Наступал рассвет. По команде Леонова вахтенный офицер старший лейтенант Осипенко выполнял маневр по срочному погружению. Это была проверка боеготовности, учеба на позиции. Командир дивизиона Гуз одобрил инициативу Леонова, лично следил за действиями экипажа. Особой похвалы заслужили мотористы во главе с мичманом Нижним. Они научились так погружать лодку, чтобы не оставлять на поверхности пятна.

Шестые сутки Щ-202 вела поиск, не встречая даже захудалой шхуны. На седьмые Леонов заметил на горизонте смутные силуэты. В кильватерном строю шло несколько судов, оставляя за кормой едва заметный дымок. Машина заработала. Леонов скомандовал:

— Приготовиться к четырехторпедному залпу!

Это была первая в его жизни боевая атака. Не по мишеням, как было на Тихом океане, — по живым целям. Чувство уверенности не покидало командира до тех пор, пока он видел пенистые борозды, тянувшиеся на юго-запад. Но как только след стал исчезать, размываемый мелкой волной, Леонова охватила тревога. А что если промах?

Тугая воздушная волна вдруг ударила, оглушила, под ногами задрожало, и Леонов, не слыша собственного голоса, крикнул во всю мощь своих легких:

— По-о-о-беее-еда!

— Победа! — откликнулись отсеки. Четыре взрыва один за другим прокатились эхом над морем.

Была отдана команда на погружение, но Леонов на какое-то мгновение задержался, чтобы собственными глазами увидеть тонущий корабль, зафиксировать.

Лодка стремительно погружалась, а сверху уже шныряли вражеские катера, забрасывая глубинными бомбами. Сыпалась высохшая краска, подрагивал стальной корпус. Катера отставали, снова приближались. Леонов изменил курс, увеличил скорость, чтобы обмануть противника.

Всплыли в трех милях от места взрыва. В поле зрения два корабля из трех. Значит, пустили на дно судно водоизмещением 2600 тонн. Оповестили экипаж. Леонову показалось странным, что теперь не было того ликования, какое наблюдалось при взрыве. В центральном посту его встретили молчанием. Инженер-механик Амплеев, помощник Иванов, офицер-минер Осипенко и мичман Нижний при появлении командира потупились, словно были в чем-то виноваты. Оказывается, взрывом глубинки повредило правую носовую муфту и сцепление линии вала. Предстоял сложный ремонт, работа, какая возможна лишь в заводских условиях. Справятся ребята или придется возвращаться в базу?

Всю ночь Леонов с комдивом не спали, прислушиваясь к стуку в дизельном отсеке, поминутно справляясь, как идут дела.

Наутро в каюту командира стремительно вошел инженер-механик Амплеев и, вытирая ладонью пот с лица, доложил:

— Мы в полной готовности, товарищ капитан-лейтенант!

Особо инженер подчеркнул заслуги мичмана Нижнего. Без него ремонтная бригада не справилась бы в короткий срок. В заключение сказал, что предлагает представить старшину мотористов к награде за образцовое выполнение ремонтных работ в боевых условиях.

Старший лейтенант Осипенко подал заявление в первичную партийную организацию подлодки Щ-202 о приеме его в кандидаты партии. Были мнения отложить рассмотрение вопроса до возвращения в базу, но парторг Петр Блюдо сказал:

— Если поступило заявление, мы обязаны рассмотреть его. Партийная работа не должна прекращаться ни в каких условиях. Вот так.

После обеда собрались в кают-компании. Парторг зачитал заявление, биографию Осипенко. Затем слово предоставили старшему лейтенанту. Он поднялся, растерянный, смущенный.

— Ну что ж, — подсказал парторг. — Расскажи, как собираешься дальше воевать, громить врага. Ты ведь минер…

Осипенко задумался. Действительно, Щ-202 ходит на боевые позиции с первых дней войны, экипаж подобран опытный, в чем же тогда причина неудач «Щуки», преследовавших ее так долго? Ясно, что и он не оставался равнодушным к такому положению дел. М-62 потопила транспорт с войсками, М-35 — транспорт с вооружением и боеприпасами, «Малютки» трудятся на победу, одна только Щ-202 продолжает безрезультатные поиски…

Так обсуждение кандидатуры Осипенко перешло в разговор о наболевшем, о том, что было их общей обязанностью, их долгом.

