Медсестра ушла, велев передать другим ребятам в отделении, что на посту лежат открытки. А она завтра заберёт подписанные и отправит.

Олег шлёпнулся к Димке на кровать и начал расписывать, как же им повезло. Медучилище на практике! Такой малинник! Давай вставай уж побыстрее, не упускай момент. Группами ходят. Каждый день, кроме воскресенья. И на ночь двух практиканток оставляют. И ключи от процедурной у них есть… Дед Мороз кивнул, только чтоб от него отстали. А Олег отправился на поиски приключений. Через какое-то время из коридора донёсся его смех, вторил ему девичий. Стройбатовцы завистливо вздыхали.

Утром Дед Мороз наткнулся на открытку. Лежала на тумбочке. Попросил у Олега ручку, сел и задумался, разглядывая пустой бланк. Что ж им написать? Про госпиталь лучше не надо, а то мама примчится, а Танька ещё маленькая, чтоб справиться с отцом, если он запьёт. Эх! Праздник скоро. Мама на Новый год испечёт что-нибудь вкусненькое. Салатов наделает. Танюха всем приготовит сюрпризы. А отец, если не наклюкается с утра, то будет «хорош» к бою курантов. И, как всегда, всё испортит…

Он вздрогнул от неожиданности. Вчерашняя медсестра спрашивала, как он себя чувствует. Дед Мороз огорчился, что сидит, а не лежит, а то она опять бы проверила, не горячий ли у него лоб. Она протянула руку за открыткой и удивилась, что он ещё ничего не написал. Дед Мороз пожал плечами, не знает он что писать.

— Ну, это просто,— Она разулыбалась.— Пиши: поздравляю с Новым годом, желаю успехов в работе и учёбе и большого счастья в личной жизни.

Дед Мороз записал и поднял на неё глаза.

— Добавь, что скучаешь,— посоветовала девушка.

Он добавил и поинтересовался:

— А про госпиталь надо?

— Это лучше в письме…

— Марина,— крикнул ей Олег.— А куда Петруху перевели? Скучно без него.

— Я не знаю.— Она перестала улыбаться, забрала открытку у Деда Мороза и засобиралась.— Я тороплюсь. Суббота. Опоздаю на почту.

— До завтра,— только и успел сказать Дед Мороз, глядя ей вслед.

— В воскресенье практикантки не приходят,— отрезвил его Олег.— Одни старые ведьмы тут сидят.

И продолжил свои рассказы, какой идиот сверхсрочник. Деду Морозу пришлось дослушивать, как пострадал бедный Олег по милости водителя: из сержантов разжаловали в рядовые…

В воскресенье неожиданно пришла Марина.

— Ты что тут делаешь? — удивился Олег.

— Вас проведываю.— Она сунула солдатам по яблоку.— Из дома прислали. Жуйте.

Все кроме Деда Мороза дружно захрустели. Марина потрогала ему лоб, села рядом на стул: «Тебе завтра утром будут делать прокол. Выглядит страшно, но это не больно. Вроде укола в лёгкие».

— Зачем ещё? — Дед Мороз всё-таки испугался.

— У тебя экссудативный плеврит. Откачают жидкость из лёгкого. Станет легче дышать.

— Мне уже лучше! — запротестовал Дед Мороз.

— Так надо. Всё будет хорошо. Ты, главное, не бойся.

Она попрощалась. Дед Мороз обернулся на тумбочку и обнаружил, что Олег слопал и его яблоко.

Хорошо, Марина его предупредила. А то иглы для прокола выглядели устрашающе. А доктора ничего не объясняли. На труп бы обращали больше внимания. Процедура оказалась неприятная, но вполне терпимая. А после к нему заглянула Марина.

— Ну как ты?

— Живой,— прохрипел он и слабо улыбнулся. И получил улыбку в ответ. И крестик на шнурке.

— Держи, а то потеряется. Из твоей гимнастёрки выпал. Я верёвочку вдела. Потом опять в карман переложишь.

Дед Мороз смутился и стал оправдываться, что это ему мама дала, пришлось сунуть в карман, не выбрасывать же. Марина из-под ворота своей чёрной водолазки показала ему похожий

— А мне бабушка.

Разговаривать с Мариной — одно удовольствие. Легко и просто. Можно было рассказывать о маме и Танюхе. Даже на отца Димка не выдержал — пожаловался.

— Непутёвые наши отцы,— вздохнула она.— Мой бросил маму, не женился, уехал в Москву карьеру делать. Бабки на улице меня жалели: нагулянная. Знаешь, как мне отца хотелось рядом? Пускай алкоголик или калека, как сосед… А мама у меня замечательная! И у тебя.

