ФБР предпочитало не заниматься борьбой с организованной преступностью прежде всего потому, что концентрировало свое внимание и ресурсы на выполнении своей главной задачи — преследовании инакомыслящих. Например, в 1959 году в Нью-Йорке 400 специальных агентов ФБР занимались слежкой за коммунистами и другими левыми и лишь четверо — вопросами организованной преступности! Известный консервативный еженедельник «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт», пытаясь создать рекламу ФБР, писал в марте 1976 года: «В последнее время ФБР проявляло растущую активность в борьбе с бандами гангстеров» . Однако, как видно даже из приводимых самим журналом данных, активность эта носила скорее показной характер: с 1961 по 1975 год было арестовано около 40 главарей организованной преступности, однако в тюрьме оказался из них только... один!
Буржуазные авторы, особенно либерального направления, отмечая, что Р. Кеннеди, будучи министром юстиции, настаивал на включении ФБР в борьбу с организованной преступностью, умалчивают о другом: ни администрация президента Кеннеди, ни администрация президента Джонсона, не говоря уже о последующих правительствах республиканцев, не требовали от Гувера ослабления усилий по борьбе с прогрессивными силами.
Более того, в последнее время стало известно, что начиная с 1966 года ФБР осуществляло так называемую операцию под кодовым названием «Завязывание глаз» («Hoodwink»), предусматривавшую использование гангстеров (!) для борьбы с Коммунистической партией США. Операция представляла собой составную часть так называемой программы «Коинтелпро» — широкой программы подрывных действий против коммунистов, антивоенного, негритянского, студенческого и других демократических движений. Вот чем, по мнению правящих кругов, должно заниматься ФБР. И не случайно проводившиеся после смерти Гувера в конце 70-х годов «реорганизации» ФБР носили косметический характер. ФБР остается политической охранкой, орудием борьбы с прогрессивными силами, с движением социального протеста.
Одиссея Фрэнка Серпико
Встречи все-таки состоялись. Но не в ту пору, когда нью-йоркский полицейский Фрэнк Серпико в течение нескольких лет тщетно добивался приема у своего начальства и отцов города. Его попытки разоблачить коррупцию в рядах полиции наталкивались на стену безразличия. Встречи состоялись только тогда, когда имя Серпико стало известно всей Америке, через несколько часов после того, как прозвучал роковой выстрел. Местом встреч были не мэрия и не полицейский комиссариат, а гринпойнтская больница, куда Серпико доставили с тяжелым ранением в голову, полученным во время рейда на квартиру торговца наркотиками. Сюда, в палату, спешили выразить ему свое восхищение и сочувствие и мэр города Джон Линдсей, и полицейский комиссар Патрик Мэрфи, и его заместители, и главный инспектор полиции, и многие другие высшие чины.
К постели больного подошел мэр.
— Полицейский Серпико,— торжественно произнес Линдсей.— Я знаю, вам очень плохо. Но я хочу сказать вам, что вы очень смелый человек и все ньюйоркцы гордятся вами.
Визит мэра длился минуту. Он вызвал у раненого лишь чувства горечи и негодования.
Почти четыре года назад он встретился с одним из ближайших помощников мэра и перечислил ему десятки фактов, свидетельствовавших о широком распространении мздоимства в полицейском управлении и о нежелании шефов полиции предпринимать какие-либо меры для его пресечения. Помощник доложил о разговоре мэру. Но тот не проявил никакого интереса к этому вопросу, отказался встретиться с Серпико и предпочел закрыть глаза на преступную деятельность блюстителей закона. Да и сейчас в больнице мэр хвалил его лишь за храбрость, проявленную в схватке с гангстерами. Он ни словом не обмолвился о том, что не меньшее мужество Фрэнк Серпико каждодневно проявлял в течение нескольких лет, ведя борьбу с преступниками в полицейской форме.
Взяточничество среди полицейских было распространено столь широко, что Серпико столкнулся с ним почти сразу же, после поступления на службу. Один из полицейских 19-го участка вручил ему конверт с 300 долларами. Он пояснил Серпико, что это была его «доля» от регулярных выплат, которые делал «еврей Макс», организатор азартных игр в их районе.
