В некоторых из публикуемых писем М. К. Азадовский сделал небольшие сокращения, удалив абзацы, касающиеся вопросов личной жизни Арсеньева.

М. К. Азадовский снабдил путевые очерки и письма комментариями, в которых не ограничился формальными объяснениями фактов и событий и учетом того, где повторен публикуемый материал, а сообщил очень интересные сведения как об окружавших В. К. Арсеньева лицах, так и о подробностях его биографии и о творческом его пути.

Огромная эрудиция М. К. Азадовского и личное знакомство с В. К. Арсеньевым позволили ему дать в этих комментариях чрезвычайно ценные материалы для знакомства с самим путешественником и его окружением.

Кроме этих комментариев, М. К. Азадовский написал вводную статью, которая далеко превышает по своему значению обычные статьи такого типа. В этой статье впервые в нашей литературе разобран вопрос о литературно-художественном значении описаний путешествий. На примере книг В. К. Арсеньева, который, бесспорно, завоевал себе одно из первых мест среди писателей-натуралистов (вспомним отзыв М. Горького, видевшего в В. К. Арсеньеве соединение талантов Брэма и Купера), и отчасти Н. М. Пржевальского М. К. Азадовский доказывает, как велика художественная ценность таких произведений. Кроме того, в этой статье сообщается много интересных биографических данных о В. К. Арсеньеве и сведений о его творческих приемах, делается ряд интересных наблюдений над его стилем и сопоставлений с книгами других путешественников. Статья эта, несомненно, весьма важна не только для характеристики В. К. Арсеньева, но и для познания ценности произведений путешественников-натуралистов вообще.

Печатаемые корреспонденции тщательно выверены по газетному тексту. Но последний иногда заключает явные опечатки. В тех случаях, когда было совершенно ясно, что ошибки в тексте являются газетной опечаткой, мы их исправили. Те случаи, когда ошибка в применении научного термина безусловно принадлежит В. К. Арсеньеву, разъяснены в примечаниях. Письма В. К. Арсеньева были выверены М. К. Азадовский по подлинникам. Комментарии и вводная статья М. К. Азадовского печатаются по тексту, подготовленному им к печати.

При публикации текстов В. К. Арсеньева мы сохраняем географические названия и этнографические термины того времени: например, Императорская Гавань (ныне Советская Гавань), Никольск-Уссурийский (ныне Ворошиловск), гольды (ныне нанайцы), гиляки (ныне нивхи) и др.; сохранен также и термин «инородцы», которым в то время было принято обозначать малые народности; напомним, что тогда термин этот еще не имел того одиозного значения, которое он получил впоследствии, и широко применялся во всей этнографической литературе.

В некоторых немногих случаях В. К. Арсеньев обозначает растения и животных латинскими названиями. Ввиду того что эти латинские обозначения приведены В. К. Арсеньевым не систематически, а до известной степени случайно, мы сочли возможным в некоторых случаях, когда дается только родовое название, устранить их. Часть этих латинских названий в научной литературе в настоящее время уже заменена новыми.

Но мы оставляем их в той форме, в которой их дал В. К. Арсеньев.

Основа приложенной к настоящему изданию схематической карты средней части хребта Сихотэ-Алиня заимствована из изданной в 1951 г. Географическим издательством книги В. К. Арсеньева «Сквозь тайгу». На карту нанесен тот маршрут, который был пройден В. К. Арсеньевым в 1908 г. и к которому относятся его корреспонденции.

Помещенный в книге портрет В. К. Арсеньева взят из фотографической группы 1914 г., изображающей участников этнографического кружка; кроме того, мы помещаем факсимиле начала одного из писем В. К. Арсеньева М. К. Азадовскому.

