Для нападок на существующий в ФРГ порядок неонацисты широко используют данные о загрязнении окружающей среды, о росте преступности и т. п.

Как видно из сказанного, современные нацисты не внесли фактически ничего нового в идеологию старого нацизма. Они лишь отдают дань политической конъюнктуре. Да и не может быть ничего нового в идеологии мракобесия и реакции, социального регресса и нравственного уродства, человеческой несвободы и бесправия.

Сознание бундесбюргера, которое, как мы видели, ещё со школьной скамьи достаточно подготовлено к восприятию многих идей фашизма, не имеет иммунитета против реакционного национализма и реваншизма. В этом заключается основная тактическая задача неонацистских сил ФРГ. Для этой цели и «задействован» большой арсенал средств.

Мы рассказали о разнообразных агитационных средствах и методах, которые применяют сегодня неонацистские молодчики в Федеративной Республике Германии, так же, впрочем, как и во многих других странах Запада.

Но примитивные, голословные и бездоказательные рифмованные лозунги типа таких, как «Струится дым из труб печей, Освенцим ждёт тебя, еврей!» или «Вилли Брандта к стенке» и «Фюрер приказывает – мы повинуемся!», так же как и возня со знаками свастики и мундирами штурмбаннфюреров, могут оказать воздействие лишь на социально и интеллектуально незрелую молодёжь.

Нацистская литература, воспевающая «подвиги» эсэсовских бандитов и солдатские доблести битых гитлеровских войск, тоже вдохновляет немногих – западногерманскую молодёжь, да и людей среднего возраста в массе своей не привлекает ни новая война, ни перспектива сгореть на её ядерном костре. Широкие слои интеллигенции, молодёжи, особенно студентов, служащие и, конечно, западногерманские рабочие не идут в неонацистские «союзы», «группы» и «партии». Новоявленные фюреры – Гофман и Кюнен не внушают доверия, не являются солидными и надёжными политическими фигурами. Мемуары бывших высокопоставленных гитлеровцев, нередко рассчитанные на то, чтобы «высечь слезу» из глаз пожилых людей, помнящих «те времена», когда они были молоды, в стране «был порядок», а в мире – «величие нации», оказываются недостаточно эффективными в современных условиях.

Именно поэтому реакционная идеология, и прежде всего историография и социология, стали на путь создания привлекательных призраков прошлого, формирования устойчивых стереотипов массового сознания, основанных на искажённых представлениях, неполном знании, полуправде и откровенных фальшивках.

Но для того чтобы гальванизировать призраки прошлого, придать им хотя бы видимость истины, необходима достаточно солидная историографическая и социологическая основа. Здесь уже неонацистскими двустишиями не обойтись. Необходимо «новое прочтение» всей истории и даже предыстории германского фашизма. И оно даёт ощутимые результаты.

Призывы «по-новому» прочитать историю фашизма появились уже в конце 40-х годов. Истоки этих тенденций следует искать в политическом контексте тех лет: в ставшей печально знаменитой речи Черчилля в Фултоне в марте 1946 года, в первых схватках «холодной войны», в доктрине Трумэна и плане Маршалла, отражавших идеи создания послевоенного мира, где будет безраздельно господствовать империализм США. Наконец, отдельные «амнистионные» аспекты Нюрнбергского процесса (необоснованно мягкие приговоры в отношении нескольких подсудимых, отказ признать преступными организациями правительство, генштаб и верховное военное командование фашистского «рейха») уже тогда, хотя ещё глухо, отражали стремление «по-новому» прочитать историю кровавого фашизма.

Но время для этого ещё не пришло. Европа лежала в руинах. Память о 55 миллионах погибших в результате развязанной гитлеровцами войны требовала возмездия, ужасы и преступления фашизма были свежи в памяти людей. И даже адвокаты главных военных преступников на процессе в Нюрнберге, изощряясь в поисках смягчающих вину обстоятельств для своих подзащитных, не решались в открытую оправдывать нацистский режим и его преступления: они просили трибунал лишь о снисхождении и милосердии.

