Всего лишь за две недели ее отсутствия он здорово потерял в весе и теперь выглядел таким хрупким и уязвимым, что по ее лицу невольно побежали горячие слезы. Белоснежные волосы были всклокочены и явно нуждались в стрижке. Ей было так трудно уговорить Джозефа вызвать парикмахера, что она даже пригрозила ему тем, что обрежет его волосы сама. В конце концов, она твердо сказала ему, что пригласит парикмахера, как только вернется из отпуска.
Джози пронзила боль, когда она подумала о том, что десять лет назад они были совсем не такими седыми. Его волосы очень походили на ее, вот только в них была проседь — таким она увидела его тогда, когда он подошел к ее больничной койке, к испуганной девочке, волею судьбы заброшенной в чужую страну.
Она никогда не сможет забыть о том, как он тогда откашлялся и с блеском в глазах произнес с таким родным австралийским акцентом: «Привет, милая! Я твой дядя Джозеф, но, пожалуйста, зови меня просто Джозефом».
Все люди, начиная с полицейских и кончая больничным персоналом, все без исключения, были очень добры к ней, после того как к ней вернулось сознание в той лондонской клинике и ей сообщили страшную весть о том, что ее родители погибли в автомобильной катастрофе. Джози было всего четырнадцать лет, и осознание того, что она находится одна-одинешенька в чужой стране, привело ее в состояние, близкое к шоку. Но шок этот продолжался только до тех пор, пока в ее палате не появился высокий пожилой мужчина со смеющимися глазами, прилетевший за ней с другого конца света. То, что кто-то ради нее преодолел такое расстояние и решился на все тяготы, неизбежно связанные со столь дальним путешествием, наполнило ее сердце сначала удивлением, которое, впрочем, быстро переросло в неприкрытое обожание.
Она смогла только вспомнить о том, что ее отец действительно пару раз упоминал в разговоре имя своего старшего брата, но она была совершенно не в курсе разногласий между ними, разногласий, в результате которых она никогда не видела его раньше. Джозеф просто взял ее маленькую ручку в свою большую и надежную и привез к себе домой. И она ответила на его благородство и любовь с той нежностью, на которую только и способно изголодавшееся по любви сердце…
Сколько времени просидела она вот так у изголовья Джозефа, вспоминая о прошедших днях?.. В порыве любви и благодарности Джози приподняла его вялую руку и прижала к своим губам. Он слегка заворочался, а после снова затих.
— О, мой дорогой, — прошептала девушка. — Тебе удалось тогда заменить мне родителей, ты подарил мне тепло и уют своего дома. Я все на свете сделаю, чтобы облегчить твои страдания!
В коридоре раздался звук тяжелых шагов.
— Извините, сэр. Но я действительно не думаю… — донесся до Джози голос медсестры.
На пороге палаты возник хмурый Феликс Круз.
— Боюсь, что если вас надо подвезти, то я больше не могу ждать.
Он вошел в палату и уставился на распростертое на кровати тело. Следом за ним в палату вошла старшая медсестра. Джози увидела, что эта женщина гневно смотрит на небритого Круза.
Он по-деловому взял кисть Джозефа, чтобы нащупать пульс, и Джози с радостью вспомнила о том, что Феликс — врач.
— Этот человек без сознания, сестра?
Сестра открыла было рот, но не успела что-либо сказать, потому что вмешалась Джози.
— Нет, но ему дали столько успокоительного, что я даже не смогла разбудить его.
— Это что, абсолютно необходимо, да, сестра?
— Но, сэр, я не думаю, что вы…
— Меня зовут Феликс Круз, сестра… — он взглянул на ее значок, — сестра Ховард. Я — врач!
Джози с изумлением увидела, что лицо сестры залилось краской.
— Да, я… дело в том, что… очевидно, он был очень агрессивен…
— Джозеф агрессивен? — Джози вскочила на ноги. — Джозеф очень добрый и покладистый человек. Черт возьми, что вы с ним сделали, если он стал агрессивен?
— Джози, успокойтесь и посидите здесь, а я перекинусь парой слов с сестрой.
Девушка была не просто напуганной — в ней закипал гнев.