С приходом нового командира ситуация изменилась, есть уже первые радостные результаты, однако успокаиваться рано, вообще успокаиваться нельзя, тем более коммунистам. Надо извлекать уроки из прошлых ошибок, чтобы не повторять их вновь, — говорили выступающие. Отмечая личную дисциплинированность, трудолюбие старшего лейтенанта, указывали также на его недостатки. Хорош не тот командир, который старается все сделать сам, но который учит подчиненных отлично выполнять свой долг.

Выступил и Леонов.

— Скажу откровенно; мне приятно служить с таким образованным, знающим офицером, каким является старший лейтенант Осипенко. Да и вся команда — дружная семья преданных партии и народу бойцов. Но хочу подчеркнуть: коммунисты должны быть всегда впереди, быть образцом в любом деле.

Суровым наказом и отеческим напутствием прозвучали речи выступавших. Осипенко, слушая товарищей, старался разобраться, где и в чем допускал ошибки. Перед ним, словно на киноленте, проходила вся его недолгая жизненная дорога, по которой он шел твердо и уверенно. Еще раз сказал словами своего заявления: «Если потребует Родина, партия, не пожалею своей крови и самой жизни…»

Председатель поставил вопрос на голосование. Старший лейтенант Осипенко был единогласно принят собранием первичной партийной организации подводной лодки Щ-202 кандидатом в члены ВКП (б).

…До заступления на вахту оставалось около двух часов Осипенко взялся было за книгу, но мыслями он все еще был на собрании, вспоминая пережитое. Сбылось то, о чем мечтал. Надо по возвращении в базу написать домой, родным, жене. Он улыбнулся, подумав, что пока воюет, подрастут его маленькие сыновья, и он будет рассказывать им, как его принимали в партию в Черном море, на глубине пятидесяти метров…

В таком приподнятом настроении он и заступил на вахту. Мысль работала четко, глаза видели малейшую точку на горизонте. Осипенко оторвался от перископа, подозвал Иванова:

— Ваше мнение, Павел Карпович?

— Вижу «юнкерс»… — сказал помощник командира. — Круто пошел вниз… Приводняется.

— Рибку обнаружили? — поинтересовался комдив Гуз. Как все коренные одесситы, Роман Романович выговаривал слова мягко; риба, пиль, мило…

Гуз проследил по карте за маршрутом вражеского самолета и пришел к заключению, что он охраняет конвой, который идет где-то там, за горизонтом. Поэтому пока особой опасности нет, можно держать глубину в шесть метров, чтобы дальше видеть.

Но Осипенко не согласился с таким предположением. Он утверждал, что самолет из противолодочного дозора, а приводнился для того, чтобы слушать пеленгатором.

— Он может навести на нас свою подлодку, — закончил Леонид Гаврилович.

— Для того есть акустики! — бросил Гуз. Осипенко и это учел. Сменившегося было с вахты отличного командира отделения акустиков матроса Галиченко он предусмотрительно возвратил назад. Сейчас нужен самый опытный, чтобы не ошибиться.

— Это вы правильно сделали, — одобрил комдив. — Я все-таки убежден, что… — он не договорил, так как из акустической Петр Галиченко доложил:

— Отчетливо слышу работу винтов подводной лодки. Немедленно было отдано распоряжение погрузиться на тридцать метров. Но «Щука», словно ее кто сдерживал, погружалась медленно. И тут Леонов услышал тревожный крик командира отделения акустиков:

— Лодка противника выстрелила торпедой!

— Глубже, еще глубже! — скомандовал Леонов. Звук винтов торпеды слышался настолько ясно, что у Михаила Васильевича холодок побежал по спине. Он схватился обеими руками за поручни. Стрелка глубиномера валилась вправо: одиннадцать, пятнадцать, восемнадцать метров… Кажется, пронесло.

— Пронесло! — в ответ на немой вопрос Леонова послышался голос Галиченко.

Но враг не оставил «Щуку» в покое. Вслед за первым последовал еще выстрел. Торпеда ушла в сторону, шум ее винтов вскоре утих.

В центральном Леонов застал Осипенко и Гуза. Они о чем-то мирно беседовали. Увидев Михаила Васильевича, комдив улыбнулся и, кивнув на Осипенко, сказал: