С некоторых пор Ли Чан привык заносить в свою записную книжку все, что ему казалось важным и нужным: клятву, приносимую при вступлении в партию; основные требования, предъявляемые к членам партии, как, например, требование хранить до смерти верность делу бедняков, быть единодушными в опасности («Бросаться в Хуанхэ — так всем вместе»), дружно принимать решения, подчиняться приказу, платить членские взносы, соблюдать тайну даже от отца, матери, жены, если они беспартийные… В трудные минуты, перелистывая свою книжку, Ли Чан находил там ответ на свои вопросы и сомнения. У этого некрасивого, веснушчатого юноши был общительный, веселый характер, он умел и поговорить, и песню спеть.

Все трое усердно изучали «Вопросник по земельной реформе». Но каждый по-своему понимал прочитанное. Перед Ли Чаном, быстро воспринимавшим все новое, сразу вставали живые люди деревни. Он тут же указывал, кто из них помещик, кто кулак, кто середняк, с кем следует бороться, о ком следует позаботиться.

— Вот это здорово! Правильно! — Он не переставал восхищаться партией, председателем Мао, и постоянно восклицал — Так и нужно расправляться с кровопийцами! Наконец-то бедняки вздохнут свободно!

Земельная реформа в деревне Теплые Воды казалась ему несложным делом, и он думал, что они легко с нею справятся.

У Чэн Жэня было больше опыта. Еще прошлой весной он участвовал в новом, справедливом распределении трудовых повинностей. Перелистывая список жителей деревни с обозначением количества земли у каждого, он характеризовал крестьян, вынося свои суждения с большой осторожностью.

— О небо! — восклицал он. — У Ли Да-хая тридцать му земли! Но разве он кулак или середняк? Ведь такую землю и даром никто не возьмет!

Или:

— Что? У Лю Чжэнь-дуна мало земли? Всего три му? Но ведь это земля орошаемая!

Или:

— Ли Цзэн-шань — бедняк? Но ведь у него ремесло! И он женился, а у жены даже новое ватное платье!

К переделу земли он относился с чувством величайшей ответственности. Хорошо, если удастся удовлетворить всех в деревне, если все признают передел справедливым. А если они не справятся с этой задачей и допустят ошибки? Тогда неизбежно недовольство, работа может провалиться.

Чжан Юй-минь внимательно слушал товарищей, но сам высказывался мало. Его заботило только одно: сколько у них сил, на кого можно будет опереться, и сумеют ли они окончательно подавить силы старого. Он твердо знал, что передел будет осуществлен — ведь за него партия и Восьмая армия. Против земельной реформы никто не посмеет выступить открыто. Но как воодушевить и поднять народ, чтобы он сам добился своего освобождения, чтобы он с корнем вырвал феодализм?

Чжан Юй-минь понимал, что активу необходимо опираться на массы. «А народ еще темен, — думал он, — часто колеблется, еще не умеет заглядывать в будущее, при первой неудаче принимается бранить активистов».

При этом он отлично понимал, что активисты еще недостаточно умело руководят крестьянами. Он надеялся, что из района пришлют более опытных людей, которые помогут провести земельную реформу.

Вскоре в деревне Мынцзягоу (в семи ли от Теплых Вод) было созвано собрание. Там состоялся суд над знаменитым на всю округу помещиком-злодеем. Избить любого, кто ступил на его землю, изнасиловать женщину — было для него делом обычным. Все знали, что он торговал опиумом, прятал оружие и боеприпасы.

На суде присутствовало много крестьян из деревни Теплые Воды во главе с активом. Каждый обвинитель — их были десятки — как только начинал перечислять преступления помещика, не выдержав, тут же набрасывался на Чэнь У. Даже женщины вскакивали с мест, понося его, размахивая руками в браслетах.

Крестьяне из Теплых Вод сначала удивленно, молча, наблюдали за происходившим, но скоро и сами присоединились к общему возмущению. Тут они поверили, что придет черед и Теплым Водам рассчитаться со своими угнетателями. На другой же день решено было, что медлить больше нельзя: надо снова отправить Чжан Юй-миня в район, с просьбой поскорее прислать опытных людей. И вот через два дня в деревне появилась группа товарищей в военных гимнастерках, с вещевыми мешками на спине.

