— Господа офицеры, позвольте мне, прежде чем пожелать вам спокойной ночи, объявить приказ, который прошу каждого скрепить своей подписью.

И Невельской зачитал:

«Господа офицеры! Журналом моим от 7 июня настоящего года я объявил вам... что осмотр острова Сахалина, лимана реки Амура и устья ее должен оставаться тайной. Ныне, исполнив эти поручения и отправляясь в Охотск, я... сим объявляю и предписываю:

1. Кто скажет из вас, господа, кому-либо, а тем более доставит какие-либо сведения, что мы осматривали остров Сахалин, лиман реки Амура и самую реку, неминуемо подвергнется наказанию как неисполнптель воли высшего начальства.

2. Предлагаю всем офицерам сдать командиру корабля до прибытия в Аян все записи, журна- • лы и документы, как чистовые, так н черновики, за период описи...»

Офицеры стоя выслушали приказ Невельского и тут же по очереди скрепили его своими подписями. А на следующее

утро с такой же готовностью дали подписку о соблюдении тайны все унтер-офицеры, нижние чины и алеуты, сопровождавшие Невельского в плавании к амурским берегам...

Через два дня «Байкал» поднял паруса и тронулся в обратный путь.

Какими приветливыми казались теперь берега, мимо которых проходил транспорт! И хоть по-прежнему бурное море катило свои пенистые волны, и тяжелые тучи, закрывая небо, приносили дождь, а ветер свистел, запутавшись в снастях, — все было теперь родным: и

море, и берег, и небо, и вольный ветер, гуляющий на просторе.

На всем обратном пути неизменно продолжали опись берегов и промеры глубин.

В 37 километрах к северу от Амурского лимана Невельской увидел небольшой залив. Он тщательно исследовал его и нашел, что залив представляет более или менее удобную гавань, расположенную неподалеку от лимана. И, право, пет ничего удивительного в том, что Геннадий Иванович назвал его заливом Счастья...

А в сибирском порту Аян, где в это время находился генерал-губернатор Муравьев, уже давно потеряли надежду на возвращение Невельского. Все считали его погибшим. По приказанию Муравьева снарядили даже на поиски «Байкала» две байдарки под командованием

прапорщика корпуса штурманов Дмитрия Ивановича Орлова.

Невельской встретил его в Охотском море, неподалеку от мыса Мухтель, где Геннадий Иванович открыл еще один большой залив, названный им именем Святого Николая. Взяв на борт Орлова с его спутниками и двумя байдарками, Невельской поспешил в Аян.

... В то утро генерал-губернатор Амурского края собирался на свою обычную прогулку. Вдруг, нарушая правила этикета, к нему в комнату вбежал запыхавшийся адъютант:

— Ваше превосходительство, у входа в залив показался «Байкал»! Штабс-капитан Корсаков вышел ему навстречу.

— Немедленно приготовить катер! — распорядился Муравьев.

На «Байкале» еще не успели отдать якорь, как к борту транспорта подошел вельбот Корсакова. Взобравшись по штормтрапу на борт судна, Корсаков обрушил на Невельского ворох новостей:

— Где вы пропадали? Вас ждет инструкция, утвержденная государем! Вам надлежит отправиться в Амурский лиман для проверки описи Гаврилова!

— Инструкция? Вы опоздали с ней, дорогой Михаил Сергеевич!

— Не понимаю вас, Геннадий Иванович! Объяснитесь!

Вместо ответа Невельской протянул штабс-капитану

составленный им рапорт на имя князя Меньшикова.

— Как вы на это решились? — с нескрываемой тревогой произнес Корсаков, едва прочитав первые строки рапорта.

Геннадий Иванович только улыбнулся. Подошел Казакевич и доложил, что к «Байкалу» приближается губернаторский катер.

— Ну-с, готовьтесь держать ответ! — сочувственно предупредил Корсаков.

