Как я был потрясен, обнаружив, что в банках осталось совсем мало воды! Как метался я по плоту в поисках посуды, в которую можно было бы перелить оставшуюся воду! Но теперь я примирился со своей участью. Я всегда мало употреблял в пищу соли. Не раз я наблюдал в ресторанах, что сидевшие рядом со мной люди съедали с одним блюдом больше соли, чем я употреблял за несколько месяцев.

Возможно, для того чтобы пить соленую воду, нужна своего рода моральная подготовка. Во всяком случае, мой опыт может принести пользу потерпевшим кораблекрушение. Люди всегда будут терпеть кораблекрушения, как это было испокон веков. Сидя в шлюпке или на плоту, они будут с тоской глядеть на беспредельный океан и думать о том, что у них в банках нет запасов воды, а солнце будет жечь им голову, как пламенеющий факел. Солнце и страх — вот главная причина гибели людей в морских просторах. Солнце за один день может убить человека, а страх медленно пожирает его изнутри.

Небольшой навес над головой, укрывающий от солнца, может спасти не одну жизнь; имеет также огромное значение сознание, что можешь пить, хоть в небольшом количестве, морскую воду. Все это может заставить человека продолжать борьбу за жизнь.

Рассветало. Я направился в каюту, чтобы завести часы и сорвать с прикрепленного над дверью календаря вчерашний листок — 29 августа. Так я делал каждое утро. Прошло почти семьдесят дней, как я покинул Кальяо, и теперь я приближался к Маркизским островам, проплыв около трех с половиной тысяч миль.

Собираясь заняться рыбной ловлей, я убрал с палубы все канаты. Обычно на ночь я раскладывал на палубе в должном порядке все расправленные снасти, чтобы в случае необходимости можно было быстро спустить рею.

Плот довольно хорошо держался на курсе, и я привязал штурвал бечевкой. За последний час океан успокоился и ветер ослабел. Было еще темно. Вскоре я услышал всплеск и убедился, что вокруг играют дельфины.

За ночь на палубу не упало ни одной летучей рыбы. Я внимательно осмотрел каждую щель и все ящики, особенно шлюпку, но вместо летучих рыб нашел двух небольших кальмаров. Вот уже несколько недель они неизменно забирались на плот, и я выбрасывал их обратно в море, ибо кальмары не годились для наживки.

Я отрезал кусок от брюшка почти высохшего дельфина, придал ему ножом форму рыбы и насадил на крючок. Микки уже проснулась и, сидя на почтительном расстоянии, с интересом следила за моими приготовлениями. Осторожность кошки объяснялась тем, что однажды она получила удар от бившегося на палубе дельфина и чуть не упала за борт. Икки тоже поглядывал на происходящее из глубины клетки. Осмотрев тридцатифутовую леску, я привязал ее к плоту. Если выбросить более длинную леску, то попавшийся на крючок дельфин достанется акулам прежде, чем я успею вытащить его из воды.

На палубе, казалось, все было в порядке. С востока над океаном струились потоки света. А вот и Длинный Том на своем обычном мосте. Он видел, как я готовился к ловле, привязывая леску к стойке мачты, и, несомненно, знал, чем я намерен заниматься. Когда я ловил с края плота, то ясно различал каждую рыбу, особенно же акул с коричневыми и белыми пятнами на плавниках, и наблюдал за каждым их движением. Они были мне видны весь день, независимо от положения солнца и почти в любую погоду. Если вокруг плота было много акул, они все набрасывались на наживку, но я почти всегда успевал выхватить ее у них из-под носа.

Возле плота плавало с полдюжины акул длиной от пяти до семи футов. Вероятно, они все постараются схватить наживку, так как еще не достигли того возраста, когда акулы становятся ленивыми и считают наживку на крючке слишком незначительной добычей. Акулы, очевидно, и не подозревали, как хорошо я их видел.

В палубе было много щелей и отверстий для килей, и я постарался их заткнуть. Если бы на плоту была обычная палуба, как на судне, я вытащил бы дельфина из воды и позволил бы ему биться, пока я его не прикончу. С моей палубы он мог легко уйти в воду. Я надел толстые перчатки (которыми пользовался только для ловли дельфинов), чтобы не поранить руки о стальной поводок лески. Когда все было готово, я бросился назад к компасу. Плот шел в нужном направлении, и я был уверен, что за несколько минут он не сойдет с курса.

