебя ждет чудесная жизнь, ты должна с радостью стремиться к ней. Но не здесь.

По коридору мимо прошла фигура и Рейдж свистнул.

Как выяснилось, это был Шакал. Мужчина обернулся и, встав в дверном проёме, пробормотал сухо:

– Что–то подсказывает мне, что данная ситуация не требует зрителей.

Как ты ошибаешься, подумал Рейдж. И не потому что он был эксгибиционистом.

– Эллани уже уходит, – сказал он. – Может, ты окажешь милость и придержишь для нее дверь?

В воздухе повисло напряжение, и девушка склонила голову и шмыгнула носом. Потом прижала свою прозрачную накидку к груди и проскочила мимо мужчины.

– Вот дерьмо, – пробормотал Рейдж. – с нетерпением жду возможности свалить отсюда.

– Боюсь, я не знаю что ответить, – сказал Шакал. – Учитывая, какую возможность вы только что отвергли.

– Это не возможность, это тюрьма, в которой надзирателем является ее честь или, точнее, потеря оной. И не обязательно как–то комментировать... хотя, подожди. Прошу, сделай глубокий вдох.

Мужчина посмотрел вдоль коридора. Потом снова перевел взгляд на кровать. И после долгого вдоха и выдоха, он кивнул.

– Нет свидетельства вашего возбуждения. Если ты это просил меня подтвердить.

– Если возникнет необходимость, тебе придется поделиться этим с остальными.

– Ну разумеется. – Шакал тихо рассмеялся. – Значит, ты не попался на сыр в мышеловке.

– Бедная девушка. Ее бросили в воду, не научив плавать, стараниями ее мамэн.

– Глимера использует свои активы, о чем бы ни шла речь – домах, лошадях или дочерях. Их самая узнаваемая черта наряду с порицанием.

– А ты к ним не принадлежишь? Акцент выдаёт твой статус. Равно как и одежды и приглашение Джабона почтить его дом своим присутствием.

– Этот джентльмен собирает вокруг себя толпы, не так ли? А что до мамэн вашей полуобнаженной гостьи, то она состоит в тесной связи с хозяином дома. Она очень часто посещает этот дом, и одна она не ночует, если вы понимаешь, о чем я.

Рейдж улыбнулся. Он мог проявить уважение, когда кто–то не желал распространяться о себе.

Не то, чтобы подробная скрытность удержала его от вопросов.

– Ты сам часто бываешь здесь, иначе бы не знал об этом.

– Мамэн не могла сдержаться и не сказать мне о том, как часто она здесь бывает. Хотя, кое–кто поведал мне, что ее доля не завидна. Ее хеллрен внезапно почил с миром, оставив за собой карточные долги. Думаю, она хочет использовать дочь в качестве спасательного жилета. Джабон регулярно принимает их в своем доме с расчётом на определённые... знаки внимания, скажем так... со стороны мамэн. Но, думаю, она в нем еще сильно разочаруется. Как бы щедр он ни был с гостевыми комнатами, когда дело доходит до финансов, он жаден как жук.