Реальная значимость действующих ограничений в большинстве случаев, однако, невысока, массированное давление частных интересов, не совпадающих с общеклассовыми интересами буржуазии, как правило, приводит к выхолащиванию соответствующих нормативных мер. В США, как уже отмечалось, монополистический капитал в настоящее время добился фактической отмены соответствующих ограничений. В ФРГ рассматриваемые вопросы регулируются, по сути дела, в общих рамках закона о политических партиях 1967 года, который, говоря о финансировании партий и кандидатов, не проводит различия между физическими и юридическими лицами ²⁶. Это означает, что за корпорациями признается право на политическое финансирование, более того, в соответствии с буквой закона право это не ограничено какими-либо конкретными размерами. Если же формально-юридические ограничения и сохраняются, то гласного контроля за их соблюдением чаще всего не ведется.

Вопрос об ограничении прав корпораций на политические пожертвования, как правило, взаимоувязывается буржуазными специалистами с вопросом о введении соответствующих ограничений и для профсоюзов. Подобный подход предопределяется классовой позицией буржуазных идеологов. Объединяя две самостоятельные, принципиально различные по своему политическому и социальному содержанию проблемы, противопоставляя «большому капиталу» организации рабочего класса, буржуазные идеологи стремятся оправдать реальное и постоянное наступление на права рабочих мнимым ущемлением прав владельцев капитала, искажают классовое содержание вопроса Причем отмеченный подход в целом характерен не только для политико-правовой мысли, но и для законодательной практики капиталистических стран.

Данным обстоятельством объясняется тот факт, что проблема регулирования прав профсоюзов на политическое финансирование в большинстве случаев в каждой конкретной стране решается формально по аналогии и во взаимоувязке с тем, каким образом эта проблема решена в отношении корпораций. Логично было бы предполагать введение более строгих ограничений к профсоюзам как одного из дополнительных средств в общем наступлении буржуазного государства на профсоюзные права и свободы. В данном случае подобная классовая установка, однако, реализована не была. С одной стороны, это объясняется успехами классовой борьбы пролетариата, дающего решительный отпор наступлению на свои жизненные права; с другой — сказалась прямая «заинтересованность» крупных правящих партий (прежде всего социал-демократических), для которых политические пожертвования профсоюзов — важный источник материальной помощи. Иногда, правда, заинтересованной стороной являются и буржуазные партии: в США, как известно, дотации профсоюзов в основном поступают в фонд демократов²⁷.

Партийная борьба нередко накладывает отпечаток на соответствующее законодательство. Так, в Англии консерваторы, воспользовавшись в свое время конфликтом между членами и руководством профсоюза железнодорожников, протащили в 1909 году в палате лордов решение, запрещающее данному профсоюзу материально поддерживать лейбористов. В 1913 году здесь, однако, был принят закон (Trade Union Act), разрешающий профсоюзам пожертвования в политических целях; последние должны осуществляться за счет специальных фондов, складывающихся из взносов членов профсоюза, за исключением тех, кто выразил свое нежелание, подписав соответствующую декларацию (contract-out). В 1927 году консерваторы добились пересмотра условий составления подобных фондов, введя требование специальной подписи членов профсоюза не в случаях несогласия, а, напротив, в случаях согласия делать соответствующие взносы (contractin). Эта в общем-то формальная деталь сразу же привела к существенному (на треть) сокращению числа сторонников лейбористов, болезненно отразившись на их партийном бюджете. Придя к власти, лейбористы в 1945 году восстановили первоначальную редакцию закона, остающуюся в силе по настоящее время.

В США профсоюзам (по аналогии с законодательством о корпорациях) долгое время юридически запрещались прямые пожертвования в политических целях — в 1943 году был принят даже специальный нормативный акт (Smith-Conally Act), регулирующий данные проблемы. Разумеется, в косвенных формах (рекламно-пропагандистская работа среди населения, в том числе и в периоды избирательных кампаний, предоставление кандидатам, в основном от демократической партии, помещений, транспорта, почтовых отправлений и т. п.) профсоюзы продолжали участвовать в политическом финансировании. Закон 1974 года с последующими поправками и уточнениями освободил профсоюзы от ограничений при использовании финансовых средств для политических нужд. Аналогичным образом данные вопросы решаются сегодня в большинстве ведущих буржуазных стран.

Давая общую оценку рассмотренному законодательству, следует признать, что правовой механизм ограничения частных пожертвований, несмотря на некоторые позитивные его стороны, в целом все же малоэффективен. Повышение его действенности — возможное при ужесточении ограничений и разработке четкого контролирующего механизма, а также соответствующей системы санкций — тормозится классовыми позициями буржуазного законодателя, нежеланием серьезно ущемлять интересы большого бизнеса. Учет этих интересов, жесткая ограниченность рамками традиционных устоев социально-политической системы капитализма обусловили поиск выхода в другом направлении, предопределяя эволюцию самого законодательства, расширение сферы его действия, варьирование технико-юридических средств решения проблемы. Практически это привело к попыткам распространить сферу законодательного регламента непосредственно на сами финансовые расходы в политических целях, то есть прежде всего на предвыборные расходы партий и их кандидатов.

Правовое регулирование партийных расходов, по существу, представляет собой своеобразный обходной маневр: законодатель стремится ограничить саму потребность политических партий в средствах на проведение избирательных кампаний, создать известные нормативные препятствия для их удорожания, тем самым как бы косвенно компенсируя неэффективность мер в области прямого ограничения размеров политических пожертвований. Подобный подход имеет свои преимущества.

Прежде всего он позволяет перенести решение проблемы из сферы взаимоотношений между частными (физическими и юридическими) лицами и политическими институтами (партиями) в сферу взаимоотношений между партиями и государством. Это обеспечивает большую свободу действий для буржуазного законодателя, позволяет решительнее и разнообразнее использовать юридическую технику при защите общеклассовых интересов буржуазии: возможность столкновения с частными интересами, непосредственное ущемление прав конкретных фирм и корпораций при этом практически исключается. Последнее, видимо, следует считать одной из важнейших причин, обусловивших интерес к данному виду законодательства, ибо забота о частных интересах бизнеса явно доминирует в действиях буржуазного законодателя.

Далее, поскольку накладываемые ограничения в таком случае адресуются преимущественно к партиям, а не к частным лицам, по-новому встает вопрос о механизме контроля за соблюдением нормативных предписаний. Его важнейшим элементом становится раскрытие партийных бюджетов, во всяком случае их расходной части, гласность предвыборных затрат партий и кандидатов. По-новому выглядит в таком случае и нарушение предусматриваемых ограничений, выходящее за рамки злоупотребления частных лиц, неизбежно приобретающее политический государственно-правовой характер. Кроме того, открывается возможность для совершенствования системы санкций, в частности в виде лишения возможности баллотироваться (или последующем лишении выборного мандата) тех кандидатов, которые нарушили финансовые предписания законодательства Забегая вперед, необходимо отметить, что к повышению эффективности нормативных мер все это, однако, не привело.