Видя это, Феликс улыбнулся и очень тихо произнес:
— Прошу вас, Джози, спокойнее. — Не дожидаясь ее ответа, он направился к двери.
Он увел за собой все еще пунцовую сестру. Джози молча смотрела им вслед. Несмотря на свое состояние, она заметила, как сильно изменила улыбка лицо Феликса. Его глаза излучали тепло и сочувствие.
Джози опять села на стул, и взгляд ее обратился на Джозефа. Джозеф — агрессивен?! Что ж, дураков он действительно переносил с трудом и в работе бывал беспощаден. Но даже самые ярые его недоброжелатели не могли бы назвать его агрессивным. И даже во время болезни, когда он стал невероятно беспомощным и даже капризным, он не выказывал ни малейших признаков агрессивности, ничего такого, что могло бы осложнить уход за ним. Так что же такое с ним пытались делать, если ему пришлось прибегнуть к столь сильным возражениям?
Девушка глубоко вздохнула и взглянула на часы. Хотя сквозь оконные стекла в палату еще проникал дневной свет, было уже гораздо позднее, чем она думала. В голове у нее шумело, и она понимала, что устала настолько, что больше не может здесь оставаться. Она вспомнила, что и Феликс тоже жаловался на головную боль. Еще бы! Девушка встала и, перед тем как выйти, нежно поцеловала дядю в бледную щеку.
Выйдя из палаты, Джози сразу увидела долговязую фигуру Феликса — он изучал историю болезни, стоя у столика сестры. В шортах, с голыми ногами, он выглядел довольно комично. При виде ее он отдал карту и поспешил ей навстречу. Он предупредительно поддержал девушку под локоть, и так, прихрамывая, с его помощью и добралась она до машины. Ведя машину среди лавины транспорта, Феликс оставался нем.
Как же это было здорово — расслабиться и помолчать! Джози пыталась было думать о Джозефе и Сэме, но усталость навалилась на нее, и она заснула…
Первое, что она осознала, проснувшись, так это то, что находится вовсе не в своей постели. Незнакомая комната была погружена в темноту — свет пробивался только из-под дверной щели. Джози поискала светильник у изголовья кровати и, найдя его и включив, обнаружила, что лежит на кровати в спальне миссис Иствуд, накрытая пледом. Боль в ноге тут же напомнила ей о том, что произошло. Девушка чувствовала себя совершенно разбитой. На ней по-прежнему была блузка, вот только джинсы с нее сняли.
Но кто?..
Щеки Джози затопила волна краски от мысли, что к ее телу мог прикасаться только Феликс. Он… расстегивал молнию… и спускал джинсы…
Сегодня утром она надела новое белье — черный кружевной лифчик и такие же узенькие трусики, практически не оставлявшие воображению никакого простора.
Когда раздался стук в дверь и Феликс просунул голову, все эти мысли явно были написаны на лице девушки.
— Отлично, я догадался, что вы уже проснулись. Есть хотите?
Внезапно Джози поняла, что и впрямь ужасно голодна. Но единственное, что она могла делать в данной ситуации, — это кивать, глядя на него широко раскрытыми глазами. Его губ коснулась улыбка.
— Я и это предвидел. Идите в ванную комнату, а я организую ужин.
Некоторое время после ухода Феликса Джози сидела, не двигаясь и ничего не соображая. Наконец ей пришло в голову взглянуть на часы. Была уже почти полночь, а из больницы они уехали не позднее пяти. Сколько же времени она проспала!
На спинке стула, стоящего неподалеку, лежали ее джинсы. Надевая их, она почувствовала, что лодыжка все еще болит, однако когда она послушно поплелась в ванную комнату, то осознала, что боль все же стала значительно слабее.
На кухне, куда Джози пришла после душа, она увидела Феликса, стоящего возле старенькой плиты миссис Иствуд. Выглядел он теперь, правда, иначе, чем днем. Если Джози сочла его весьма интересным мужчиной, когда он был небрит и небрежно одет, то теперь она поняла, что он просто-напросто писаный красавец. У нее даже дух захватило — так он был хорош в кремовой рубашке с длинными рукавами и черных брюках, ладно сидящих на его узких бедрах.