Когда ковш наполнился металлом, парень в тужурке насадил на конец ломика глиняный наконечник и залепил им отверстие. А ковш с жидким металлом поднесли к формам.

Ашир как завороженный смотрел, на край ковша, словно ожидая чуда.

— Лейте! — громко сказал мастер. Он держался спокойно, и его уверенность покорила Ашира.

Шум немного утих. Ковш склонили над формой, и весь цех мгновенно озарило вспышкой молнии. Яркие искры-капельки взметнулись к потолку, они гасли в воздухе и на земляной пол посыпались горячие порошинки.

Залили одну форму, затем вторую. На очереди была третья, самая большая. Мостовой кран, громыхая, поднес к желобку вагранки другой ковш величиной с большую бочку. И опять пробили лётку, и опять потемневшее было дно желобка стало белым, будто по нему текло парное молоко. Прошло несколько минут, и кран бережно и легко, как елочную игрушку, отнес наполненный металлом ковш в конец цеха, и снова там пошел огненный дождь.

Пока заливали последнюю форму, неподалеку вынимали из земли уже отлитые заготовки деталей. Они были громоздкие, шершавые, с глубокими оспинами, не сразу угадывались в них будущие части машин.

Литье закончилось. Стало тихо, как после урагана, от этой тишины звенело в ушах. Над полом поднимался голубоватый дымок.

Зацепив клещами отлитую деталь, Захар Фомич вышел из цеха. Ашир уже начал беспокоиться, что мастер про него забыл. Мимо сновали рабочие, поэтому он не сразу заметил, как к нему подошел валкой походкой борца рослый парень в безрукавке с большими вырезами подмышками и на груди. Чисто выбритая голова его блестела, лицо выражало добродушие. Ашир обратил внимание на его короткую толстую шею и по-детски припухшие губы. Широко расставив ноги, с полусогнутыми в локтях ручищами, он остановился и молча посмотрел на Ашира.

— Ты и есть тот слесарь? — проговорил он неожиданно тонким, певучим голоском, бесцеремонно разглядывая Ашира. — А я думаю, что там за трудовой резерв прибыл.

— Мне мастера надо, — угрюмо отозвался Ашир, давая понять, что он совсем не склонен к долгому разговору.

— А ты подожди ерепениться, я же тебя и сведу, а если хочешь, даже снесу к Захару Фомичу, — нисколько не смутился здоровяк, и на лице его заиграла озорная улыбка. — Идем, он в слесарной.

Аширу ничего не оставалось, как пойти с ним к невысокому зданию, находившемуся позади литейного цеха.

В светлом и просторном помещении мастерской Ашир с радостью увидел знакомые инструменты, разложенные на столах. Он с удовольствием повторил про себя их названия, даже поискал глазами пилку с узкой стальной ленточкой, которую не сразу заметил на стене. Было в мастерской много и не знакомых Аширу инструментов.

Школьную мастерскую с этой трудно было сравнить — оборудование здесь было новое и самое разнообразное.

«Да, на таком большом заводе можно многому научиться», — с гордостью подумал Ашир.

Захар Фомич возился у какого-то ящика. Прежде всего старик спросил у Ашира, устроился ли он в общежитии.

— Устроился, даже комнатку получил…

После того, как Ашир осмотрелся, Захар Фомич ознакомил его с работой слесаря-каркасника. Он рассказал, для чего нужны каркасы и как они делаются.

С робостью и уважением Ашир держал в руках легкую решетку из железных прутиков и проволоки. И хотя мастер сказал, что такие решетки нужды для отливки деталей, он пока еще не понимал, зачем так изогнули эти прутики, да еще переплели их проволокой.

Захар Фомич старался сразу же заинтересовать новичка. Он рассказывал обо всем просто и подробно, понимая; что от того, какими глазами в первый раз взглянет Ашир на порученное ему дело, зависит все — либо он будет трудиться, пусть даже аккуратно, но без радости и страсти, либо вложат в свою работу всю душу.

