Афинский театр, возникший в период общенародного подъема, которым сопровождалось формирование демократического государства, сразу же стал ареной борьбы идей и мнений, складывавшихся в обществе. Самые волнующие, самые злободневные проблемы находили выражение в образах, созданных великими трагиками Эсхилом, Софоклом и Эврипидом.
«Отец трагедии» Эсхил, современник греко-персидских войн, участник сражений при Марафоне, Саламине и Платеях, был поэтом становления афинской демократической государственности. В своей трагедии «Персы» (472 г.) он ярко изобразил победу афинян при Саламине как торжество народовластия, коллектива свободных граждан, далеко превосходящих в моральном отношении подданных персидского даря, бессловесных рабов единодержавного владыки. Прославление гражданского мужества, патриотического долга, героизма составляет смысл другой трагедии Эсхила — «Семеро против Фив».
Одно из самых замечательных творений Эсхила — трагедия «Прикованный Прометей». В образе непримиримого богоборца и защитника человеческого рода титана Прометея Эсхил отразил подъем всех творческих сил афинян, пафос освоения научных знаний, непреклонное стремление людей к достижению поставленных перед собою целей. Величественный образ несгибаемого борца за свои идеалы, за счастье людей, созданный Эсхилом, получил новое осмысление в творчестве Гете, Байрона, Шевченко и многих других писателей и поэтов. Маркс называл Прометея «самым благородным святым и мучеником в философском календаре»[18].
В последнем произведении Эсхила, единственной дошедшей до нас целиком античной драматической трилогии «Орестея» (458 г.), особенно отчетливо раскрывается в системе мифологических образов центральная проблема творчества великого древнего трагика: афинская демократическая государственность, освященная божественным провидением, приходит на смену нравственным нормам родового строя.
В историю мировой литературы Эсхил вошел как «ярко выраженный тенденциозный поэт» [19], основоположник гражданской, патетической и оптимистической по своему идейному звучанию трагедии.
Софокл, второй великий трагик древней Греции, раскрыл в своем творчестве противоречие, в которое вступала личность, начинающая высвобождаться из полисных связей, с требованиями коллективной, общинной солидарности. Драматурга восхищает смелость, решительность, самостоятельность человека. Вместе с тем Софокл чувствует, что полное освобождение личности от обязательств, накладываемых на нее полисной моралью, грозит распадом всему афинскому государству. Видя неизбежность этого кризиса, Софокл воспринимает объективную необходимость общественного развития как всемогущий рок, таинственную силу, которая в конечном счете подчиняет себе и богов и людей. Но в созданных им образах смелых и сильных героев — Антигоны, Эдипа воплотилось представление поэта об идеале человека, смело вступающего в борьбу с судьбой, принимающего на себя полную меру ответственности за свои поступки перед коллективом граждан.
Мировоззрение Эврипида, младшего современника и постоянного соперника Софокла, складывалось в период кризиса афинской демократии. Как чуткий и вдумчивый художник, он отразил явления, порожденные кризисом полисной идеологии, морали и этики: религиозный скептицизм и индивидуализм.
Боги у Эврипида — это уже не те всеблагие существа, покровители государства и семьи, какими их изображали Эсхил и Софокл. У Эврипида они завистливы, мелочны, мстительны, способны из ревности погубить чистого, честного, смелого человека. Такова судьба Ипполита или обезумевшего Геракла в одноименных трагедиях Эврипида. Внутренний мир человека, обуревающие его страсти — любовь, ревность, радость, печаль — интересуют Эврипида в первую очередь. Созданные им образы — например, Медеи, — отличаются исключительной глубиной психологической характеристики. В отличие от Софокла, показывавшего людей, «какими они должны быть», Эврипид стремился изображать людей такими, «каковы они есть». В своих трагедиях он ставил перед зрителями самые острые проблемы общественной и индивидуальной морали, заставлял их раздумывать над своим местом в обществе, над отношением к жизни и людям.
