Я улегся с журналом на веранде, чтобы не пропустить приезд Вики, но, разморенный жарой, уснул.

Сквозь сон я услышал чей-то смех. Открыв глаза, увидел, что Вика уселась рядом со мной и улыбается. Я приподнялся на локте и сердито спросил:

– Гулены! И где вас только носит? На следующие выходные останусь в Москве!

Медленно и нежно она протянула:

– Скучал?

Я схватил ее за запястья, она шутливо вырывала руки, кончилось тем, что я притянул ее к себе, но в этот момент на веранду вылетела Вероника:

– Сколько же вас можно ждать? Все уже остывает!

За стол уселись всем коллективом, даже тетя Катя пришла. Девчонки приготовили холодную окрошку, зажарили в духовке куриные грудки до коричнево-красного цвета и подали их с отварными овощами и замечательным сложным кисло-сладким соусом. В завершение обеда полагался десерт, но мы с Федором от него благоразумно отказались, несмотря на уговоры Вероники. Правда, Вика и Вероника от мяса и окрошки тоже отказались, зато сразу перешли к десерту: творожная запеканка, политая ежевичным конфитюром, и йогурт.

Мы с Федором спустились в сад, закурили. Я смотрел, как девочки собирают со стола приборы, из кухни слышался шум льющейся воды, возгласы и смех Вероники и звон посуды.

Вечер прошел на удивление тихо и мирно. Наши художники удалились к рабочим местам, я помогал Вике и привезенной Алексеем Федоровичем Марине развешивать портьеры в гостевой спальне. Не представляю, как можно разобраться в этом ворохе разноцветной ткани! Нужно еще вставить на место и защелкнуть все крючки, а потом все это разместить на карниз. И не как попало, а по одной им известной схеме.

Я сидел на верхней ступеньке стремянки и наблюдал, как лихо они вдвоем расправлялись с защелками. Может, взять отпуск и наняться Вике в подмастерья? Я бы не отказался!

Поздно вечером мы с Викой отвезли Марину домой. На обратном пути она молчала. Свет редких фонарей освещал ее лицо. На перекрестке мы остановились.

Я повернулся к ней, не удержался и протянул руку к ее лицу. Она не сделала ни одного движения навстречу мне. Это сразу привело меня в разум, я вздохнул и опустил руку:

– Прости.

Злясь на себя, я тронул машину. Ну, надо же, столько терпел, а тут не удержался. И что за черт подталкивал мою руку?

Мы подъехали к дому. За всю дорогу она не произнесла ни слова.

Я вышел, обошел машину и открыл ее дверь. Вика виновато посмотрела на меня:

– Тим, ты сердишься? – Я помотал головой, но она продолжила: – Я хотела сказать, что я очень тебе благодарна за все. Давно мне не было так хорошо и легко.

Она стояла так близко от меня, что аромат цветов смешивался с запахом ее духов, отчего мне показалось, что у меня кружится голова.

Я мотнул головой, отгоняя наваждение, сказал:

– Вика, не знаю, что там ты себе обо мне напридумывала, но я – просто обыкновенный мужик. Извини, но я с тобой дружить не сумею. Ты – очень хороший человек, мне дороги те отношения, которые между нами возникли. Но для меня, прежде всего, ты – очень красивая молодая женщина. – Я нашарил в кармане сигареты и зажигалку. – Я не хочу, чтобы ты повесила на меня ярлык «друг» или «брат». Это будет неправдой, и это не сможет долго продолжаться.

Она молчала.

Я затянулся и продолжил со смешком:

– Про меня, наверное, на работе все думают, что я чокнулся. Молчу, беспричинно улыбаюсь. Какие-то непонятные перепады настроения. Я уж не говорю о том, как выгляжу, когда ты звонишь мне! Давай, ты уже как-то определишься в отношениях со мной. Я обещал тебе, что приму любое твое решение, и так это и будет, поверь. Я не стану ныть и уговаривать тебя, если ты чувствуешь, что я тебе неприятен, как мужчина. Если тебе не хочется моего присутствия рядом – я постараюсь приезжать пореже. Ты только скажи мне об этом.

Она подняла руки к лицу. Мне показалось, что она плачет, и я схватил ее за руку:

– Вика, послушай, забудь все, что я наговорил тебе! Слышишь? Пусть все будет, как есть! Я буду ждать столько, сколько понадобится. Считай, что я ничего этого не говорил!