— Дело твое, Ашир, интересное и нужное, — со стариковской назидательностью говорил Захар Фомич. — Слесарь готовит каркасы для стерженщиц. Те готовят стержни, нужные формовщикам для изготовления форм, без которых и литейщики не отольют детали. А детали, в свою очередь, попадают к фрезеровщикам и токарям. Вот и выходит, что никто из них не обойдется без каркасника, ведь детали машины начинают рождаться у него в руках…

После слов мастера Ашир уже иными глазами взглянул на каркас, который он держал. Теперь железные прутики показались ему косточками живого существа, которые скоро обрастут плотью.

— Ты, Ашир, будешь делать машины. Понимаешь, машины! — горячо говорил старый мастер. — Когда я встречаюсь с колхозниками, что приезжают сюда, к нам, за машинами, так, поверишь ли, годков этак тридцать с плеч сбрасываю. Да и как же не радоваться, если эта машины сделаны моими руками!..

Ашир смотрел на Захара Фомича, и ему почудилось, что старик в самом деле помолодел, — столько задора и огня было в его глазах.

— Выйдет машина в поле, хлопкороб спасибо за нее скажет тому, кто ее сделал. Тебе, Ашир, скажет спасибо! — воскликнул мастер.

Старик повел Ашира в шишельную, чтобы показать, как делаются стержни. Невысокая полнолицая девушка взяла из рук Ашира каркас, который он принес с собой, и уложила его в деревянный ящик с землей. Она утрамбовала влажную сероватую землю, потом перевернула ящик на железный противень. Когда девушка осторожно подняла перевернутый вверх дном ящик, Ашир увидел на противне что-то напоминавшее ему игрушечного коня.

Девушка счистила ножичком с этой игрушки прилипшие опилки, волоски, загладила ямочки и поставила противень в темную печь, похожую на несгораемый шкаф с тяжелой железной дверцей.

— Вот так делаются стержни, — сказал Аширу Захар Фомич. — Потом их сушат и отправляют к формовщикам. Без стержней нельзя отлить деталь с углублением или сквозным отверстием внутри… Научишься и стержни делать.

Трудно было сразу все запомнить. Ашир слушал мастера, наморщив лоб, с озабоченным видом, но сердце его переполняла гордость: он будет делать машины!

— Зубенко, инструмент ему дай какой получше, — обращаясь к здоровяку, распорядился Захар Фомич, когда они вернулись в слесарную. — И растолкуй, что к чему. А ты, Ашир, спрашивай, когда непонятно. Стараться будешь — быстро освоишься. Учиться тебе и здесь придется. Да не только в мастерской, но и в стахановской школе. Это мы сегодня же решим.

Когда мастер ушел, Максим Зубенко надел поверх безрукавки фартук и принялся рубить толстую проволоку.

— Парадную форму тебе придется снять, для работы будет удобнее, — певуче проговорил он, не отрываясь от дела. Работал Зубенко весело, будто играючи, металл под его молотком звенел на разные лады. Лекции читать я не умею, — продолжал он. — Буду учить показом, смотри и вникай. С этого вот и Федор недавно начинал. — Зубенко кивнул головой на второго слесаря, высокого сутуловатого парня, молча рассматривавшего шаблон, оставленный мастером. — А теперь попробуй потягаться с ним!

Молоток поддакнул ему и бойко заплясал в дробном перестуке.

Вскоре нашлось дело и Аширу: ему поручили разматывать проволоку. На вид моток был невелик, Максим легко поднимал его один. Но когда взялся Ашир, оказалось, что это не так просто. Ему стоило больших трудов сдвинуть моток с места.

Под рукой у Зубенко лежало несколько мерок. Он рубил прутики разной величины, а покончив с ними, принес тонкую проволоку, похожую на струны дутара.

— Теперь смотри, что я буду делать, — оказал он, взмахнув над столом обеими руками, словно собираясь показать удивительный фокус.

Ашир и так не сводил с него глаз.

— Берем этот стержневой ящик, шаблон, и кладем его на стол.

Аширу показалось, что это не шаблон, а долбленое корыто, только с хитроумными изгибами и выступами внутри.

— По нему и будем делать каркас.

Зубенко снял с гвоздя висевшую на стене сетку и вложил ее в ящик. Металлическая сетка плотно к нему прилегала, точно повторяя все его изгибы и выступы. Ашир вынул сетку, повертел ее в руках и попробовал растянуть. В ее прочности нельзя было усомниться, чувствовалось, что сделана она не кем-нибудь, а именно Максимом Зубенко.