«В беспримерном замешательстве и растерянности стоят сегодня немцы перед лицом своего прошлого», – писал патриарх западногерманской буржуазной исторической науки Г. Риттер. Но замешательство постепенно проходило, а растерянность сменялась поисками оправдания преступного нацистского режима.

Шло время, менялся политический климат. «Холодная война» подстёгивала антикоммунистов и антисоветчиков, подвизавшихся на разных направлениях, в том числе и в области истории. Всё чаще слышались призывы «спокойно осмыслить» прошлое, «утихомирить страсти» и изолировать историю от политики.

Начались, сначала робкие, а затем всё более активные, поиски «концепций», «доктрин» и «теорий», которые должны были объяснить «феномен» фашизма в Германии[31].

Но кто может возражать против попыток объяснить? Ведь объяснить – это значит не только понять, но и извлечь необходимые уроки на будущее. Объяснение, анализ, внимательное рассмотрение можно было бы только приветствовать. Если бы… Если бы их целью было действительно объяснение. Увы! В этом случае буржуазные исследователи «феномена» фашизма в Германии действовали скорее согласно французской поговорке: «Понять – значит простить». И поиски объяснения «феномена» фашизма в недалёкой, а также отдалённой истории тесно переплетались с реабилитационными тенденциями.

Постепенно «фашизмоведение» на Западе – а в его первых рядах находились буржуазные историки и социологи ФРГ вместе со своими американскими коллегами – образовало широкий диапазон школ, мнений, направлений и даже оттенков. Фашизм в целом, германский в особенности, стал одним из самых привлекательных сюжетов историографии новейшего времени, современной истории, политологии.

Буржуазные учёные были единодушны в одном: они полностью отвергали определение фашизма как кровавой диктатуры наиболее реакционных кругов финансового капитала; социальная природа фашизма как инструмента политики реакционной буржуазии, милитаристов, аграриев тоже отрицалась. Все стремления западного «фашизмоведения» в наиболее общем виде были направлены на то, чтобы «десоциологизировать» фашизм, придать ему черты внесоциального непознаваемого феномена, корни которого следует искать то ли в глубокой древности и зародившихся там традициях, то ли в области психологии, в «массовой душе» народа, то ли в тёмных и загадочных глубинах человеческого подсознания.

Авторы различных концепций буржуазного «фашизмоведения» вовсе не были всегда приверженцами гитлеровского нацизма. Более того, среди тех, кто искал причины появления и развития фашизма в сфере психологии или даже психопатологии, в традициях средневекового бюргерства или в особых чертах «немецкого характера», было немало жертв гитлеровского террора, вынужденных эмигрировать из нацистского «рейха», а иногда даже прошедших через ад гитлеровских концлагерей. Они открыто осуждали нацизм и его зверства. Слабость выдвигаемых ими концепций состояла, однако, в том, что они не в состоянии были охватить всё явление в целом, его многочисленные взаимосвязи, а, как правило, выделяли лишь один из наиболее характерных признаков политики фашизма, оставляя без внимания остальные. Буржуазная историография в лице даже её выдающихся учёных оказывалась неспособной постигнуть ход истории. Используемый ею метод давал осечку.

Цинично и кощунственно выглядит «основной» аргумент империалистической социологии, суть которого сводится к отождествлению реального социализма с фашизмом.

Всему миру известно, кто явился главной и решающей силой, разгромившей германский фашизм, чьими величайшими усилиями и жертвами была спасена цивилизация от фашистского варварства и мракобесия. Но это не смущает тех, кто стремится возложить ответственность за все бедствия, перенесённые человечеством в нашем столетии, в том числе за фашизм и его преступления, на революционный рабочий класс и его авангард, на первую в истории страну победившего социализма, на коммунистические партии.