Муравьев, еще не приставая к транспорту, увидел Невельского, стоящего на юте.

— Откуда вы явились? — нетерпеливо крикнул генерал-губернатор.

Невельской поднес ко рту рупор и ответил:

— Сахалин — остров,- вход в лиман и реку Амур возможен для мореходных судов с севера и юга. Веко-

вое заблуждение положительно рассеяно. Истина обнаружилась. Доношу об этом князю Меньшикову для представления государю, а ныне вашему превосходительству. ..

В маленькой тесной кают-компании «Байкала» Невельской подробно доложил Муравьеву о сделанных им открытиях.

А на следующий день штабс-капитан Корсаков помчался в Петербург. Он вез рапорт командира транспорта «Байкал» Геннадия Ивановича Невельского о результатах его исследований...

# ¹¹ #

Много лет спустя, на склоне дней своих, адмирал Геннадий Иванович Невельской, оценивая деятельность русских морских офицеров на дальнем востоке нашей страны, писал так:

«Если бы я ограничился только выполнением той программы, для которой специально был отправлен «Байкал», то есть доставил бы груз в сибирские наши порты, подобно многим моим предшественникам, и не принял бы вышеупомянутых мер к раннему приходу в Петропавловск, чтобы иметь свободными летние месяцы 1849 года; наконец, если бы я, несмотря на ответственность, не решился бы по собственному усмотрению, без прямого на то повелев ия, идти из Петропавловска прямо в Амурский лиман, чтобы раскрыть истину, то мы, русские, под давлением распространившегося мнения — о положительной недоступности Амурского лимана и устья Амура, могли бы не обратить на этот край должного и энергичного внимания и вследствие этого оставались бы уверенными в упомянутом заблуждении». И дальше Геннадий Иванович, кратко перечисляя, что повлекло бы за собой «упомянутое заблуждение», писал:

«Тогда бы в минувшую войну¹¹ доблестные защитники Петропавловска, имущество этого порта со всеми судами... были бы в самом критическом положении и

могли, возможно, составить трофей в несколько раз более сильного, чем мы, неприятеля. Кроме того, плававшие около этих мест иностранные суда могли бы занять берег Татарского пролива и даже устье самой реки; .. .из этого ясно, что без своевременных исследовании и занятия устья реки и неразрывно связанных с ней берегов Татарского пролива ¹² эти места могли быть навсегда потерянными для России. Вот те важные последствия наших открытий, которые не замедлили обнаружиться». ¹²

Первым, кто по-настоящему оценил подвиг Невельского и понял всю важность его открытия, был Муравьев. Вместе с рапортом об исследованиях в устье Амура в Петербург ушло и донесение губернатора, в котором тот писал:

«Из рапорта Невельского и карты, ко мне представленной, я вижу, что Невельской превзошел все наши ожидания и исполнил данные ему инструкции с тою полнотою, точностью и самоотвержением, которые только можно ожидать от глубокой, беспредельной преданности отечеству. Сделанные Невельским открытия неоценимы для России; множество предшествовавших экспедиций в эти страны могло достигать европейской славы, но ни одна не достигла отечественной пользы, по крайней мере в той степени, как исполнил это Невельской».

А в личном письме к Меньшикову Муравьев с восхищением отзывался о Невельском, как о замечательном моряке. «Мне много случалось ходить на судах военного нашего флота, — писал Муравьев, — и видеть много смелых и дельных офицеров. Но Невельской превосходит в этих отношениях все мои сравнения».

Однако слишком велика была разница в характерах этих двух людей. Муравьев не терпел критики, отличался большим самомнением и диктаторским нравом, а дальновидный, энергичный Невельской был независим и прям. В их отношениях скоро образовалась трещина, которая в конце концов привела к очень тяжелым для Невельского последствиям.

Но не будем забегать вперед, а последуем в Петербург, куда специальный курьер доставил рапорт Невельского.