Юрген Кучинский писал о гитлеровском «наследии» в области литературы:

Если техническая интеллигенция, работающая в области точных наук, широко использовалась нацистами, заинтересованными в форсировании военного производства, то деятели культуры и искусства были поставлены под самый жёсткий контроль нацистского партийного и государственного аппарата. «Имперская палата по делам культуры» поощряла только то, что служило непосредственно целям нацистской пропаганды, разжиганию шовинизма, расовой ненависти, агрессивных намерений по отношению к другим народам, воспеванию доблестей германской расы.

Крайне скудной была программа обучения в восьмилетней, так называемой народной школе, обязательной для всех немецких детей. В области гуманитарных дисциплин она сводилась к заучиванию штампов нацистской пропаганды и ставила своей задачей воспитание послушного фюреру, не рассуждающего фанатика, ослеплённого шовинизмом, антисемитизмом и расовой кичливостью.

Всё это, разумеется, вело к разложению интеллигенции, потере ею своего социального лица и достоинства и превращению в одну из опор фашистской диктатуры. В годы второй мировой войны, а особенно после разгрома гитлеровских войск под Сталинградом и объявления «тотальной мобилизации» 75 процентов учителей-мужчин до 60-летнего возраста школа осталась вообще без преподавателей.

Широко рекламируемые социальные мероприятия нацистов на деле оказывались блефом. Гитлеровцы кичились, например, «урегулированием» пенсионной системы. «В нашем рейхе нет больше нищих стариков и голодных сирот», – возвестило в 1938 году министерство пропаганды. А между тем цифры опровергают это утверждение. Средний размер пенсии по старости и инвалидности в 1930 году составлял 37,40 марки, а в 1939 году – 31 марку; пенсия вдовам была соответственно 22,48 и 19 марок, пенсия сиротам – 15,49 и 10.5 марки[153].

Из всего объёма строительных работ в наиболее благополучном 1937 году на строительство жилья приходилось лишь 5,1 процента всех капиталовложений. В 1939 году, согласно официальной статистике, в стране не хватало 1,5 млн квартир, 1,3 млн квартир были признаны находящимися в аварийном состоянии, 1,7 млн квартир были недопустимо перенаселены и 1.5 млн квартир было необходимо, чтобы обеспечить подрастающее поколение. Дефицит выражался внушительной цифрой – 6 млн квартир. Даже в первые три года мирового экономического кризиса в Берлине в среднем строилось 29 тыс. квартир ежегодно, в годы же нацистского «процветания» – не более 17 тыс.[154]

Скудные продовольственные нормы держали большинство населения на грани голода. В годы войны стало ещё хуже. Как признавал высокопоставленный гитлеровец министр Заукель весной 1943 года, неуклонный рост цен не позволял почти двум миллионам семей в Германии выкупить положенные им по карточкам и ордерам продовольственные и промышленные товары.

Абсолютизация роли и значения государства, прямая апологетика централизованной власти, проповедь необходимости полного подавления личности и «растворения» её в подчинённых государству различных формах общности: расе, народе, нации, в корпоративных объединениях различного характера («ты – ничто, твой народ – всё») – сами по себе уже исключали даже постановку вопроса о каких-либо правах личности, граждан.

Отказ от прав личности во имя целей, провозглашаемых государством, являлся основой поведения человека, немца в обществе. В созданной фашизмом и глубоко враждебной человеку схеме «исторические судьбы – вождь – партия – государство – народ – нация» не остаётся места для индивидуума, для личности. Честь, долг, верность фюреру, государству и расе, согласно догмам нацистской идеологии, были превыше любых прав, свобод и благ отдельной человеческой личности.

Впрочем, о каких правах личности могла вообще идти речь в гитлеровском «рейхе»?

Вот таким был «порядок» в нацистском «рейхе», объявленном его основателями «тысячелетним», но просуществовавшим только двенадцать лет.

За возврат к такому «порядку» ратуют сегодня духовные наследники гитлеровцев. И этот молодой парень из Гамбурга, придавленный угрозой безработицы, неуверенностью в завтрашнем дне, безденежьем, которое особенно болезненно ощущается на фоне безудержной роскоши «хозяев жизни», – что знает он о «порядке», который был при Гитлере? Куда манит его этот зловещий призрак?

Существует легенда, истоки которой уходят в гитлеровские времена: «третий рейх», нацистский режим мог бы победить во второй мировой войне. Этого не случилось, так как «предатели» вонзили нож в спину воюющей нации. Надо ли напоминать, что этот вымысел не является «открытием» современной реакционной историографии. Объясняя причины поражения Германии в первой мировой войне, историки консервативного направления выдвинули тезис: не Антанта выиграла войну, а Германия её проиграла. Почему? Потому, что в тылу действовали революционеры, потому, что левые социал-демократы, спартаковцы, а в последние месяцы войны молодая компартия «разлагали» тылы и парализовали волю нации к борьбе.

Но экскурсы в историю первой мировой войны выглядят лишь детскими игрушками в сравнении с модернизированными версиями современной реваншистской и неонацистской политологии, которая вот уже почти сорок лет чернит память героев-антифашистов, тех немцев – лучших людей своего народа, которые в лихую годину его истории пытались, не щадя жизни, спасти его честь.

Концепция истории антифашистского Сопротивления, созданная реакционной буржуазной историографией, носит отчётливо выраженный антикоммунистический характер. Она отрицает героическую борьбу немецких коммунистов, социал-демократов и шедших за ними беспартийных антифашистов против гитлеровского режима. Реакционные историки клевещут на Компартию Германии, на созданное и руководимое ею движение и Национальный комитет «Свободная Германия», на бесстрашных подпольщиков, действовавших в самом сердце гитлеровского «рейха», на десятки тысяч отважных борцов, погибших в фашистских застенках.

Западногерманские авторы В. Мартини, П. фон Шрамм, Т. Фогельзанг, развивая «положения» Г. Риттера, Г. Ротфельса, В. Гофера и других «основоположников» антикоммунистической концепции истории немецкого Сопротивления, мемуаристы – бывшие офицеры ведомства Гиммлера Шелленберг, Фликке, Леверкюн, англичанин Николл и другие усиленно пропагандируют тезис о «государственной измене», об «ударе в спину», который якобы нанесли немецкой нации борцы антифашистского Сопротивления. Эти «историки» создали и развивают легенду, согласно которой поражение и разгром гитлеровской Германии явились исключительно результатом деятельности «шпионских организаций», состоявших на службе у «противника».

Как проявление той же тенденции к разжиганию антисоветской шпиономании следует рассматривать гущенную в ход реакционной прессой ФРГ на основе так называемых мемуаров Гелена фальшивку о том, что М. Борман, один из ближайших сообщников Гитлера, шеф его партийной канцелярии, был якобы агентом советской разведки. Этот выпад фальсификаторов, специально приуроченный к обстановке усиления международной напряжённости, был ещё одной попыткой разжечь антикоммунистическую истерию и шпиономанию. Преследуя подобные неблаговидные цели, реакционная историография и средства массовой информации нередко обращаются к сюжетам из истории крупнейшей подпольной организации немецкого антифашистского Сопротивления «Красной капеллы».