Она замотала головой:

– Нет, нет! Я лучше этих слов ничего не слышала! Мне только немного страшно, что я вызываю у тебя такие сильные эмоции. Я боюсь, что не смогу, просто не сумею, ответить тебе.

Я прижал к себе ее голову и улыбнулся в теплые душистые волосы:

– Я тебя научу.

Вика постояла так некоторое время, а потом сказала:

– Тим, обещай мне, что выполнишь одну мою просьбу.

Я вздохнул:

– Если ты хочешь, чтобы я еще подождал…

Она засмеялась:

– Нет, нет, я не об этом! Просто дай слово, что исполнишь мое желание!

– О господи, Вика, да я для тебя и так сделаю все, что ты пожелаешь!

Она нетерпеливо притопнула, и я нехотя сказал:

– Хорошо. Я даю тебе мое слово. Только учти, что ты не должна использовать это во вред мне! Ну, что у тебя там за желание?

– Возьми меня с собой завтра на рыбалку!

Я пожал плечами:

– Ах, Вика, если бы все мои желания ты могла бы исполнить с такой легкостью! Конечно, я тебя беру. А почему ты думала, что я откажу тебе?

Вика улыбнулась:

– Знаешь, мой отец очень любит маму, но никогда, несмотря на все ее просьбы, не берет ее с собой ни на охоту, ни на рыбалку.

– Ну, я не столь строг. И, если ты поднимешься завтра в пять часов утра, я беру тебя с собой. Тем более что Татьяна едет с мужем.

Мы поставили машину в гараж и поднялись на веранду, где все семейство очередной раз уселось пить чай. Вероника одобрительно посмотрела на то, что мы возвращались, держась за руки, и я очередной раз подумал, что у меня не по годам умненькая дочь.

Спать все, за исключением Федора, разошлись рано. Показалось мне, или нет, не знаю, а только в продолжение всего чаепития он молчал и поглядывал на Вику. Сказать, что мне это не понравилось, это ничего не сказать. Что за дела, а?

На небольшом озерке неподалеку от лодочной станции по случаю выходного дня было довольно многолюдно. Мы разделились и отошли довольно далеко друг от друга. Я помог Вике с удочкой. Мы захватили с собой из дома банку консервированной кукурузы, я думаю, будет в самый раз. Здесь мы с Сергеем в прошлом июне вытягивали крупных карпов.

Не успели мы с Сергеем по паре раз сделать заброс, как Вика придушенным шепотом сообщила, что ее поплавка не видно:

– Понимаешь, только на секунду отвернулась, а его нет! Что теперь делать, подсекать?

Я мигом перебрался к ней, и мы вытянули здоровенного отчаянно сопротивлявшегося окуня. Я дал ему глотнуть воздуха, и он поутих. Вика ловко подхватила его подсачеком.

Я снова забросил ее удочку и перебрался на другой конец лодки. Уселся, чтобы заменить оснастку.

Поднимающееся солнце начало припекать, и Вика сбросила мою рыбацкую куртку, которую я ей заботливо выделил еще дома. И тут я как бы заново увидел ее: чистая кожа, яркие блестящие глаза, лицо без косметики, освещенные солнцем загорелые плечи. Я никогда раньше не видел ее такой и, каюсь, засмотрелся.

Услышав знакомый свист, оглянулся: Сергей с перекошенным лицом показывал на Викин поплавок.

Я снова перебрался к ней, едва не опрокинув лодку, и мы вытянули замечательного зеркального карпа. Причем, когда Вика уже подвела подсачек, карп сорвался, вызвав разочарованные стоны и вопли окрестных рыбаков, но все-таки она его успела подхватить в последний момент. На солнце редкая огромная чешуя рыбы блеснула золотом. Мужики с берега захлопали, а Сергей спросил:

– Спите вы, что ли?

Мы с Викой виновато переглянулись, и я шепотом спросил ее:

– Теперь ты понимаешь, почему твою мамочку не брали на рыбалку?

Рыбаки на берегу с завистью поглядели на нашу добычу. Потом и у нас с Сергеем дело пошло веселее, поклевки были одна за другой. Ближе к десяти часам клевать стало реже, и мы решили позавтракать.

Причалили к берегу, разложили еду. Вика принесла термос с чаем. Мы с Серегой накатили по паре стопок под холодное мясо и Татьянины соленые огурчики.