Невозможно точно подсчитать число убитых немцев по приговору судов, в застенках, от пыток на допросах, в концентрационных лагерях. Число жертв не поддаётся учёту. Некоторые исследователи называют цифру 120 тысяч, другие – 150–160 тысяч человек. Скорее всего эта цифра намного выше. Только по приговору гитлеровских военных судов было казнено 119 генералов и около 80 тысяч солдат и офицеров. Но ведь совсем невозможно учесть тех, кто был физически искалечен после многолетнего пребывания в концлагерях, кому были причинены неизлечимые психические травмы.
Но и те, кого миновал застенок или лагерь, жили, как узники, в постоянном страхе.
Вот как описал «порядок», царивший в «третьем рейхе», Бертольт Брехт:
«Путешественник, вернувшийся из третьей империи и спрошенный, кто там воистину властвует, ответил: – страх! В страхе учёный прерывает диспут с коллегой и, побледнев, озирает тонкие стены своего кабинета… Учитель лежит в кровати, не смыкая глаз, старается понять тёмный намёк, брошенный ему инспектором. Старуха в бакалейной лавчонке прижимает дрожащие пальцы ко рту, чтобы удержать гневное слово по поводу скверной муки. В страхе разглядывает врач кровоподтёки своего пациента. В страхе взирают родители на своих детей – не предадут ли? Даже умирающие заглушают угасающий голос, прощаясь с родными. Но и сами коричневые рубашки боятся каждого, чья рука не взлетает кверху, и трепещут, когда кто-нибудь желает им доброго утра. Пронзительные голоса крикливых командиров полны ужаса, как визг поросят, которых ждёт нож мясника. В чиновничьих креслах потеют от страха жирные зады исполнителей. Подгоняемые страхом, мерзавцы вламываются в квартиры и обыскивают казематы. Это страх заставляет их сжигать целые библиотеки. Так властвует страх не только над подвластными, но и над властителями. Почему так боятся они правдивого слова? Казалось бы, у режима такая могучая сила – концлагеря и камеры пыток, откормленные полицейские, запуганные или подкупленные судьи, картотеки и проскрипционные списки, доверху заполняющие огромные здания, – казалось бы: можно не бояться правдивого слова простого человека»[144].
О том, как относился Гитлер к самим немцам (мы уже не говорим о населении оккупированных стран), красноречиво свидетельствует такой факт. Один из военных руководителей обратил внимание фюрера на то, что бомбоубежища в стране рассчитаны на один, самое большее, на два процента населения, и может случиться, что народ, которому некуда будет укрыться от учащающихся воздушных налётов авиации, возмутится. Гитлер хладнокровно ответил: «Тогда я подниму дивизию СС и прикажу расстрелять всю эту банду» (!)[145]. Широко известно также, что по указанию Гитлера в последние дни войны были затоплены туннели и вестибюли станций берлинского метро, где жили десятки тысяч потерявших кров немцев – женщин, детей, стариков, больных.
Но может быть, в качестве платы за страх немцы получили при Гитлере стабильность, благосостояние, порядок? Ведь именно об этом постоянно твердят организаторы и вдохновители нацистской ностальгии в наши дни, именно такую картину благополучия и уверенности в завтрашнем дне рисуют они молодым западным немцам, да и не только немцам.
Посмотрим, как жили в империи «порядка» основные слои населения страны.
Что принёс, например, фашизм в Германии исстрадавшимся за годы мирового экономического кризиса, нужды и безработицы миллионам рабочих? Прямые адвокаты фашизма и многие считающие себя «объективными» историки утверждают, что гитлеровцы сумели «сначала уменьшить, а затем и ликвидировать безработицу в Германии» и «накормить каждого трудового человека».
Вот как шёл процесс уменьшения безработицы в Германии за годы фашистской диктатуры. В 1933 году в Германии было 4 804 428 безработных, в 1934 году – 2 718 309, в 1935 году – 2 151 059, в 1936 году – 1 592 655, в 1937 году – 912 312, в 1938 году – 424 461, в 1939 году – 118 915 безработных[146].
Но из этих цифр видно, что высшая точка экономического кризиса, а значит, и безработицы была пройдена в Германии в 1932 году, когда нацисты ещё не были у власти. В последующие годы носящий циклический характер кризис и безработица повсеместно, а не только в Германии обнаружили тенденцию к снижению. Так, если в Германии уровень производства в 1937 году возрос по сравнению с 1929 годом на 17,2 процента, то в Англии и Соединённых Штатах, где сохранялись буржуазно-демократические порядки, – соответственно на 24 процента.
Нацисты с первых же дней своего господства начали форсировать милитаризацию страны. За счёт этого работу получили сотни тысяч рабочих. Последние, однако, расплатились своей кровью за это спустя несколько лет на полях второй мировой войны. Уже в 1934 году около четверти миллиона молодых немцев были отправлены в лагеря трудовой повинности, где они работали по 12 часов в день на особо трудоёмких работах (на строительстве дорог, мостов, общественных зданий), не получая ничего, кроме скудного питания. Принятый в 1935 году закон о всеобщей воинской повинности сразу же снял ещё сотни тысяч молодых людей с бирж труда. Но жизненный уровень в целом значительно снизился по сравнению с последним допризывным 1928 годом. Немецкий рабочий, получая номинально более высокую заработную плату, чем до мирового экономического кризиса, не мог, однако, купить на неё необходимого минимума продуктов питания и промышленных товаров.
Германские рабочие лишились права на забастовку, своих профессиональных союзов, которые хотя и непоследовательно, часто по-соглашательски, но всё же отстаивали их интересы перед предпринимателями. Созданный вместо них «Немецкий трудовой фронт» даже чисто формально не ставил своей задачей заботу об интересах рабочих. Он провозглашал своей целью способствовать формированию «немецкого милитаризированного общества».
Тяжёлым бременем на бюджет рабочих ложилась разветвлённая система самых разнообразных отчислений: налогов, взносов, так называемых добровольных пожертвований и т. д.
Наконец, нельзя забывать, что остриё нацистской карательной политики – тотальный террор, превентивные заключения в концлагеря и тюрьмы, казни без суда, тайные убийства, политический бандитизм – было направлено в первую очередь против рабочих, в которых гитлеровцы видели своего злейшего врага. Более 300 тысяч немцев были заключены в концлагеря и тюрьмы, намного более 100 тысяч убиты. Под подозрением находился каждый второй подданный «рейха». За ними следили.
И всё же фашистам удавалось поддерживать легенду о «немецком социализме» и «народном сообществе» («Фольксгемайншафт»), в котором все равны независимо от своего социального положения и доходов, и разыгрывать роль радетелей об интересах рабочего класса. Большое значение имел при этом психологический фактор: для рабочего в условиях капиталистической страны даже иллюзорная «гарантия» от безработицы представляется большим благом.
Спустя годы, когда сначала тысячи, а затем сотни тысяч и миллионы людей принесут кровавую дань фашизму и погибнут в мясорубке войны, станет ясно, какой ценой и какими методами достигались «социальные завоевания» гитлеровцев. Пока же семьи миллионов безработных получили скудный, но стабильный прожиточный минимум.