Дед Мороз соглашался, рассказывал, что его мама могла бы технологом или завпроизводства работать с её-то 5-м разрядом, но ей нравится непосредственно готовить. Марина шутила, что надо бы съездить к ней поучиться, а то её мама с бабушкой разбаловали, не знает, с какой стороны к плите подходить. Димка сиял, хвастал, что ему самому довелось стряпать. Марина изумлялась — наверно, это тяжело придумать, чем накормить солдат. Что там тяжёлого, важничал Дед Мороз, наоборот, скучно, не то что у мамы. Всё расписано на 100 лет вперёд. Устав-меню. Но он, может, и после армии пойдёт в повара. Как мама.

— И я из-за мамы пошла в медицину,— как-то грустно сказала Марина,— и чуть было не бросила недавно. У вас в палате Петруха лежал. Весёлый. Они с Олегом обычно на пару к девчонкам цеплялись. Ему ошибочно поставили менингит, а у него, оказывается, был отит. И прорвало. Гной попал в мозг. Не спасли. Мы утром присутствовали на вскрытии. Представляешь, ему череп пилили. Вечером он ещё живой был, со мной шутил… Думала, что всё брошу, не выдержу. Только не вздумай ребятам рассказать — они не знают.

— Я не трепло! — кивнул гордый, что ему доверили тайну, Дед Мороз.

— Зато все испугались после того случая. Забегали. Порядок быстро навели. Чуть что — профессора вызывают. Тебя, между прочим, тоже к нам в инфекционное по ошибке положили. У тебя в сопроводительных документах было написано, что инфекционный. Хорошо, что профессор вовремя осмотрел.

— Меня не переведут? — испугался Дед Мороз.— Я не хочу в другое отделение.

Вечером Олег рассказывал, что был он отличником боевой и политической подготовки, заявление в партию подал. Невесту-москвичку завёл, собирался жениться после армии. И тут на тебе, случилась та история. Невеста его обиделась, тут же бросила… Димка слушал вполуха и нет-нет да поглядывал на пустую кровать. Ему почему-то вспомнился кабанчик, которого они с Максом и Гавиком резали осенью.

Он жил от разговора с Мариной до разговора. Олег над ней подсмеивался: «Зачем тебе Дед Мороз?» К Димке и в госпитале прилепилось это прозвище. «Он же холодный, ему Снегурочку надо. А я с Кубани, горячий». Дед Мороз смущался. А Марина не обращала внимания. Продолжала заглядывать к Диме в свободное время.

Койка Петрухи у окна недолго пустовала. Теперь её занял лопоухий с испуганным взглядом парень. Молча лежал первые дни под капельницами. Дед Мороз испытал что-то вроде ревности, глядя, как Марина возится с новеньким. Но как только у неё выдалась минутка, она опять прибежала посидеть не с кем-нибудь, а с Димкой.

Лопоухий пришёл в себя, у него прорезался вполне требовательный голос, взгляд стал уверенным. И вообще он оказался довольно бойким. Громко сочувствовал историям Олега. Рассказывал свои, тоже громко.

— Ты прикинь, мы ж с ним теперь приятели. И чего я над ним издевался и бил?

— Ну, не бей,— зевнул Олег.

— Э, не! Меня били? Били. Теперь моя очередь.

Дед Мороз не дослушал, заглянула Марина, и Олег, скорчив всепонимающую рожу, потащил лопоухого покурить. А она зашла всего лишь убрать штатив от капельницы. За ней бочком проскользнул молоденький доктор и притворил дверь. Заговорил с Мариной, положил ей руку на плечо. Она отстранилась. Он, как ни в чём не бывало, опять обнял. Она сбросила. Он не давал ей выйти, напевая:

— Ягода-малина нас к себе манила, Ах, какою сладкой малина была.

Марина беспомощно глянула на Диму. Доктор обернулся и сказал что-то о Марине и Диме. Нагло улыбаясь. Гадкое. Дед Мороз озверел так, что не разобрал слова, только понял, что смысл пошлый. Кровь прилила к вискам. Рывком сел в кровати, опустил руку, нащупал судно, метнул в доктора и встал. Тот взвизгнул: «Ах ты, сволочь! Я этого так не оставлю!» Опрометью выскочил в коридор.

Дед Мороз пожалел, что судно было пустое. Марина заплакала.

— Ты что? — растерялся Дед Мороз и сказал то, что обычно мама говорила Танюхе: — Из-за каждого пустяка плакать — слёз не хватит.