Таково было первое знакомство с нравами, царившими в полицейском ведомстве, с организованным и систематическим взяточничеством. Серпико поспешил доложить о случившемся капитану Филлипу Форану, начальнику отдела, номинально призванному вести борьбу с коррупцией в рядах полиции. Казалось, здесь-то и должны были бы заинтересоваться сообщением Серпико и начать расследование. Но слова капитана поразили Серпико не меньше, чем получение взятки. У Серпико, пояснил ему Форан, есть два пути: первый — забыть об инциденте, второй — продолжать свои разоблачения, выступить свидетелем в большом жюри. «Но после окончания суда,— предупредил капитан,— ваш труп может оказаться в Ист-Ривер».
Все попытки Серпико привлечь внимание начальства к проблеме морального разложения полицейских, их совместным махинациям с преступными элементами ни к чему не привели. Тогда Серпико предупреждает инспектора Корнелиуса Бехана:
— Я собираюсь обратиться кое-куда вне полиции.
Инспектор взорвался от возмущения:
— Если ты посмеешь это сделать, тебя ждут неприятности. Это против правил. Мы и сами можем очистить свой дом.
Однако полицейское начальство отнюдь не хотело делать генеральной уборки. В крайнем случае оно собиралось лишь навести внешний глянец, наказать одного-двух козлов отпущения, но не менять ничего по существу. Серпико же все лучше понимал, что такие показные меры ничего не изменят: коррупция проникла во все поры полицейского ведомства, стала системой.
Слухи о новичке, который не только не берет взяток, но и пытается изобличать своих коллег, стали быстро распространяться среди полицейских. Серпико начинает на себе чувствовать невидимое клеймо отверженного и обреченного. Окружавшие его полицейские бросали на него хмурые взгляды, демонстративно не здоровались. А иные открыто делали угрожающие предупреждения. Как-то один из них неожиданно приставил ему к груди нож и сказал:
— Мы знаем, как поступать с такими, как ты.
Один из арестованных Серпико участников азартных игр признался ему:
— Они собираются расправиться с тобой.
— Кто именно?
— Да тебе подобные.
— Итальянцы?
— Да нет же. Копы!1
Полицейским становится известно, что Серпико будет давать показания относительно коррупции в седьмом округе. Полицейский Роберт Станард предупредил его:
— Помни, это серьезное дело. Немало людей могут пострадать, включая тебя самого...
— Что ты имеешь в виду?
— А ты подумай-ка об этом сам.
Несколько минут спустя другой полицейский заявил Серпико, что разбирательство в большом жюри может навлечь на него неприятности, покрыть позором его семью.
— Поэтому,— многозначительно добавил он,— стоило бы дать кое-кому пару тысяч для того, чтобы он позаботился обо мне.
Это можно было понять так, что деньги предназначались для наемного убийцы.
Неподкупный, бескомпромиссный Серпико стал бельмом на глазу и у дающих, и у берущих взятки. Для борьбы против общего врага полицейские объединились с членами нью-йоркской мафии. Постепенно Серпико начинает понимать, что между миром блюстителей порядка и преступным миром существуют куда более сложные, изощренные и глубокие связи, чем ему поначалу казалось. Их сотрудничество осуществлялось в таких широких масштабах и на столь прочной организованной основе, что превратило полицейских в фактических соучастников преступного бизнеса. Между полицейскими и мафией установились определенные доверительные отношения, обмен секретной информацией, представлявшей взаимный интерес. Серпико был потрясен, когда узнал, что гангстеры заранее осведомлены о намеченных полицией налетах на места азартных игр. Более того, кто-то из полицейских покопался в «личном деле» Серпико, хранившемся в полицейском управлении, и сообщил гангстерам вАе интересовавшие их сведения о его биографии. ...Как-то Серпико удалось напасть на след сборщика ставок от играющих в числа Питера Танкреди. Обычно он стоял у входа в итальянский клуб на углу Второй авеню и 116-й улицы в Восточном Гарлеме. К нему то и дело подходили люди, что-то говорили вполголоса, после чего Танкреди скрывался на минуту за дверьми, чтобы через минуту появиться вновь. Серпико устремился вслед за ним и настиг его в кухне, где он, достав из печки лист бумаги, делал на нем очередную запись о ставке. «Вы арестованы»,— сказал полицейский Танкреди, захваченному с поличным. Но он не успел вывести арестованного на улицу, как в клубе появился известный гангстер по кличке Фабри, «лейтенант» в «семье» Вито Дженовезе. «Каким образом мафиози узнал об аресте своего подручного?»— подумал Серпико. Еще более удивило Серпико то, что высокопоставленный гангстер прекрасно знал его и даже подробности его жизни. Фабри попытался договориться с Серпико, без обиняков предложив ему деньги.