Августовским вечером, около середины седьмой луны по старому календарю[16], бригада из района вошла в деревню через решетчатые ворота с северо-восточной стороны. Член бригады Дун, председатель районного комитета профсоюза, тридцать лет проработавший в батраках, направился к зданию кооператива искать Чжан Юй-миня. Трое его спутников — по внешнему виду это были люди из уезда или, может быть, даже из центра провинции — остались дожидаться у ворот школы. Они сняли вещевые мешки, вытерли потные лица и стали с интересом озираться вокруг, читая расклеенные на стенах лозунги, заглядывая во двор школы.

Напротив школы, под деревьями, сидели, отдыхая, крестьяне. Они с любопытством рассматривали вновь прибывших и втихомолку обменивались замечаниями. Возвращавшиеся с полей тоже задерживались, приглядываясь к незнакомцам. Всеобщее внимание привлек молодой человек среднего роста с высокомерным лицом, который попытался было пошутить с вертевшимся тут же мальчиком. Но тот, непривычный к чужим, смущенно закрыл лицо руками и убежал.

Второй, ростом пониже, постоял немного и пошел вслед за Дуном к кооперативу, спросив на ходу:

— Эй, земляки, Чжан Юй-минь в кооперативе?

Третий, самый худощавый из них, спокойно продолжал стаять у ворот, вторя песне, доносившейся из школы: «Восток алеет, солнце встает. Родился в Китае Мао Цзэ-дун…»

Из кооператива вышли Чжан Юй-минь со старым Дуном и Ли Чан с Лю Манем, загорелым дочерна молодым парнем. У школы они поздоровались с прибывшими, вскинули на спину их вещевые мешки и повели гостей в южную часть деревни. Худощавый бросился за своим мешком, но споткнулся о камень и еле удержался на ногах. Кругом засмеялись. Смущенный парень снова кинулся было догонять, но Ли Чан с Лю Манем отошли уже довольно далеко, и он только крикнул им вслед:

— Нет, нет, я сам понесу свой мешок!

Чжан Юй-минь привел бригаду в дом старика Ханя, бедняка, этой весной вступившего в партию. Он занимал один из домов Сюй Юу, который ему выделили по предложению Чжан Юй-миня. Сын старого Ханя только недавно, после демобилизации, вернулся из провинции Шаньдун. Восьмилетний внук Ханя уже ходил в школу. Старый Хань поместил приезжих в пустовавшей западной комнате, опрятной и тихой, и стал вместе со своей старухой хлопотать на кухне, чтобы накормить и напоить их. Ли Чан с хозяйским видом сразу предложил усесться на кане и, обведя всех дружелюбным взглядом, с удивлением заметил хуцинь[17], привязанный к вещевому мешку одного из прибывших.

Старый Дун перезнакомил товарищей:

— Это Чжан Юй-минь, секретарь партийной ячейки. А это, — указал он на человека с высокомерным лицом, у которого за поясом торчал револьвер, — Вэнь Цай, а тот, сухощавый, — Ху Ли-гун, а вот этот, самый младший, — товарищ Ян Лян.

Затем Дун вытащил из-за пазухи и передал Чжан Юй-миню пакет с письмом секретаря районного партийного комитета, в котором он уполномочивал бригаду провести земельную реформу в Теплых Водах.

— Сколько у вас членов партии? — тоном следователя задал вопрос Вэнь Цай, не обращая внимание на предостерегающий взгляд Ян Ляна.

— Товарищи, наверно, проголодались, надо сначала накормить их, — сдержанно ответил Чжан Юй-минь. — Хань Тин-шуй, помоги отцу поскорее приготовить ужин, а ты, Лю Мань, беги в кооператив, отвесь муки.

Не слушая протестов Ян Ляна, заявившего, что они будут столоваться у крестьян, как полагается командированным, получая зерно по талонам, а приварок за деньги, Чжан Юй-минь пошел в комнату хозяйского сына, принес оттуда лампу на высокой ножке и зажег ее.

— Отдохните немного, я скоро приду, — сказал он старому Дуну и торопливо вышел.