Шменкель перевел взгляд на командира, сидевшего у стола справа, как бы спрашивая: «В чем я виноват?» А Иовлев продолжал с подчеркнутой строгостью:

— Командир отряда не знает, что с вами делать… Пришел к нам за помощью… Ведь вот до чего дошло!

— Товарищ генераль, скажите, в чем мой вина?

Иовлев встал, вышел из-за стола, прошелся по блиндажу: два шага вперед, два шага назад, остановился перед Шменкелем, посмотрел ему в глаза. Тот не отвел взгляда. А тревогу, как рукой сняло. Сергей Иванович сказал:

— Мы ценим вас, товарищ Шменкель, за вашу смелость, находчивость. Но объясните, кому нужна ваша бравада?..

В блиндаже воцарилось молчание.

— Ну отвечайте же. Шменкель встал.

— Сидите, сидите. — Иовлев слегка коснулся рукой плеча немца.

— Скажите, товарищ генераль, что есть бравада?

Командиры не удержались от смеха.

— Василий Иннокентьевич, — Иовлев повернулся к командиру отряда, — растолкуйте своему бойцу, что есть «бравада». — Тот погасил улыбку, на какое-то время задумался, стараясь подыскать нужные слова, начал с вопроса:

— Зачем вам в последнем бою понадобилось вставать во весь рост и стрелять стоя?

— Товарищ командир, когда я лежаль, мне плехо было видно мишень, и я поднялся.

— Выходит, это вызывалось необходимостью, — улыбнулся Иовлев.

— Да, да, необходимость, — обрадовался поддержке Шменкель.

— Нашел оправдание, — не сдержался от улыбки и Васильев. — А вот после того же боя была ли необходимость гнаться за фашистами, отрываясь от своих на полкилометра? Сергей Иванович, командир перевел взгляд на генерала, — к тому времени была дана команда прекратить преследование.

— А на это что скажете? — уже более строго спросил Иовлев.

— А в этом случай я совсем виноват. Увлекся, приказ не слушал.

Командир готов был еще приводить примеры «бравады» Шменкеля, но генерал посмотрел на часы, что значило: пора кончать беседу.

— Не помню только где, но наш великий Толстой писал: «Храбрость есть способность человека подавлять чувство страха в пользу чувства более возвышенного… Только люди высокой добродетели способны к истинной храбрости…»

Сергей Иванович подошел к Фрицу. Шменкель встал…

— Мы знаем, что вы человек храбрый, я бы даже сказал, очень храбрый. Но никогда не забывайте о «чувстве более возвышенном». У нас еще столько боев впереди. Надо победить врага и вернуться домой, к своим семьям. Желаю от души вам дожить до победы.

Генерал протянул руку брату по оружию, сказал на прощанье:

— Как это говорится: «Ауф видерзейн!»

Из блиндажа Шменкель вышел сияющий. Шел сюда с тревогой, а вышел с крыльями за спиной.

Маленькая вяземская деревенька Погорелое.

Невысокий, с покосившейся крышей дом сплошь окутан паутиной проводов и кабелей, огорожен колючей проволокой. У крыльца часовые с автоматами обыскивающими глазами шарят по фигурам проходящих солдат и офицеров, Здесь штаб — мозг и сердце 9-й гитлеровской армии, обороняющей один из самых ответственных участков центрального фронта.

Солдаты караула в это хмурое январское утро 1943 года особенно зорко всматриваются в пропуска. Уже по одному тому, что в такой ранний час перед домом скопилось большое количество машин и броневиков, что с фронта прибыли вызванные сюда командиры армейских и танковых корпусов, они понимают: идет важное совещание.

Изба занята под кабинет начальника штаба армии. Над большим столом, устланным штабной картой с многочисленными кружками, дугами и разными другими цветными значками, только красные генеральские погоны, и лишь чуть поодаль, во втором ряду, в углу, наискось от хозяина, — черное пятно эсэсовских мундиров. Это представители высшего руководителя СС и полиции безопасности группы «Центр» обергруппенфюрера фон дем Бах-Залевского, прибывший из Могилева, и офицеры зондеркоманды «7а», действующей в полосе обороны армии.