Общественное значение афинского театра особенно возросло в годы Пелопоннесской войны, когда перед многотысячной аудиторией, собиравшейся из всех деревень и деревушек Аттики, были со всей остротой поставлены вопросы войны и мира. Немало внимания уделяла им трагедия Эврипида, но наиболее актуальным в политическом отношении жанром являлась древняя аттическая комедия, которая и по своему происхождению, и по своим социальным симпатиям, и по художественному обличию была наиболее близка крестьянству и наиболее ему доступна. Именно древняя комедия взяла на себя защиту и представительство интересов аттического земледельца, выполняя свою роль с присущей ей с самого зарождения политической остротой и смелостью.
Древняя аттическая комедия, крупнейшим представителем которой является Аристофан, была жанром очень своеобразным. По свидетельству знаменитого древнегреческого ученого Аристотеля, она возникла из импровизаций зачинателей хоровых фаллических песен в честь бога Диониса, сведения о которых содержатся также и в других античных источниках. Это сообщение античного энциклопедиста уводит нас в древнейшие эпохи существования человеческого общества.
Фаллические процессии — это обрядовые празднества, посвященные прославлению животворящих сил природы. Первобытный человек, едва только освоивший приручение скота и землепашество, знал уже, что весна и лето несут ему новый урожай, новый приплод скота, сытную еду на всю зиму. Он радостно приветствовал наступление весны, когда пробуждается от зимней спячки природа, покрывается молодою листвою лес, пробиваются из земли первые побеги. И поэтому у самых различных народов отмечались праздники зимнего солнцеворота и весеннего равноденствия, — праздники, до сих пор сохранившиеся в современной христианской обрядности в виде рождества и масленицы. Были такие праздники и у древних греков.
Шумная толпа земледельцев обходила поля и деревни, распевая хором веселые и достаточно откровенные песни в честь богов, посылающих на землю солнечные лучи и дождевую влагу, дарующих обильный урожай и сытную пищу. Такая веселая толпа пирующих называлась по-гречески «комос». Песня («одэ»), исполнявшаяся участниками гулянки, могла быть поэтому названа «комодия», то есть «песня комоса». Отсюда и происходит слово «комедия».
Не исключено, что в состав праздничных увеселений входили также игры ряженых, одетых в маски животных или птиц и разыгрывавших нехитрые сценки. Можно представить себе, что толпа гуляк из какой-нибудь деревни встречалась с такой же толпой из другой деревни, и тогда возникал шуточный спор, перебранка двух хоров или их вожаков. Могло, впрочем, случиться и так, что запевала рассказывал какую-нибудь смешную историю, а хор перебивал его импровизированными куплетами. Как бы то ни было, именно из песен этой веселой и шумной толпы возник зародыш будущей литературной древнеаттической комедии.
При этом особенно важно отметить, что песни хора часто становились средством насмешки и обличения негодных членов общества, которых в условиях родового строя, разумеется, хорошо знал каждый присутствующий. Эти насмешки могли быть направлены против лиц, нарушивших моральные нормы первобытного общежития, — против трусов, опозоривших себя в бою или на охоте, против алчных родовых вождей, стремящихся урвать себе большую часть добычи.
Древние ученые рассказывают, что в далекие уже для них времена простые земледельцы, притесняемые каким-нибудь богатым человеком, собирались ночью около его дома и распевали песни, изобличающие корыстолюбие и жестокость обидчика. Нашему читателю легко сопоставить эти приемы социальной самозащиты хотя бы с веселым бесчинством парубков, позорящих в песне Голову из гоголевской «Майской ночи». Утром песня крестьян становилась, естественно, достоянием всех соседей, что едва ли могло доставлять удовольствие богачу, ставшему предметом насмешек. Недаром Гоголь говорил, что «насмешки боится даже тот, который уже ничего не боится на свете»[20].