В. К. Арсеньев — путешественник и писатель

1

Когда умер Н. М. Пржевальский, А. П. Чехов писал: «Такие люди, как покойный, во все века и во всех обществах, помимо ученых и государственных заслуг, имели еще громадное воспитательное значение… Их идейность, благородное честолюбие, имеющее в основе честь родины и науки, их упорство, никакими лишениями, опасностями и искушениями личного счастья непобедимое стремление к раз намеченной цели, богатство их знаний и трудолюбие, привычка к зною, к холоду, к тоске по родине, к изнурительным лихорадкам, их фанатическая вера в цивилизацию и в науку делает их в глазах народа подвижниками, олицетворяющими высшую нравственную силу. А где эта сила, перестав быть отвлеченным понятием, олицетворяется одним или десятком живых людей, там и могучая школа». Таких людей, как Пржевальский или Миклухо-Маклай, — пишет далее Чехов, «знает каждый школьник, и недаром по тем путям, где проходили они, народы составляют о них легенды» ^[1].

Эта проникновенная характеристика, написанная человеком необычайно чутким ко всяким проявлениям в жизни душевной красоты и высокого подвига, невольно вспоминается и при имени Владимира Клавдиевича Арсеньева. Его имя как бы завершает собой плеяду имен значительных русских путешественников: Семенова-Тян-Шанского, Пржевальского, Миклухо-Маклая, Потанина. Подобно им, Арсеньев был страстным и неутомимым путешественником, подвижником науки и любви к родине; как все они, Владимир Клавдиевич внес огромный вклад в сокровищницу русской науки и прославил свое имя — имя русского ученого — далеко за пределами своей родины, и о нем, так же как и о его великих путешественниках, создались и продолжают твориться и по сию пору легенды.

В. К. Арсеньев тридцать лет своей жизни отдал изучению нашего Дальнего Востока, став непревзойденным знатоком его во всех отношениях. Его биография насчитывает двенадцать совершенных им экспедиций, не считая различных мелких поездок и отдельных экскурсий, но по существу это число не дает еще полного представления о подлинных размерах произведенных им обследований, ибо некоторые из этих экспедиций следует рассматривать как непрерывную цепь экспедиций. Такова, например, экспедиция 1908–1910 гг., продолжавшаяся девятнадцать месяцев, во время которой Сихотэ-Алиньский хребет был пересечен семь раз. Во время экспедиции 1906 г. тот же хребет был пересечен десять раз. В общей же сложности, за тридцать лет (с 1900 по 1930 г.) Арсеньев пересек Сихотэ-Алинь двадцать пять раз.

Совершенно органично и закономерно сближение имен Пржевальского и Арсеньева. Такое сближение возникает не только потому, что Пржевальский был предшественником Арсеньева в изучении Уссурийского края, но они сближаются и многими чертами личного характера и научного метода. Пржевальский создал целую школу путешественников, составляющих гордость и славу русской науки: Певцов, Роборовский, Козлов, Г. Е. и М. Е. Грумм-Гржимайло ^[2],- все это его прямые ученики и продолжатели. И к той же школе, или, может быть, точнее сказать к традиции, созданной великим русским путешественником, примыкает и В. К. Арсеньев, — и сам он всегда считал себя «учеником и последователем Пржевальского». «Ученичество», конечно, нужно понимать не в буквальном смысле, ибо Арсеньев не только не был лично знаком с Пржевальским, но даже никогда и не встречал его, хотя его молодые годы прошли в Петербурге, и он мог бы слышать публичные чтения Пржевальского. Это было ученичество духовное, основанное на преклонении перед творческим гением Пржевальского и на рано созревшем желании следовать за ним и подражать ему в своем жизненном пути. Впрочем, можно отметить и некоторую личную, хотя и косвенную, связь. Одним из учителей В. К. Арсеньева в военной школе, — и как раз по той дисциплине, активным и славным деятелем которой пришлось ему стать впоследствии, то есть по географии, — был М. Е. Грумм-Гржимайло^[3]. Лекции М. Е. Грумм-Гржимайло и непосредственное личное общение с ним сыграли немалую роль в биографии В. К. Арсеньева и в окончательном выборе им своего жизненного пути.

М. Е. Грумм-Гржимайло был уже вполне учеником и последователем Пржевальского. О нем не раз упоминал он и в своих лекциях и, конечно, не раз называл его имя в беседе со своим молодым слушателем, в котором, пожалуй, первый угадал он будущего исследователя и путешественника.