Когда до семи часов осталось всего несколько секунд, в комнату вошел Вальтер Модель. Шум, обычный при встречах давно не видевшихся генералов, — приветствия, короткая устная информация о делах — мгновенно оборвался. Пятидесятилетнего «сурового Моделя» боялись все.

Ответив на приветствие, как по команде, поднявшихся начальников управлений, отделов и служб армии, командиров соединений, Модель сразу же кивнул головой своему начальнику штаба.

— Положение на фронте осложняется с каждым днем, — без промедления начал Ганс Кребс, генерал пехоты. — В последние дни авиация зафиксировала, к сожалению, только зафиксировала, а не приостановила…

Он сделал короткую паузу, и все взглянули на высокого генерала в мундире авиационных войск, побагровевшего при последних словах.

— …подтягивание русскими свежих сил к линии Зубцов — Ржев. Мы на пороге нового крупного наступления большевиков на нашем участке фронта…

Кребс лаконично изложил оперативную обстановку, сообщив данные, о которых штабные генералы уже знали, а фронтовые командиры догадывались.

— Проблема тыла — важнейшая в этих условиях, — наконец генерал подошел к теме, ради которой и было созвано столь представительное совещание. — Но о какой безопасности, о какой охране линий снабжения войск может идти речь, если для нашего солдата фронт проходит везде — в ста метрах от русских войск и в ста километрах от них?

Кребс отпил глоток холодного кофе из стакана и продолжил:

— Успешное решение стоящих перед нами задач по отражению готовящегося наступления невозможно без подавления партизанских действий, особенно в наиболее беспокоящем нас районе — в Вадинских лесах.

Генералы согласно закивали головами, на лицах отразилось полное понимание серьезности вопроса. «Вадинские партизаны? Известны. Хорошо известны!»

— Вот почему принято решение о полной ликвидации всех партизанских соединений в этом районе. Единственный недостаток решения — в его определенной запоздалости. Как говорят русские… — Ганс Кребс несколько месяцев в 1941 году провел в России в качестве помощника военного атташе и немного знал русский язык, — мы поехали за зайцами на охоту, а нам надо еще кормить собак.

Начальник штаба сел, сделал жест рукой в сторону офицера с четырьмя квадратами оберштурмбаннфюрера СС в петлице:

— Прошу, подполковник. Сообщите в двух словах о той помощи, которую ваши войска окажут армии в проведении операции.

Кребс не случайно перевел ранг эсэсовца в общеармейский чин, подчеркнув его невысокое положение среди старших по званию — генералов.

— Когда произносят «вадинские партизаны», то высшему руководству СС не нужно объяснять, что это такое. — Белые, холеные руки эсэсовца извлекли из папки отпечатанный на ротапринте лист, в верхнем правом углу которого чернело «Geheim»[3]. — Именно мы информировали фюрер и ОКХ[4]. Я позволю себе сослаться на этот документ…

— Не документы, а дивизии нужны, дивизии! — достаточно громко, чтоб его услышали все, бросил начальник 582-го тылового района, краснолицый генерал. Складки его жирной кожи свисали на обшлага мундира.

— «Берлин. 20 августа 1942 года. — Представитель обергруппенфюрера никак не реагировал на реплику. — Партизанская деятельность в далеко лежащих восточных областях особенно усилилась в районе северо-западнее Вязьмы. Исключительно сильные партизанские группы наблюдаются в окрестностях Владимирского. Они заняли улицы Холма, производят нападения на прилегающие к нему деревни. В течение только одной недели они произвели 102 нападения!..»

— Хорошо подсчитано, — бросил кто-то из угла.

Да, они бьют нас в солнечное сплетение. — Оберштурмбаннфюрер сделал жест, имитирующий удар под ложечку.

— Они нас вот так держат… — взорвался, не выдержав, все тот же генерал, начальник тыла, и, привскочив, обеими руками сдавил свое горло.