Я выбросил леску под прямым углом к плоту. Наживка ударилась о воду, раздался всплеск, похожий на шлепанье летучей рыбы. Этот звук всегда возбуждал дельфинов... Поклевки не было, и я стал быстро выбирать леску, чтобы виляющая наживка казалась живой рыбкой. Затем я снова выбросил леску. На этот раз клюнуло, как только наживка коснулась воды.

Сперва леска выбиралась довольно легко, потом рыба стала неистово бросаться из стороны в сторону, пытаясь сорваться с крючка. На этот раз попалась бонита. Я стал быстро подтягивать леску. Длинный Том не схватил мою добычу. В эту минуту я не видел его. Бонита пыталась забиться под плот. Ей это удалось, и внезапно леска так натянулась, как будто к ней был подвешен груз в добрую тонну. Я продолжал тянуть изо всех сил. Вот опять стало легче, и быстрым рывком я швырнул бониту на палубу. Это была большая рыба серебряно-синего цвета; она истекала кровью — Длинный Том успел отхватить у нее хвост. Недовольный своим уловом, я снял рыбу с крючка. Бониты далеко не такие вкусные, как дельфины. Растянувшись на палубе, я перегнулся через край плота и увидел, что в тени от меня прячется Длинный Том. Он знал, что, если я замечу его, то перейду на другую сторону плота.

Я занялся бонитой и решил, что на сегодня с меня довольно рыбной ловли. Но, когда я вскрыл ножом рыбе брюхо, то нашел там летучую рыбу, вероятно проглоченную лишь час назад. Это была превосходная наживка, и я вздумал еще раз попытать счастье, насадив ее на крючок. Тщательно вымыв палубу, чтобы не поскользнуться в крови и слизи, я снова забросил леску. Клюнуло молниеносно, и я стал подтягивать леску, уверенный, что на сей раз попался большой дельфин. Рыба металась на крючке, но я сдерживал ее стремительные движения. Подобно боните, дельфин старался уйти под плот. Я поспешно подтягивал леску. Неожиданно дельфин метнулся в противоположную сторону. Мне показалось, что он увидел Длинного Тома и спасается от него. Вокруг пойманного дельфина плавало несколько его собратьев, которых, как видно, разбирало любопытство.

Я вытащил дельфина из воды. Он выскочил, обезумев от страха и ярости. Это был крупный экземпляр, длиной около пяти футов, весивший около тридцати пяти фунтов. Вид у дельфина, вырванного из родной стихии, сверкающего на солнце, как драгоценный камень, всегда вызывал у меня чувство грусти. Именно поэтому я откладывал ловлю до тех пор, пока это не становилось совершенно необходимым. Я высоко вздернул пойманного дельфина на леске. Он яростно бился, и я едва его удерживал. Неожиданно он сорвался с крючка, подпрыгнув на палубе. Мне удалось схватить его обеими руками за хвост и оттянуть назад, но дельфин тут же отбросил меня: казалось, я пытался остановить руками работающий мотор. Тогда я бросился на дельфина, обхватил его руками и ногами, навалился на него всем телом, прижал к палубе. Но он снова и снова вырывался от меня и едва не ускользнул в океан. Это была схватка не на жизнь, а на смерть. Я слышал, как полощется парус — это значило, что плот сошел с курса, — но сейчас мне было все равно: пусть парус изорвется в клочья, я должен одолеть дельфина!

Наконец я его прикончил железным болтом, попавшимся мне под руку. С ног до головы я был облеплен слизью.

Поставив снова плот по ветру, я уселся на корме. Золотистый обитатель океана уже начал менять окраску. Скоро он сделался серым и дряблым. Я приготовил себе кофе. Теперь необходимо было отдохнуть, так как я выбился из сил. Спешить было некуда.

Когда я вытащил дельфина на палубу, Икки пронзительно закричал, потом уставился на него. Он прекрасно понимал, что произошло, как понимала и Микки, которая теперь решала вопрос, можно ли ей приблизиться к дельфину. Она знала, что ей предстоит хорошее лакомство. Я видел, как за плотом медленно и торжественно плыли дельфины, словно родственники, провожающие покойника.